Лик Христа и лицо человека

  • Автор обзора: Мария Хорькова
  • Книга: Иван Николаевич Крамской. Религиозная драма художника
  • Автор книги: Катасонов Владимир

М.: ИД «Познание», 2022. – 144 с., ил.


Издание продолжает обширную традицию философского осмысления искусства. В центре исследования — личность идеолога движения передвижников, талантливого живописца и человека, постоянно находящегося в религиозном поиске. «Публика утратила веру», — написал однажды Крамской, но верил ли во Христа Спасителя он сам? Чтобы ответить на это вопрос, Владимир Катасонов исследует исторический контекст, в котором жил его герой, господствующие в то время идеи, обширную переписку Крамского и многое другое.

Как отмечает автор, вторая половина XIX века — время революционных изменений в сознании людей. Менялась не только идеология, но также политика и экономика. Резко упал авторитет религии — в том числе, как отмечает Владимир Катасонов, благодаря развитию идей Давида Штрауса, Людвига Фейербаха, Пьера-Жозефа Прудона и Эрнеста Ренана. Из отечественных мыслителей, внесших вклад в критику религии, Катасонов называет прежде всего Михаила Бакунина, Петра Лаврова и Дмитрия Писарева.

Антихристианские и атеистические идеи и стали той почвой, которая привела Крамского (и не только его одного) к мировоззренческой драме.

Крамской, как показывает исследователь, питался современными ему идеями, которые трудно было совместить с религиозным мировоззрением. Однако всю жизнь он был христианином по нравственному складу — был примерным семьянином, зарабатывал на жизнь честным, подвижническим трудом, был чужд духу аморализма.

Кроме того, его отличали глубокий интерес и симпатия к личности Христа и его нравственному учению. Репин рассказывает о первом посещении квартиры Крамского: «Начав понемногу о Христе, по поводу образа, он уже не переставал говорить о Нем весь вечер. Сначала я плохо понимал его, мне очень странным казался тон, которым он начал говорить о Христе: он говорил о Нем как о близком человеке».

Интерес к личности Христа, по мнению Катасонова, объединял Крамского с такими философами как Ренан и Штраус. Однако в их трактовке Христос оказывался не более чем продолжателем идей Сократа, Будды, Конфуция, ветхозаветных пророков. Что же касается новозаветных чудес — непорочного зачатия, многочисленных исцелений и изгнаний демонов, воскрешений мертвых и, наконец, воскресения Самого Христа, то их Штраус и Ренан (а также современник Крамского Лев Толстой, встреча с которым в книге рассмотрена достаточно подробно) категорически их отрицают, ссылаясь на современную им науку. Так же смотрел на этот вопрос Крамской: «Тот же Рафаэль часто изображал Христа, и изображал его, пожалуй, недурно, но он его изображал со стороны мифической, а потому все его изображения Христа никуда не годятся теперь, когда физиономия Христа становится человечеству понятна», — писал он в 1869 году жене из Дрездена.

Известная картина Крамского «Христос в пустыне» и незавершенное полотно «Радуйся, Царь иудейский», как показывает Катасонов, вполне укладываются в концепцию «гениального учителя нравственности», переживающего искушения («Христос в пустыне») и подвергающегося осмеянию чернью («Радуйся, Царь Иудейский!»). Но трагедия художника в том, что такой Христос не может стать опорой и Спасителем. Отсюда картина «Неутешное горе», где изображена мать, потерявшая ребенка. Молитва ко Христу и вера в воскресение дали бы ей утешение, но как можно молиться, если Христос просто учитель нравственности?

«На какой подвиг готов Христос Крамского? Мы видим в Нем не Богочеловека, а обычного человека, глубокого мыслителя, болеющего за человечество, все существо Которого сосредоточено на одной мысли: как помочь людям, как победить зло?… Но Он — только человек, Он скорее просто Иисус, чем Христос, т. е. чем «Помазанник»… И даже если Он отдаст свою жизнь ради спасения всех людей, то разве что-то изменится на земле? При всей нравственной высоте художественного образа какая-то дребезжащая нота безнадежности неотделима от картины Крамского. Эта двусмысленность, эта смесь благородства, героизма, решимости и… маловерия создает неустранимый диссонанс», — размышляет Владимир Катасонов.

В связи с исследованием деятельности Крамского-портретиста он поднимает еще одну важную тему: что значит реалистически изобразить человека? Так называемый «психологический портрет», мастером которого заслуженно считается Крамской, особенно остро ставит перед художником вопрос «что есть человек?»
Нельзя не заметить, что несмотря на критический взгляд в отношении идеологии и религиозных заблуждений Крамского, Владимир Катасонов симпатизирует художнику, и на последних страницах книги мы вместе с героем и автором переживаем своеобразный катарсис.

«Драма Крамского состояла в том, что он хотел взглянуть на современное ему общество, на все человечество вообще с точки зрения Христа. Но по причине своих гуманистических блужданий Христа Иван Николаевич так и не встретил, как не встретили Его и многие современники Крамского», — пишет Катасонов, отмечая, что даже лик Христа Крамскому, великому портретисту, изобразить ни разу не удается, он всегда скрыт на его картинах. «Однако на всем протяжении долголетней, изнуряющей, высасывающей все соки жизни и таланта работе по созданию портретов, которую сам художник считал чуть ли не каторгой, он все глубже вглядывается в лицо человека, ведет с ним диалог, все полнее постигая в нем отблески образа Божия, приближая тем самым и нас, и себя ко Христу».

Журнал «Православное книжное обозрение»