Многими скорбями
- Автор обзора: Александр Чанцев/Год Литературы
Наталия Черных. Рассказы о новомучениках и подвижниках российских.
М.: Никея, 2018. 320 стр.
Господи, дай мне с душевным спокойствием
встретить все, что принесет мне настоящий день.
Молитва Оптинских старцев
Кого-то, возможно, книга с маркировкой «Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви» может и отпугнуть. Но стоит не пугаться, а скорее радоваться, что есть такие вдумчивые, спокойные тоном рассказы об ужасах и даже чудесах; книга, которую можно брать тем, кому хотя бы просто интересно, что же происходило с Церковью в таком недавнем нашем прошлом.
Тон здесь действительно — залог многого. Отличающийся, конечно, от прозы Н. Черных (довольно жесткой — в ее, например, последнем романе «Неоконченная хроника перемещения одежды»), он отчасти стилизован (но и стиль не спрячешь — «сероватая тишина» окутывает страну, моргают длинными ресницами цветы репейника и т. д.). Не в сторону умильной фольклорности, как, увы, бывает с религиозной просветительской литературой, но — хорошей простоты. Теплого слова, а не призывной проповеди. Так говорит настоящий священник со своей паствой, где гуманитарии, сельчане, люди воцерковленные и нет.
Такой же средний — в действительно хорошем смысле слова — и стиль. Между историческим очерком, беллетризованной биографией и просто прозой. Новая агиография новых времен.
Думаю, здесь автором двигало не только желание (обще)доступности, желание, чтобы эти страницы открыли — и не закрыли — разные люди. Но и сложность самого предмета, необходимость понять самой, как говорить о таких вещах, о которых, вспомним уже совсем избитую максиму Адорно о стихах после Освенцима, проще молчать или поставить с молитвой свечку.
От 1917 года до 1970-х, то, что было бы проще назвать — борьба, уничтожение Церкви, стоящей на нескольких святых и той частице народа, которой это еще было необходимо. Борьба иезуитская — манипулирование церковным руководством, интриги, прямое и жесткое психологическое давление (патриарха Тихона арестовывали и отпускали, убили, по-бандитски ворвавшись, его лучшего друга ключника). Прицельный красный террор с расстрелами старцев. Закрытие, перепрофилирование, как сказали бы сейчас, храмов, просто их разграбление (13 января 1918 года Александра Коллонтай приказала реквизировать, то есть откровенно разграбить все помещения Александро-Невской Лавры — от народного гнева комиссаров и красноармейцев спасли сами лаврцы). Иногда, когда власти это было нужно, она начинала заигрывать с Церковью — во времена войны, когда нужно было победить любой ценой, в хрущёвские «вегетарианские времена» оттепели, когда хотелось показать Западу и даже собственной интеллигенции, что не все у нас так плохо — как Ирод с Иоанном Крестителем.
Доходило подчас до какого-то сюрреализма, горького и гордого. Владыка Арсений (Смоленец) отслужил панихиду (нашел гробы, одежду, обмыл и устроил человеческие похороны) и по красным, и по юнкерам — за что чуть не поплатился жизнью. Удостоенная Сталинской премии и основополагающая в своей области книга «Очерки гнойной хирургии» вышла под именем епископа Луки, автор — в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий — настоял.
Но «процесс шел» — и тогда, при Хрущёве, число храмов сократилось с 20 000 до 8000, из 8 осталось 3 семинарии, монашеские общины остались только в Псковской области и на севере Прибалтики (статистика не из книги, там все же художественнее, но из статьи «Заново рожденные» Оливье Клемана). А до этого этих людей — «глубоко верующих и подлинной культуры» — просто расстреливали по приговору «тройки», насколько же обедняя нацию…
Власть вообще у нас чаще всего впадала в самые трагические крайности, когда дело заходило о Церкви. Власть в широком смысле, не только советская: вспомнить только раскол XVII века с «кораблями» самосожженцев. И нынешние объятия государства с Церковью не столько, возможно, замаливают грехи перед ней, сколько и вредят ей отчасти — если раньше от Церкви отвращала государственная пропаганда и просто страх зайти в храм, то нынешний официоз, богатство и та же пропаганда, но уже с другим знаком, может кого-то увести с не меньшим «успехом»…
И, конечно, «многие провели в ГУЛАГе десятки лет. Сидели с самыми страшными преступниками. Вера их укрепилась и очистилась. Страдание старцами, да и всем русским народом, принимается как нечто естественное, ибо «многими скорбями надлежит войти в Царство Небесное». О своих страданиях (вообще о себе) они ничего не рассказывают: почитают, что и не страдали (страдал только Господь). И уж конечно, здесь нет разговора о несправедливости. Старцы знают, что Бог бесконечно милосерден, и все посланное Им — на благо» («О священном безумии. Христианство в современном мире: философские эссе» Татьяны Горичевой).
Так и вели себя они все. Знаменитые (Иоанн Крестьянкин и «английский» Антоний Сурожский) и не очень, герои (спасали от немцев евреев, когда самим грозил расстрел) и простые служители. В патриархии тачали обувь, дешево и качественно, этим зарабатывали. Девочка пришла за заказом родителей, когда на месте был только патриарх Тихон. Он пошел искать обувь, пока же сказал девочке, что она может покататься на его собаке. Неизвестно, пришла ли она потом в Церковь, неизвестно, придут ли к ней читатели книги Наталии Черных. Но встреча с ней возможна, есть всегда.
Год Литературы
