Приносящие дары
- Автор обзора: Сергей Арутюнов
- Книга: Выдающиеся благотворители Свято-Троицкой Сергиевой Лавры
- Автор книги: Филимонов Константин
Сергиев Посад.: Издательство Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2022. — 388 с.
Это теперь, в двадцать первом веке, при слове «благотворитель» мы в основном представляем крупного промышленника-мецената, сдержанно благодарящего за толику общественного внимания к своим трудам, а века назад люди любого сословия естественно сознавали себя творящими благо вне зависимости от размера вклада, но прежде всего, поверх любых вкладов, спасали душу.
Том «Выдающиеся благотворители Свято-Троицкой Сергиевой Лавры» читается как учебник отечественной истории: жизнь русского государства прошла через обитель, оставив пометы, замечаемые теперь самыми глубокими знатоками, и неспешный рассказ о них давно уже стал необходимостью.
Знаете ли вы, к примеру, что в Троицком соборе Лавры вот уже пятое столетие подряд висит перед царскими вратами паникадило Иоанна Васильевича Грозного немецкой работы? Не было до 1917-го года у нас государя, который бы не поклонился творению святого преподобного Сергия и в пояс, и земно. Множество имён содержится во вкладных книгах великого монастыря, и наряду с императорами и церковными иерархами записаны в них самые обычные крестьянские инициалы, и даже пожелавшие остаться неизвестными в силу смирения перед самим смыслом дара, возносимого и Сергию Радонежскому, и через него – самому Господу нашему Иисусу Христу.
Кому же посвящены главы этой летописи?
Симону Радонежскому, планировщик четырехугольного расположения строений обители, разбросанных до того по ней без особенного порядка и воплощённая в жизнь уже самим преподобным Сергием по кончине Симона. Внуку великого князя Московского Ивана Калиту князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому и его матери, княгине Марии Ивановне, а также князю Юрию Дмитриевичу Звенигородскому и Галицкому, купцу Ивану Михайловичу Антонову, выстроившему на «Ильинском крестце» в Москве (ныне – Ильинка) подворье Троице-Сергиевой Лавры. Поминается боярин Иван Иванович Хабаров, и, конечно же, царь Иоанн Васильевич Грозный, и сын его царь Фёдор Иоаннович, и Борис Годунов, колокол которого «Лебедь» (1594) до сих пор «в голосе», не расшиблен и не переплавлен, тем более не сброшен с колокольни во дни смут и бедствий. Не забыты ни келарь Евстафий (Головкин), ни соборный старец Варсонофий (Якимов), ни старец Гавриил (Сопин), ни царь Михаил Фёдорович, первый династии Романовых.
Кадила, златотканые воздухи, покровы и пелены, потиры, чары и блюда, напольные подсвечники, паникадила и кандила, митры, иконы, оклады и детали к ним (венцы и цаты – изукрашенные каменьями изображения святых нимбов), святые Евангелия – каждый дар полон глубочайшего такта, соответствия предмета тому, что есть Лавра. Не слишком, наверное, рассудительно отправить монастырю стадо коней или карету, но, если уж хочешь так одарить, одари тем, что хочешь. «В Лавру!» - распоряжение, исполненное самой искренней любви и к преподобному, и к людям, продолжающим его дело всечасной молитвой, непрестанным постом и покаянием.
Блаженны дарующие Господу от самого чистого сердца, ибо их есть Царствие Божие. Как поминается келарь Александр (Булатников), выходец из Соловецкого монастыря? Шатровой церковью во имя Зосимы и Савватия, соловецких чудотворцев, «заботливостью» его построенной. Им же (1631) внесена водосвятная чаша, на дне которой, кажется, затаился кусок животворного солнца, и дивная панагия.
Задумаемся, сосредотачивается ли и пребывает ли до скончания века в предметах великого мастерства не превозносящая саму себя, но всё терпящая любовь? Если истинно веруем, если кланяемся иконам как сопрягающим всех истинно верующих со святыми, немыслимо отдалёнными от нас временами, то уверуем и в свет от чистого сердца даров. Если княгиней Анной Васильевной Трубецкой принесена фелонь, а архиепископом Рязанским и Муромским Моисеем – и облачения, и средства в размере четырех тысяч рублей, то следует помнить, что целое село к середине XVII-го столетий не стоило более пятисот рублей, а на те четыре тысячи расписан был Успенский собор, где и был упокоен скончавшийся в Рязани владыка.
Русские судьбы… по всей книге видно, как Лавра «градуировала» их, являя собой меру и богатства, и нищеты. Во имя Господне лучшие труды рук человеческих, принесённые в обитель, утрачивали земную цену и переходили в разряд предметов, прилежащих преддверию небесного пути. Как не произносить благоговейно имена старца Иоакима (Морозова), боярина князя Никиты Ивановича Одоевского, думного дворянина Василия Фёдоровича Янова, которым предоставился шанс созидать Лавру, войти в неё не только посещением, горячей молитвой, но и искусно вышитыми сулоками и епитрахилями, лампадами и ладоницами?
Присмотримся к неизвестным благотворителям: двадцать пять тысяч рублей 1836-го года на две странноприимные, мужскую и женскую, больницы при обители – чей здесь почерк, дворянский или купеческий? Не сам ли святитель Филарет (Дроздов)? Никто не узнает, кроме Господа.
Татищевы и Разумовские, Лунины и Цициановы, Муравьевы и Орловы-Чесменские, Рюмины и Молчановы, Голицыны и Шапошниковы – графы, князья, купцы. И если заметны фамилии декабристов, то потому, что грех чуть было не совершенного цареубийства следовало, пока не поздно, отмолить. А если воззреть на щедрость Фёдора Андреевича Румянцева, то он вовсе не граф, а школьный учитель, отдавший Лавре участок в 850 квадратных сажен, где был устроен приют богомольцев.
11 сентября 1919-го года мощи Сергия Радонежского были с намерением оскорбить всех верующих и привести к отпадению от веры вскрыты. И чего же добились организаторы акции? Массового паломничества к вскрытым мощам. Люди просили прощения за нанесённое Лавре оскорбление, хотя ни святые, ни сам Господь не бывают поругаемы. Тогда Лавру закрыли, и это было признание поражения. Минули годы «безбожия», и возвратились монашествующие, и заново были отлиты благовестные колокола, и зазвучала непрерывная молитва.
Невольно задумаешься, что мог бы сам отдать Лавре, как некогда Матвеев, Хитрово, Строганов. Есть ли за душой предмет, который бы оказался достойным святого места? Шкатулка каслинского литья, старая серебряная ложка, крохотная дореволюционная тарелка – даже не антиквариат, а бывший некогда в ходу ширпотреб. В семье за годы смут и потрясений ничего действительно ценного не уцелело, а Лавре нужно что-нибудь даже не масштабное и тем более дорогое, но действительно необходимое для отправления служб. И думать над смыслом и образом своего дара – нужно, даже если вкладных книг больше не ведётся.
