От первого лица
- Автор обзора: Сергей Арутюнов
Игорь Прососов. В тенях империи. М.: «Снежный ком М»/Серия «Бастион», – 2020.
«Имперская фантастика» – жанр, понятный вполне инстинктивно тем, кто пробит навылет всеми российскими метаморфозами сразу – тут нам и сама Российская Империя, и её почти мгновенное преобразование в советскую версию, и утрата территорий в 1991-м, наплодившая за тридцать лет многие десятки тысяч физических жертв, не считая ментальных и просто загубленных судеб.
Вообразить себе будущее немыслимо. Это когда-то оно рисовалось вполне себе ясным, как с плаката – прозрачные стёкла гермошлемов с алыми звёздами, неистовые корабли то обтекаемых, то откровенно стрельчатых, почти готических форм. Луна и Марс, Меркурий и Венера, далее – система Юпитера и Сатурна, отдалённые Уран, Плутон… как по железнодорожному расписанию. Звёзды, память и слава – продолжение вечного поступательного и неуклонного движения вдаль. Диалектика, товарищи дорогие, куда ж нам ещё-то? Экспедиции, товарищество.
Вместо мечтаний – тридцать лет как – жутковатое, полубессмысленное копошение в земле, так и не понявшей, во имя чего она. Новое поколение, едва успевшее зайти за тридцать, не помнит прежнего величия, а сверхновое относится к нему, как к занятно преувеличенному мифу старших, глядя на обветшалый архитектурный «шик» 1950-1980-х гг.
Где же – Империя? Где – мы?
Зачем?
***
Игорь Прососов выводит фигуру не слишком приятную. Офицер русского Космофлота Ерёмин, вербуемый сразу двумя спецслужбами (куда без них, враждебное окружение никуда не делось) – Дальней Разведкой (на слэнге – «ДыРА», ГРУ) и Имперской Безопасностью (СВР) – изъеден желчной рефлексией до зримых каверн.
Тайна «самоедства», открывается с первых строк – в стране, обратившейся к династийному принципу отбора в элиту, он – безусловный «никто». Не сын «боярина» - значит, психология «выходца из низов» будет наложена на него, как резолюция о третьем сорте. Жажда – давайте без обиняков, взрослые же люди – выслужиться кидает его по колониям новой геополитической реальности: Россия возродила монархию и основала колонии в Солнечной Системе. На границах – извечно «неспокойно». Ерёмину, как военному профессионалу с некоторыми «слабыми местами», в принципе всё равно, кому служить, лишь бы служить.
Местами он до неразличимости напоминает павловского Андрея Тобольского (блестящий пилот с функциями детектива из второй части «Лунной радуги» - «Пейте витаминизированный берёзовый сок, и вам не страшна никакая блестящая мерзость!»): всё этому парню не так и не этак. Сравнение с иными версиями «народного сознания» (и Рэдрик Шухарт, и даже Гаг Стругацких – всего лишь попытка нарисовать русского рубаху-парня, не так ли) не складывается.
Из родовых узлов «имперцев» - безвестный офицер влюблён не в кого-нибудь, а в саму Императрицу. Веет здесь и фаворитами от Орлова до Потёмкина, и трогательное пристрастие бойцового кота Гага к «Деве тысячи сердец», однако гораздо больше вспоминается володихинский Гумилёв из «Эллинороссии». Здесь всплывает и долго остаётся на поверхности мотив «физичности Отчизнолюбия» - любишь не абстрактную идею, а человека. Императрица – несомненный идеал, та самая вечная девчонка, она же Светлая София-Премудрость, воплощённый долг и любовь явно неземная, учитывая космический антураж.
***
Русские базы – нонсенс. Все они у Прососова будто в тумане: какие-то спиральные путепроводы и тоннели, «климатические установки», дома, стилизованные под старину. Бороздят пространство на «ладьях», приблизительно дисковых. У «сотрудников» - «коммы» (коммуникаторы) и «игольники» (табельное оружие), и с этим арсеналом готов сложиться образ не совсем понятной (запыхавшаяся речь от первого лица – тот ещё текст) спецоперации, которая каждый раз оканчивается почти провалом.
Бастард Империи умеет бегать, отстреливаться, исследовать враждебные интерьеры, прикидывать плюсы и минусы противостояния в режиме реального времени. Архетип опричника удаётся Прососову без особого труда. Верный пёс? А если верный, то чего гадать? Больше хмурости во взоре, «проклятости» без особых претензий на эстетство. Если что, мигом выпить, и выпить крепко.
За что же биться? За «высшие интересы».
Империя, конечно, живёт и здравствует, балансируя на похрустывающих осколках Веры и высоких технологий, старательно пестует подхваченные в балладах пятисотлетней давности архетипические «рюшки», но жива ли она подлинно, а не «глючится» сошедшим с ума от неприкаянности в чуждой русскому сердцу планетарной судьбе, сказать наверняка невозможно. Видится старательно обихаживаемый «труп традиции» - там подрумянено, там подбелено, и в общем, особенно при неизменности климата, выходят и Боярская Дума, и императорские покои, и подозрительные кабаки.
«Оппы» преображаются в сверхинтеллектуалов, пытающихся стартовать из лона Национальной Идеи и Веры в Дальнее Пространство, откуда они возвращаются изрядно потрёпанными, неся весть о Вторжении. Литвиния (Литва) и Новая Галиция (Украина) усердно борются за права быть вне Империи, хоть и дышат на ладан. Диалог с ними возможен лишь свысока – ну, не хотят быть русскими – сами виноваты. У нас и тепло, и морозно, раздольно, а вы – эх, вы… Собственно, диалога и нет – соседство, и только, и соседство беспокойное («тут соседи беспокоить стали грозного царя» (с)).
Скажем так, трения – то вмешается престолонаследие (вместо императрицы какие-то огольцы хотят её дальнего родственника, и случайно выходит с ним «случайная» смертная трагедия), то ещё какая-нибудь заноза встанет на пути – ещё раз – поступательном и неуклонном…
Цели нет.
Империя есть, «консенсус» имеется: коли все хотят, как в старину, так нехай будет, как в старину – притворимся. Но то ли Господу служить, к нему обратившись (но тогда откуда эта тяга к доминированию, ползучему расширению влияния, экспансии?), то ли «мирному сосуществованию систем», что есть функция сугубо горизонтальная. Хотя – какие системы? Бросая взгляд на гниющий тысячу лет «кэпитэлисм» (Иван Данко (А. Шварценеггер), «Красная жара»), автор не затрудняется с погружением героя в механизмы получения непосредственно экономической выгоды. Централизовано? Отдано на откуп «купцам»? Окуклились, всё сами производим на зависть другим? Сквозь толщу сияющих небоскрёбов, трасс и космопортов проступает невыясненность главных вопросов – зачем, в чьих интересах и вообще с какой стати.
Пешка властных игр, Ерёмин если и понимает что-то, то необходимость «сложить голову» за Отечество, воплощённое в басовитых инициативах руководства (оперативных «ориентировок», пришедших на «комм»). Внутренне он «заточен» именно под славную гибель, которую не дурак и приблизить. Хочется красиво, да не выходит. Так, кажется, мечтает и Россия, только вот любую её лебединую песню обзывают дикарскими свистоплясками. Не понимают, не любят. Боятся, уважают, но не больше. Да не тупик ли это и нравственного, и государственного развития в принципе? Страна-монстр, страна-посмешище… вечный ярмарочный медведь, танцующий под одобрительные выкрики расфуфыренных «немцев»…
Горечь романа так и вспрыгивает на уста, обжигает стыдом: да неужели ж и через сто лет – то же самое? А «флаги в гости к нам» - сплошные шпионы? Ни одного! друга! нигде! – одиночество поистине космическое. Цивилизационное, неискоренимое. Значит, как восприяли то самое «Слово о Законе и Благодати», о Третьем Риме, так и «инда ещё побредём», навьючив на себя всех живших и ещё только собирающихся жить. И всё в гору, вершина которой за тучами. Распутица, грязь. Метафизически невыносимо, а что делать?
Вера… «Господу мы тоже доверяем» - не исключительно, но «тоже», то есть, в свою очередь. Он-то что смотрит? Куда? На Спаса-в-Пустоте, оказавшегося аналогом «Стража», станцией, стилизованной под Церковь, но в реальности – ядерным ДОТом на подступах к Земле?
***
Мы говорим о свободе. Если не говорим, то думаем. Если не думаем, то хотим её ощутить хотя бы на секундочку. Стиснуть себя веригами Империи – славно. Так лучше изойдёт дух, полагаем наивные мы. Такими уж уродились. Чем строже, тем славнее – отлично, господа. Нам есть, от чего отталкиваться, нам есть, куда брести в тумане! Примеры наглядны: вырвавшиеся из-под опеки Отечества выглядят жалко – взъерошены, полубезумны. Пророков средь них нет и не предвидится: никто ещё ничего не предсказал. Пугают, свинячат.
Некоторые («оппы»), скидывая с себя задубевшую медвежью шкуру, превращаются в мелких грызунов, ощериваясь на любое проявление «государственности», с чем их отказывается понимать даже коллективный и сверху донизу регламентированный Запад, гниение которого принимает формы явно гротесковые.
Но хаос – и наша с ним, Западом, общая доля. Представлять себе ядерное православие – о, да, да ещё способно ощетинить его фатальной волей народной, чтобы на поверхности кровяными пятнами мук проступила сокровенная суть, - никаких проблем. Делайте, что хотите, только живите. При тоталитаризме, маскирующемся под свободу, и ровно наоборот – «жила бы страна родная, и нету других забот».
Что касается теней – они действительно неотъемлемы от физических тел и сугубо умственных понятий.
Только вот Ерёмина, кажется, с его окровавленным сердцем, выперли бы из органов ещё на подлёте. Иные там, кажется, потребны. Зашьют покрепче после стычки, они и рады. И разговоры больше… о надбавках и коэффициентах, выплатах да внеочередных званиях, футболе, машинах и дачах.
Идеалисты – побоку.
