Монахиня Адриана (Малышева): Война – как фотография
- Автор обзора: Анна Данилова / Православие и мир
Майор Наталия Владимировна Малышева. Студенткой 3 курса ушла на фронт, через 2 недели убили ее жениха Михаила. Она прошла всю Великую Отечественную войну разведчицей, служила в штабе К. Рокоссовского, дошла до Берлина. После войны закончила МАИ, работала в конструкторском бюро С.П. Королева. Чтобы принять самое активное участие в восстановлении Пюхтицкого подворья в Москве ушла на пенсию, в 2000 году приняла монашеский постриг с именем Адриана. Скончалась 4 февраля 2012 года в возрасте 90 лет.
Несколько лет назад была издана книга воспоминаний матушки Адрианы о ее жизни. Матушка очень хотела дожить еще до одного дня Победы и очень радовалась, когда ей говорили, что ее рассказы помогают помнить о войне и народном подвиге в военные годы. Предлагаем вниманию читателей удивительный рассказ матушки о Великой Отечественной войне.
Первое чудо
Это было в дни битвы под Москвой.
Мне кажется, я до сих пор ощущаю то волнение, которые мы все испытывали в первые минуты тревожного ожидания, когда в разведку ушли наши товарищи. Внезапно послышалась стрельба. Потом снова стало тихо. Неожиданно сквозь метель мы разглядели ковыляющего товарища – к нам шел Саша, один из ушедших в разведку. Вид у него был ужасный: без шапки, с искаженным от боли лицом. Он рассказал, что они наткнулись на немцев и Юра, второй разведчик, тяжело ранен в ногу. У Саши ранение было легче, он все равно не смог вынести товарища. Перетащив его в укрытое место, сам с трудом приковылял к нам для сообщения. Мы оцепенели: как спасти Юру? Ведь добираться до него надо было по снегу без маскировки.
Молодая героиня Наталия Малышева. Фото для газеты
А у меня сразу в сознании всплыли слова командира: «Не оставляй товарища…»
Сама не знаю, как случилось, но я стала быстро снимать с себя верхнюю одежду, оставшись только в белом теплом белье. Схватила сумку, в которой был комплект экстренной помощи. Сунула за пазуху гранату (чтобы избежать плена), перетянулась ремнем и бросилась по оставленному Сашей на снегу следу. Остановить меня не успели, хотя и пытались.
— Он ведь ждет помощи, нельзя его оставить там! — бросила на ходу, как бы подчиняясь властному внутреннему приказу, хотя страх сжимал сердце.
Когда я нашла Юру, он открыл глаза и прошептал: «Ой, пришла! А я думал, вы меня бросили!».
И так он на меня посмотрел, такие у него были глаза, что я поняла – если такое еще раз будет – пойду еще и еще раз, только бы вновь увидеть такую благодарность и счастье в глазах.
Нам надо было ползти через место, которое простреливали немцы. Одна я проползла его быстро, а как быть вдвоем? У раненого была разбита одна нога, другая нога и руки были целы. Я перетянула его ногу жгутом, соединила наши ремни, попросила помогать мне руками. Мы двинулись ползком в обратный путь.
И вдруг неожиданно пошел густой снег, как по заказу, словно в театре! Снежинки склеились, падали «лапками», и под этим снежным покровом мы проползли самое опасное место.
На полпути нам бросились навстречу наши ребята, взяли на руки Юру, да и меня тоже пришлось тащить — силы меня оставили.
Книга Анны Даниловой о матушке Ариадне
Чудесное спасение
На Курской дуге мне надо было прослушивать телефонные переговоры немцев. За линию фронта меня переводил сопровождающий. У него была и схема проводной связи. Подключившись, я слушала и запоминала все важное, что передавало немецкое командование своим войскам. Затем возвращалась к своим и сообщала об услышанном в штаб.
Дважды такие операции прошли удачно. Но до конца жизни не забуду того, что случилось в третий мой рейд. Когда я уже отключилась и выбралась из укрытия, чтобы, дождавшись темноты, вернуться к своим, спиной почувствовала, что не одна. Быстро обернулась, выхватив пистолет – по инструкции надо было кончать жизнь самоубийством, чтобы не попасть в плен, – но тут же получила удар по руке. Мой пистолет мгновенно оказался у стоявшего передо мной немца. Я окаменела от ужаса: сейчас меня отведут в немецкий штаб.
Господи, только не это!
Я даже не разглядела, что это был за немец — ни звания, ни возраста не видела от страха. Сердце выскакивало из груди, я почти не дышала. И вдруг, схватив меня за плечи, немец рывком повернул меня спиной к себе. «Ну вот, сейчас он выстрелит», — даже с облегчением подумала я. И тут же получила сильный толчок в спину. Далеко впереди меня упал и пистолет.
— С девчонками не воюю! А пистолет возьми, иначе тебя свои же расстреляют…
Я обомлела, повернулась и увидела длинную фигуру, уходящую в глубь леса.
Ноги не повиновались мне, и я, спотыкаясь, побрела к месту, откуда с темнотой можно было выйти к своим. По дороге привела себя в более или менее нормальное состояние и вернулась как обычно. У меня хватило ума никому не рассказать о случившемся. Потом уже, значительно позже, поделилась с близкими друзьями. Сын одного из них, принявший впоследствии монашество, произнес, ставшие для меня не так давно откровением слова:
— Неужели вы до сих пор не поняли, что вас все время хранил Господь, и кто-то сильно молился за вас и ваше спасение?..
В келье. Фото Юлии Маковейчук
Линия фронта – это миф
Линия фронта совсем не такая, как ее обычно представляют. В действительности ее просто нет. Это нечто визуальное. Мы сами определяли: вот здесь еще наша сторона, а там уже немцы; сами находили наиболее благоприятные места для выхода на свои позиции. Никогда точно мы не знали, перешли ли мы линию фронта или еще нет – только по отдельным признакам догадывались.
О главном военном испытании
Война дала мне очень много понять. Я поняла, что во время войны – как будто фотография проявляется. У кого хорошие черты заложены, они усиливаются, часто проявляются героически. А у кого поганенькое что-то было – черты со временем становятся страшными.
"Православие и мир"
