Все ли святые – святые?
- Автор обзора: архимандрит Дамаскин (Орловский)/Наследник
В 2018 году вышла книга «Слава и трагедия русской агиографии». В ней Архимандрит Дамаскин (Орловский) размышляет о вопросах и проблемах возрождения практики причисления к лику святых в Русской Православной Церкви
Русская Православная Церковь получила свое начало и первоначальное развитие в то время, когда все основные положения Церкви, богословие, догматика, богослужение, церковный устав, а также критерии и правила причисления к лицу святых были уже вполне сформированы. Что касается критериев канонизации святых, то, став сама в это время частью Вселенской Церкви, она воспользовалась теми критериями, которые в то время уже были приняты Греческой Церковью.
Греки не могли бы и предположить, сколь далеко может зайти в XX в. интерпретация бывших при них событий, что святых князей Бориса и Глеба якобы канонизовали за смиренное перенесение страданий и за отказ от политической борьбы, а не за чудотворения. Канонизация подвижников осуществлялась по факту посмертных чудес, канонизация мучеников – по мученической кончине и исповедническому подвигу.
Но мучеников в Русской Церкви до начала XX столетия по существу не было, так как государство в течение всего периода существования Древней Руси и затем Российской империи вполне лояльно относилось к церковным институтам, и потому канонизации до начала эпохи гонений в советское время ограничивались прославлением подвижников благочестия.
Все причисления к лику святых в это время осуществлялись в соответствии с уже сложившейся традицией и имеющимися критериями, которые на Поместном Соборе 1917-1918 гг. получили формулировки, в которых не было по существу ничего нового, что не использовала бы ранее Русская Православная Церковь. Однако четкая фиксация формулировок на этом первом после нескольких столетий вполне свободном Соборе была весьма благоразумным и предусмотрительным шагом, так как уже вскоре Церковь оказалась лишенной не только фактической возможности формулировать какие бы то ни было церковные положения, но уже не было и людей, которые знали бы и понимали проблематику причисления к лику святых.
XIX столетие в плане агиологии можно охарактеризовать, как эпоху глубокого изучения возникшей агиографической трагедии, когда Русская Церковь не могла точно определить – канонизованы ли некоторые подвижники или нет, а частные люди – исследователи, составители различных агиографических сборников, издатели календарей по своему разумению «канонизовали» в своих сборниках таких подвижников десятками и даже сотнями.
Господь послал Русской Церкви для изучения этой проблемы ученого, исключительного по своим дарованиям, знаниям и христианскому настрою – архиепископа Сергия (Спасского; 1830-1904), и при содействии и поддержке Святейшего Синода проблема выявления всех имен канонизованных святых и окончательного упорядочения перечня всех имен святых, прославленных как общецерковно, так и местночтимых была решена. Не соверши архиепископ Сергий этого чрезвычайного научного и христианского подвига и не поддержи его тогда Высшая церковная власть, мы, будучи ввергнуты в состояние агиографического хаоса, до сих пор бы не знали определенно о многих подвижниках – кто из них прославлен в лике святых, а кто нет.
В 80-х гг. XX столетия эта проблема возникла вновь, причем в таком виде, как будто не решалась никогда ранее. Но в это время уже не откуда было взяться новому архиепископу Сергию, а разобравшийся в этом вопросе епископ Ковровский Афанасий (Сахаров) почил, овеянный заслуженным почитанием знавших его людей, не воспринявших, однако, его агиографический опыт.
И стали печататься десятками имена неканонизованных подвижников как канонизованных святых. Причем как в ХІХ-ом, так и в XX в. инициаторы исходили из благих и благочестивых побуждений: поскольку канонизация при враждебном отношении советской власти к Церкви невозможна, то ее стали проводить через печатающиеся книги, явочным порядком, опираясь на свое личное представление о святости и о принадлежности к лику святых конкретного подвижника, беря за основу сомнительные, а порой прямо ошибочные сведения.
Одним из любопытных явлений в области агиографии стало то, что канонизации в XIX столетии были немногочисленны, а общество хотело большего числа канонизаций, исходя из частных и довольно путаных соображений в выборе тех, кого оно хотело видеть святыми. Подобное явление мы наблюдаем и в конце XX столетия, когда общество жаждало канонизации героев, не особенно озабочиваясь, насколько эти герои и их духовная жизнь были связаны с Церковью. При этом следует особенно отметить, что отсутствие канонизации того или иного подвижника нисколько не мешает обществу почитать его. Здесь мы видим, как общество (или его небольшая, но активная часть), добиваясь любым путем совершения канонизаций, теряет всякое благоразумие и толкает епископат, который в этом вопросе является всего лишь частью общества со всеми его заблуждениями и недостатками, на весьма рискованный и опасный путь.
Действительная роль епископата в вопросе канонизации святых заключается в том, что он стоит на страже соблюдения церковных критериев, с максимальной объективностью и строгостью рассматривая инициативы и предложения церковного народа, и тем более является недопустимым, когда епископат сам становится инициатором канонизаций, замещая своей инициативой внятное почитание подвижника народом Божьим. Что более благоразумно, духовно и безопасно – не причислить к лику святых в действительности святого подвижника или причислить того, кто почти не имеет отношения к такому понятию, как святость и служение Христу – человека, обуреваемого страстями? Когда последующее изучение его биографии, контекста того исторического периода, в котором он жил, приведет в недоумение как церковных ученых, так и церковное общество, которое при тщательном и честном рассмотрении не найдет никаких оснований для совершения подобного рода канонизации?
Что было лучше для Русской Церкви, – остаться при тех подвижниках, о которых было точно известно, что они святы и имена которых к 1918 г. были уже все достоверно известны, совершая дальнейшие канонизации с большой осторожностью или после окончания гонений при утрате в обществе представления о канонизации открыть широкое причисление к лику святых, совершая его зачастую не на тех основах, чем Русская Православная Церковь прежде? И в этом случае оказаться идущими вслед католических канонизаций, когда вначале католиками принималось на веру без больших исследований много мифического, а затем, когда стала использоваться жесткая научная критика, не стали признаваться как бывшие в действительности не только те или иные исторические факты, но и отрицаться само существование некоторых подвижников.
Возникает естественный и вполне логичный вопрос – могут ли ошибочно вноситься в православные святцы имена тех, кого мы называем подвижниками? Без сомнения, могут. И хотя бы потому, что все участники процесса канонизации – люди, у которых могут или наличествовать или отсутствовать знания по данному вопросу, может быть даже и полное непонимание вопроса, могут быть свои личные соображения, причем не имеющие никакого отношения к делу, в конце концов, душа всякого человека поражена в той или иной степени страстями, которые накладывают как на нее, так и на воззрения человека определенный отпечаток, в какой-то степени деформирующий его взгляды, удаляющий от объективности и иной раз в весьма значительной степени.
В каком-то смысле церковные люди при решении вопроса канонизации даже обречены на ошибки, если только не ограничатся относительно небольшим числом канонизуемых и не будут опираться на критерии, стоящие вне человеческих рассуждений. Вопрос лишь в том, насколько велико количество допускаемых ошибок и как свести их к максимально меньшему числу. Если по отношению к человеку, безусловно, должен действовать принцип икономии, то есть максимального снисхождения, то к принятию решения о канонизации должен действовать принцип акривии, то есть максимально строгого взгляда на подготовку каждой конкретной канонизации.
Если мы только не хотим сами своими решениями разрушить церковное предание, превратив его в полубесформенную груду обломков, которые, в конце концов, загородят и личности святых, и даже путь ко спасению, когда мы будем пытаться опереться на молитву и опыт тех, кого мы считаем святыми, а они не таковы. И мы не можем рассуждать так: к кому бы мы не обращались – Бог нам поможет. Бог отказавшемуся от здравого смысла, действующему по страстям не всегда может помочь.
Суть рассмотрения вопроса о канонизации подвижника состоит не только в том, что мы изучаем положительные факты его подвижничества в русле церковных критериев, но рассматриваем также и отрицательные стороны, а также, какое благо принесет данная канонизация народу Божьему или она лишь запнет его на пути ко спасению.
Изучить нужно главный вопрос – как прославил подвижника Сам Господь очевидными и удостоверенными свидетелями чудотворениями. Не канонизовав того или иного подвижника, который с нашей точки зрения и в соответствии с церковными правилами вполне может быть канонизован, церковное общество ничего не теряет, но теряет тогда, когда канонизация совершена ошибочно и когда канонизующим о канонизованном разве что остается сказать – пусть с ним теперь Бог разбирается. Бойся, однако, чтобы Он не разобрался с тобой.
Встает и иной вопрос. Если совершена ошибочная канонизация, стал ли ошибочно канонизованный подвижник святым? Но в Церкви нет канонизации святых как таинства, могущего превращать в результате решения Соборов грешных людей в святых, «пресуществлять» душу грешника вне зависимости от ее духовных и нравственных качеств в душу святую и угодившую Богу в результате всего лишь соборного решения о причислении человека к лику святых. В этом смысле понятие «деканонизация» вряд ли можно признать имеющим содержание. Если само действие было совершено ошибочно и затем исправлено – то только это и можно сказать. Если оно не исправлено и продолжает существовать, то оно продолжает существовать как ошибочное.
Несоблюдение критериев причисления к лику святых неминуемо приводит к тому, что церковные календари заполняются именами людей, которых в соответствии с церковной традицией никоим образом нельзя назвать святыми. Для церковных людей XXI столетия это представляет и некоторую личную опасность. Имея самодельные критерии самоопределяемого благочестия, современный церковный человек невольно будет примериваться к образу тех, чьи имена напечатаны в церковном календаре, но которых очень сложно назвать святыми, а также придумывать сам для себя критерии святости, оценивая себя по тому ли делу, которое он делает, или вообще по роду деятельности, самого себя записывая в святые.
Конечно, это не будет иметь ничего общего с истинной святостью, которая вряд ли может быть определяема людьми. Люди, даже теоретически, не могут быть здесь объективными судьями и оценщиками, так как сам вопрос находится исключительно в компетенции Божией. Для подвижников бесспорным критерием канонизации являются чудотворения, для мучеников – страдания за Христа. Это евангельское «да-да», «нет-нет» причисления к лику святых, а все остальное можно охарактеризовать как более или менее большее отхождение от правил.
Игнорирование критериев причисления к лику святых в конце XX столетия связано с особенностями этого исторического периода. Как будто их сущностное содержание стало не понятно современным людям, стало закрытым от них. Причину этого можно видеть разве что в общем обмирщении церковного общества. Процесс прославления в качестве святых такого рода людей, которые в этом качестве не могут быть прославлены, коснулся не только Русской Православной Церкви, но и других Поместных Церквей. Но в некоторых Церквах и нет столь обширных календарей, как в Русской Церкви, и они разумно ограничиваются в них печатанием имен и дней памяти лишь наиболее известных вселенских святых, а из национальных – наиболее значимых. В Русской Церкви церковный календарь, впервые вошедший в употребление во времена гонений позднего советского периода, периода зарегулированности церковной жизни атеистическим государством, в настоящее время стал подобен справочнику, все более утрачивающему литургическое значение, наполняющемуся все большим числом имен, не известных церковному народу.
Еще более доселе неведомая и сложная проблема возникла в конце XX в. в связи с канонизацией мучеников или новомучеников, как их стали называть с подачи протопресвитера Михаила Польского, который, чтобы оправдать введение неологизма, безуспешно пытался доказать, что в Русской Церкви были когда-то мученики. В действительности же, поскольку гонений на Русскую Церковь не было, не было соответственно и мучеников. И новомученики – и есть в Русской Церкви первые мученики. Начало канонизации мучеников пришлось на то время, когда только что закончился период гонений в виде последнего его этапа – административного подчинения Церкви государству. И еще были живы ее активные гонители. Период гонений во всей его специфике ко времени канонизации еще не был изучен ни теми, кому это полагалось сделать по роду занятий, то есть историками, причем по совершенно объективным причинам, потому, что у них, как и у всех, не было доступа к архивам, ни теми, кто хранил эти архивы, так как по долгу службы их интересовала лишь информация, актуальная для решения вопросов текущего момента.
С точки зрения социальной, политической и моральной в годы репрессий было совершено огромное по своим масштабам преступление – почти бессудное убийство части народа с помощью другой части народа. И было не вполне ясно, какова в новых социальных и политических условиях суть исповеднического подвига при совершенно новых исторических реалиях. Длительность гонений, в результате этой длительности частота соприкосновений с гонителями, неполная определенность с наличием и полнотой документов, касающихся исповеднического подвига мучеников, описывающих взаимоотношения гонителей и гонимых, в каком качестве представали перед гонителями христиане, в качестве исповедников или в каком-то еще. Многое было тогда неясно. Причислять к лику святых новомучеников без подробного изучения массива судебно-следственных дел и вообще всех материалов, в разной степени к ним относящихся, – было бы церковной авантюрой.
Чтобы максимально избежать трагических ошибок, Русская Церковь хотя и не сразу, но применила исключительную методику изучения материалов к канонизации – сплошной просмотр и изучение сначала описей фондов, если это касалось государственных архивов, затем самих фондов, затем конкретных архивных дел, не смущаясь тем, насколько это имеет близкое отношение к конкретному мученику. Причем одновременно производилась и оценка исторической значимости изучаемых материалов. Все материалы относились к эпохе, в которой жили мученики, и без такого изучения было бы трудно понять их самих. Только таким образом и можно было получить более точное представление об эпохе, в которой они жили, и не подменить его смоделированным представлением о ней. Сплошное изучение судебно-следственных дел за весь период репрессий дало более полное представление об исторической эпохе и о самом пострадавшем, материалы о котором могли в дальнейшем использоваться с целью его канонизации. Применение данного метода до некоторой степени позволило минимизировать ошибки, которые неизбежно возникают при огромности поставленной задачи и новизне научной проблематики, а также при недостаточной осмысленности наукой исторического содержания эпохи с только ей присущими нюансами.
В настоящее время не представляет больших затруднений, ориентируясь на имеющиеся критерии канонизации святых, изучая биографии святых, применяя научные методы исследования, использование которых позволяет отделить факты от вымысла, отделить действительных святых от почитаемых усопших или, как их называли в XIX в., ненастоящих святых.
Мы не тешим себя надеждой на то, что это будет сделано, для этого нужно всецело любить Истину, любить Церковь, вообще церковное, признавая его не за пропитавшуюся нафталином старину, а за ценное и дорогое, не вполне модное, но очень надежное, что, хотя бы как укор, напоминает нам о былых временах бытия в действительности великих святых. Для этого нужно придавать большее значение духовному подвигу, спасению своей души, придавать меньшее значение внешнему. Но всего этого мы почти не наблюдаем в настоящее время. При всем том некоторые вещи все же должны быть описаны и сформулированы. Они, как определенная пограничная черта, отделяющая аксиологию от нечто нового. Представленное исследование – в каком-то смысле маяк среди все более сгущающегося агиографического тумана, дающий возможность христианину уцелеть и не разбиться о рифы среди окружающей мглы.
