Как понимают веру малыши?
О чем дети молятся? Как они воспринимают происходящее в храме? Как представляют себе грех? И как по-своему они интерпретируют евангельские события? Делимся трогательным отрывком из книги протоиерея Павла Карташева «Любовь не ищет своего»
Наш мир, в котором мы живем, наш прекрасный Божий мир, который мы так любим, похож он на Царство Божие? Мудрые и чистые сердцем люди говорят, что похож, но не очень. Человек похож на свое отражение? Да. Но только похож, а разница между живым человеком и отражением неизмеримая.
В Царстве Божием есть и луга в цветах, и теплые ветры, и гладкие озера, окруженные лесами, и поющие на разные голоса птицы. Но цветы там несравненно ярче; леса благоухают так, как никакой лес на земле не может; а птицы поют настолько искусно и нежно, что если бы хоть одна такая из Царства Божьего опустилась на землю и запела, мы бы заслушались ее и обо всем забыли.
В Царстве Божием (или, как его еще называют — в Царстве Небесном) все как в чудесной и очень красивой сказке: там многое выглядит неожиданным, там все или почти все — наоборот. Иисус Христос говорит, что в Царстве Небесном больше всех тот, кто чист и прост душой, как дитя. Он даже так говорит: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:3). Это Он учит Своих учеников, уже взрослых людей, которые, повзрослев, потеряли что-то очень важное, и им теперь нужно обратиться, обернуться, вернуться назад, чтобы это отыскать. Найти веру, доверие Богу и родителям, всем добрым людям. Найти снова бескорыстную любовь.
Двое мальчиков сидят в песочнице — строят крепость. Я читал на лавочке рядом и вдруг прислушался. Было к чему.
— А я неверующий! — заявил один.
— Ты когда родился, — спокойно возразил другой, — был верующим. А потом тебя взрослые обманули.
Этому мальчику на вид лет пять, не больше. Дети, известно, впитывают все разговоры, движения, даже настроения близких людей. Что-то немногое скоро выдают, но основное складывают глубоко, на дно души. А что сразу выдают, то иногда и забавно, и очень верно.
Папа просит сына перед обедом:
— Вот, теперь сам молись.
— Как?
— Ну ты скажи самое главное.
Сыночек, ему три года, стал в мгновение серьезным и напыжился.
— Боже! — вздохнул он. — Аминь!
А о похожей краткой молитве, и не молитве вообще-то, а о сильном переживании вслух, вспоминал один заслуженный священник. Перед тем как ему стать диаконом, прямо накануне события, младший сын его говорит сестре на кухне, когда та пытается накормить его кашей:
— Если папочка будет диаконом… если папочка будет диаконом… если папочка будет диаконом, то Господи Боже мой!
Дети все слышат. Взрослые порой говорят при них слишком взрослые вещи, думая, что они не понимают. Понимают, и притом самое существенное.
На Страстной седмице, когда Церковь переживает скорбные воспоминания о предательстве Христа на осуждение смерти, о Его последних беседах с учениками, о первой литургии, о принесении Им Себя в жертву и о распятии Его, вечером Великого Четвертка брат с сестрой, годика по четыре-пять, сидели на лавочке, на службе Двенадцати Евангелий, и заснули. И так почти всю службу проспали. Возвращаются домой. Мама на кухне разогрела чай, входит в комнату. Лиза в платочке стоит и смотрит на брата. А тот, с полотенцем на шее, держит большую раскрытую книгу и возглашает:
— Во время оно… — Наступила тишина, молчит Лиза, затаила дыхание мама. — …случилася беда, — торжественно и негромко произнес Миша и закрыл книгу.
А сколько раз родители повторяют своим детям, что хорошо, а что плохо! Вот это, наставляет отец, правильно — умница, молодец. А это нельзя, грех. Грех — это всегда плохо. Вот один мальчик и объясняет маме:
— Мам, а знаешь, что такое грех?
— Что же? — удивленно интересуется мама.
— Ну, это когда я вас не слушаюсь. Или когда вы меня лупите.
Ребенок — человек впечатлительный и чуткий, он просто мало умеет пока и не может долго и сложно рассказывать о том, что у него на душе. Но если взрослый не потерял способность чувствовать, он сразу, в одном слове или взгляде, поймет, что переживает маленький человек. Одна бабушка рассказывала, как ее четырехлетняя внучка старалась подражать ей и старшим сестрам, молившимся по вечерам. Наденет платок, возьмет детский молитвослов с картинками (часто держит его перевернутым вверх ногами) и стоит терпеливо. А тут как-то собираются все в комнату, а она навстречу.
— Ты что? — спрашивает бабушка.
— Я уже помолилась, — отвечает.
— Да? А как же ты помолилась?
Внучка возвращается в угол к иконам, складывает руки на груди и говорит просто и искренне:
— Господи… прости.
Известно также и то, что взрослый человек ко всему привык. И к восходу, и к закату, и к грозе с молниями, и к страшным новостям по телевизору. Это для него как перец в супе. Нежное детское горлышко и язычок перец может обжечь. А взрослый краснолицый дядя ухает перец в суп, и ему без него невкусно, он так привык. А ребенок открывает мир. И краски для него новые, и вкус, и слова.
— Мама, — говорит сын матери по дороге из церкви, — я теперь знаю, как беса зовут.
— Что-что? — спрашивает мама.
— Как беса зовут.
— Как? — Мама даже остановилась.
— Мем.
— Почему?
— А диакон его из храма выгоняет, он когда кричит ему: «Вон-н-н… Мем-м!» А он уходит, и он тогда несет Евангелие отцу Николаю, и он читает.
То, что для взрослых как будто серьезно, для ребенка как бы игра. Но во что играют дети или в кого? Во взрослых, они репетируют взрослую жизнь, готовятся к ней, к такой, какую видят, и так, как ее понимают. А взрослый человек иногда так живет, как будто не по-настоящему, не в первый и последний раз, а по правилам игры: послал, купил, отбил, накрутил, продал, три шара в две лунки. Чтобы получить какой-то результат, надо нажать на эту кнопку. Чтобы встать в очередь к Причастию, надо постоять в очередь к батюшке с запиской. Так увидел это один мальчик пяти лет. Подходят к батюшке и дают. Наверное, что-то хорошее. А батюшка посмотрит, покачает головой, вздохнет, что-то пошепчет на ухо, накроет ласково красивой такой, длинной одеждой, похожей на фартук. Мальчик отправился к столу, где пишут записки, и нарисовал шариковой ручкой. Постоял в очереди, подошел весь красный, даже вспотел.
— Это, — объяснил он батюшке свой рисунок, — одна тетенька пошла из дома в церковь за водичкой.
Я этот маленький рисунок берегу. На нем изображена гора, у подножия ее дом с окном и дверью. Под домом все густо заштриховано, чернота, тьма. Человек, именно та тетенька, поднимается по склону с ведром. На вершине горы крест. Над крестом, в левом верхнем углу листочка, сияет солнце. А в центре, вверху рисунка, еще один, но уже большой крест, во все небо.
Никея
