Возможность гармонии
- Автор обзора: Сергей Арутюнов
Мы – тургеневцы. Светлана Тишина.
Орел: Издательский дом «ОРЛИК», 2021. – 224 с., ил.
Бывает, развернёшь пожелтевшие письма от родни, и пахнёт – нет, не прошлым – ладом. Быт, казалось бы, мелочи, но тон письма таков, что само понятие «мелочи» становится неуместным. Разве мелочь, когда едут впервые весной на дачу, зрелым летом обирают смородину, шьют младшим костюмы на маскарад, пекут праздничный торт?
В каждой русской книге есть, чему удивиться, но в некоторых, при внимательном чтении, особенно. Советская власть настаивала на том, что крепостничество являло собой тяжелейший грех рабства, одинаково губительный для души и помещика, и крестьянина. Но факт есть факт: люди, чей род восходит к тургеневским крестьянам, на протяжении семи-восьми поколений берегут от небрежного поругания черты и незабвенного Ивана Сергеевича, и его часто жестокой матери.
У каждого земного уголка свои молитвенники за его благоденствие, а если уж местность описана в такой гениальной книге, как «Записки охотника», она уже благословлена. Но благословение – не индульгенция, а обязательство как минимум лелеять земной уголок и созидать его для передачи следующим поколениям. Русская жизнь, как и многие и многие традиционные в основе своей культуры и цивилизации, основана на родословии. Так – в сагах и Старшей, и Младшей Эдды, и почти так же – в Ветхом Завете, где распрекрасно известно, кто от какого колена, и, следовательно, почему и зачем.
Второй повод бесконечно удивляться – непротиворечивость русской истории. Даже при революционном переломе она такова, что для передачи общей событийной канвы в данном конкретном Тургенево у Светланы Тишиной не находится ни одного ужасающего или сокрушающего сознание эпитета, ни одного обвинения ни одной из противоборствующих насмерть сторон. Голод – был, денег – не было, но братоубийство на благословенной земле, как видится, вовсе не стало доминантой тех лет. Происходя из учителей, автор констатирует: просвещение как началось, так и продолжалось. Церковно-приходская Красная школа становится Тургеневской, затем к ней присовокупляется звание Образцовой, «первая ступень» её начинает именоваться школой крестьянской молодёжи (ШКМ), но меняются названия, а суть образования остаётся прежней. Беды приходят много позже революции и Гражданской: арест отца по политической статье, гонения на Церковь, война. Но вслед за ними – оправдание, снятие судимости и Победа.
Третьим поводом для уже не слишком великого удивления выступает уже если не сословное единство, то симфония сословий, нераздельность происхождения русской интеллигенции от священства, воинства и университетского ещё братства наук и искусств, а четвертым поводом – плавность и слышимость за текстом авторской речи, унаследованной и от самого орловского простора, и от специфически тургеневского понимания того, как она принципиально должна звучать.
Только так, на конкретном примере непротивления судьбе и понимаешь, какая условность все эти «красные», «белые» и прочие горячечные аффекты, и кастовые барьеры, и вообще любые разделения людей любым признакам, кроме нравственных. За книгой Светланы Тишиной, исполненной светлыми преданиями и былями, будто бы за яблоками, облитыми утренней садовой росой, встаёт универсальный принцип единства любых противоположностей, не враждебности друг другу начал, насильственно объявленных противоположными. Метода Тишиной в публицистической и умаляющей в первую очередь себя саму автобиографии – плетение кос. Совершенно закономерно за жутковато казённым документом двадцатого века слышится здесь летняя полевая песня, а то вдруг возникает юношеское стихотворение давних лет. С тем определение «тургеневская девушка» давно нуждается в пересмотре: настоящая тургеневская девушка – перед читателем, веселая, заливисто хохочущая, бегущая стремглав навстречу жизни, а не от неё. Дворянские же неврозы происходили от несогласия с жизнью, но гармония её по-прежнему и желанна, и возможна, если не отстраняться от неё «этнографией» и «фольклористикой»: краеведение – это мы сами.
Все мы суть одно, хоть и названное разными именами и фамилиями, наделённое различным имущественным доходом, но – одно. Материя, дух – всё отпускается нам условной мерой и лишь на время. Дочь сельского учителя оканчивает МГУ – сюжет не такой уж редкий при Советской власти, но не такой уж немыслимый и при поздних государях Романовых.
Вывод? Один: если все мы внезапно условимся, наконец, не в шутку держаться тех самых «скреп и корней», то лучше всего уяснить себе, как делятся люди по-настоящему: на святых и бесноватых, честных тружеников и стремящихся уничтожить их подлецов.
