«Солнечный батюшка», молитвенник за Россию
- Автор обзора: Наталья Иртенина
Соколова О.А. «Мы все с вами встретимся…»: Жизнеописание воспитанника Даниловских новомучеников архимандрита Даниила (Сарычева) и его рассказы о чудесах и подвижниках XX века
М.: «Духовное преображение», 2019. 384 с.
Две старинные прославленные московские обители, стоящие в Замоскворечье по соседству: Даниловская и Донская — главное место действия этой книги. И их «обитатели» XX и начала XXI столетия — главные издания. Благоверный князь Даниил Московский, первый хозяин Москвы и основатель Данилова монастыря, по-прежнему творит чудеса по молитвам почитателей его святости. Особенно же щедро помощь покровителя столичного града явлена была в годы богоборческого притеснения веры и небытия закрытой обители Даниловской. Донской монастырь хранит не менее величественную святыню — мощи святителя Тихона, первого патриарха гонимой Русской Церкви, для которого эта обитель стала и местом подвига — исповедничества в заточении, и последним пристанищем. Древняя и новая история, благодатное подвижничество и мерзость запустения, пламень веры и пожар безбожия, скорбь утрат и радость обретения утраченного на протяжении одного и того же великого и страшного ХХ столетия, духовные традиции былого и воскрешение их из посеянных некогда семян — все сплелось тут неразрывно. Трагические события прошедшего века стали глубинной сутью, источником упований и узлом противоречий, «родовой травмой» уже нашего, XXI столетия. Выжившие и все пережившие свидетели этих событий — это «распавшихся времен связующая нить». Такой метафорой определяет воспоминания одного из этих свидетелей-исповедников, архимандрита Даниила (Сарычева), его духовная дочь в стихотворении, посвященном батюшке.
Связующей нитью не то что распавшихся, а разломанных, расчлененных времен был и сам старец Даниил (1912—2006), духовник огромного числа православных мирян, «солнечный батюшка», как его называли, исповедник веры эпохи гонений и учитель веры эпохи собирания разбросанных камней. Рассказ о его жизни, фрагменты его воспоминаний — стержень книги. А обрамлением стержню служат повествования о его наставниках из братии Данилова монастыря, московских старцах-духовниках, современниках, понесших подвиг новомученичества за Христа, пастырях-подвижниках, возделывавших почву для веры в людских душах посреди духовной пустыни послевоенного времени. Обильный биографический материал перемежается историческим: рассказами о церковном нестроении и расколе начала 1920-х, о стоянии Патриарха Тихона на защите Русской Церкви; о «конспиративном синоде», как называл святитель Тихон даниловских отцов — ревнителей веры, свою духовную опору в самые тяжелые годы. О тотальном выкорчевывании властью столпов православной церковности и подвижничества в 1930-х. О войне как расплате и искуплении ценой невероятных страданий народа. О сталинском тактическом маневре с «возрождением» Церкви в годы войны и о послевоенной жизни столичных приходов. Наконец, и об истинном церковном возрождении, начавшемся с прославления новых святых в конце 1980-х — прославления, предсказанного юному Ивану, будущему Даниилу, Сарычеву одним из гонимых старцев-монахов за полвека до того.
Ивану Сергеевичу Сарычеву с детских лет суждено было своими глазами увидеть многое, о чем сейчас можно сказать: это — История. Он был очевидцем служб в Даниловском монастыре Патриарха Тихона и свидетелем его погребения, когда чуть не все Замоскворечье было запружено скорбящим народом. Он видел, как противостоит обновленческому расколу православный люд — оставляя пустыми захваченные «обнагленцами» московские храмы. Был свидетелем исповедничества многих и многих. Видел аресты, узнавал из первых рук о тюремном подвижничестве пастырей, архиереев, монахов, наблюдал, как закрывали монастыри, и самым последним из московских — его родной Даниловский, как разгоняли братию. В Москву, в сильно поредевшие приходские общины, доходили сведения о лагерях и массовых расстрелах духовенства, о том, как в 1937 году по расстрельным приговорам «ушла в небеса Даниловская обитель» — те из братии, кто не погиб еще раньше. Он и сам какое-то время провел в Бутырской тюрьме и знал, что там творится, в перенаселенных камерах и на допросах. В 1941-м он, рядовой медсанбатальона, испытал на себе ужасы Вяземского котла, когда за пару недель были уничтожены или пленены несколько советских армий. Полтора года Иван Сарычев провел в фашистском лагере для пленных под Вязьмой — но воспоминания об этом он наглухо запечатал в своем сердце, ведь о некоторых вещах невозможно говорить: только Богу бывает можно поверить муки души, видевшей ад на земле. Вернувшись после фильтрационных советских лагерей к мирной жизни, он видел послевоенный наплыв людей в московские храмы. Присутствовал на отпевании и похоронах блаженной старицы Матроны Московской. Близко наблюдал, как возрождалась монастырская жизнь в возвращенной Церкви Даниловской обители (первой из столичных), а затем и сам воскрешал монашеский обиход в Донском монастыре; был участником обретения святых мощей Патриарха Тихона.
Постриг, а затем священство будущий архимандрит Даниил принял уже в преклонных годах. Подобно другим молодым людям 1930-х годов, воспитанным в церковном духе, он хотел уже тогда отречься от мира, воспринять сан, сделаться пастырем-исповедником, восполнить убыль в гонимом и убиваемом русском духовенстве. Один из московских прозорливых старцев благословил его жить в миру и ждать — всему свое время. Можно вспомнить, что точно так же много лет по благословению духовника ждал своего священства и монашеского пострига будущий архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Старцы-провидцы оберегали эту молодую поросль от ранней гибели, сохраняли для церковного окормления будущих поколений — тех, кто придет в храмы на излете советского богоборчества и в годы «нового крещения» России.
Эти молодые побеги от корня поваленного бурей православного древа были полны соками того прежнего, старорусского благочестия: хранили живую память о традициях церковного быта, богослужебном своеобразии, особенно певческом, а также о духовнической практике старчества, подчас суровой для мирян, желающих руководиться волей старца-молитвенника.
Иван Сарычев, с детства воспитывавшийся при Даниловском монастыре, окормлявшийся у знаменитых даниловских наставников, в первой половине 1920-х жил буквально в духовном цветнике. В те годы в обители поселялись изгнанные из своих монастырей и епархий монахи-подвижники, старцы, архиереи. Настоятель владыка Феодор (Поздеевский), исповедник веры Христовой, собрал у себя буквально цвет русского духовенства тех лет: там жили и бывали на службах будущий митрополит Серафим (Чичагов), архиепископ Иларион (Троицкий), многие другие представители духовенства, ставшие в скором времени новомучениками.
Многолетним наставником и духовным отцом Ивана Сарычева был благодатный и мудрый пастырь, даниловский духовник, любимый братией и народом, отец Серафим (Климков). Едва ли не единственному из даниловцев ему удалось избежать ареста и расстрела в 1937 году, и он сделался «бродячим» батюшкой, много лет скрывавшимся от властей в домах своих духовных чад (впоследствии ареста и лагеря он все-таки не избег). Поражает глубина рассуждения архимандрита Серафима в одном из его писем — о несении креста христианином. Зачастую плохо представимое для мирянина несение своего креста в поучении духовника обретает зримую наглядность: «…Представь, что ты в самом деле на кресте… У распятого со Христом нет движений по своей воле, а все — по воле Божией; его руки и ноги так же недвижимы на зло и неправду, как у распятого на кресте; мир с его благами и соблазнами для него непривлекателен; мысль об окончании земного странствия его любимая мысль: он уже вознесен в духе на небо и жизнь его сокровенна в Боге…»
Последние свои годы на земле, время больших перемен в стране, архимандрит Даниил жил напряженным ожиданием духовного возрождения русского народа. Горячо верил в предсказанное некогда преображение России, в то, что просияет она еще в мире, воздвигнется и как держава, и как оплот веры Христовой. Залог тому? Молитвы новомучеников у престола Божия и наши молитвы к ним, ведь они страдали не только за Христа, но и за нас, за будущий народ русский, православный. Да и сам батюшка «был великий молитвенник за Россию» — с такими словами провожала его в последний путь братия Донского монастыря. Пронести на своих плечах испытания XX века и не любить горячо Россию, ее народ за пережитые муки и за могучий духовный потенциал, в них сокрытый, невозможно.
Коллаж - stsl.ru
