Задуматься о небе духовном
- Автор обзора: Анастасия Чернова
Протоиерей Александр Шестак. Ключи от неба и другие записки священника.
М.: ИПО «У Никитских ворот», 2019. – 152 с., ил.
Иногда незамысловатое правдивое повествование может оставить гораздо более сильные впечатления, чем красочная, но придуманная история – со всем своим изяществом и впечатляющими подробностями. А уж если в правдивом повествовании затрагиваются бытийные вопросы – то и вовсе хочется не просто дочитать до конца, но и перечитать, чтобы не спеша подумать. Именно поэтому в наше время так популярен дневниковый жанр – от кратких записок до обширных статей. В публичном дневнике можно выразить многое: и личный опыт, и дыхание истории. Через судьбы близких, их духовный опыт и откровения – раскрыть закономерности времени, попробовать его вкус и цвет. В итоге рождается свой завершенный мир – устойчивый остров – среди информационной пресыщенности и вихря разнородных событий.
К такому островку читатели могут причалить свою лодку. Выйти на твердую землю, осмотреться… И, казалось бы, знакомые сюжеты вдруг обретут новое содержание. «Есть небо духовное, – замечает протоиерей Александр Шестак. – О нем иногда задумывается человек, когда неосознанно поднимает глаза вверх…»
Смотреть и видеть, быть, а не казаться – именно этому учит новая книга отца Александра «Ключи от неба и другие записки священника». В нее вошли рассказы, публиковавшиеся последние несколько лет в печатных и электронных изданиях. Автор делится своими впечатлениями от паломнических поездок в Киев и Крым, о празднике Пасхи, о некоторых особенностях богослужения. С теплым чувством вспоминает родную Горловку, где прошли его детство и юность. Доверительно рассказывает о первом начальнике Московского университета МВД России, – именно его трудами был сооружен храм Архангела Михаила, повествует о почившей сестре Елене и матери, описывает подвиг русской женщины Любови Васильевны – матери воина-мученика Евгения Родионова, искавшей сына в Чечне. Личные наблюдения совмещаются с историческими, ткется подлинная история современности…
Пожалуй, наиболее пронзительные страницы книги – это рассказ девушки о ее трехдневном пребывании в заложниках на «Дубровке» в 2002 году. И, хотя эту историю она поведала спустя много лет, ощущение живой сопричастности всему происходящему сохраняется. Тот самый случай, когда от времени событие не выцветает, но, напротив, призывает нас задуматься о чем-то самом главном и жизненном.
Две студентки как обычно занимались в танцевальной студии, и вот их урок был прерван людьми в масках и с автоматами. Не дав опомниться, их тут же перегнали в соседнее помещение, где еще недавно шел спектакль – так девушки оказались среди заложников. Ужасное мгновенно прорвало обычную реальность, захлестнуло потоком, разделило жизнь на «до» и «сейчас». В легких балетках они вошли в тот страшный зал…
И далее отец Александр описывает (со слов свидетельницы) все, что происходило в эти три дня. Предельно напряженно и просто, без лишних литературных спецэффектов. Токи страшной реальности пробиваются к читателю, в его уютное спокойное пространство, которое так же, как и мир танцующих девушек, может мгновенно рухнуть, осыпаться, подобно непрочной декорации.
Мы видим участников тех событий почти двадцатилетней давности. Ситуации, которые могут стать вечными образами. Нет, не героические или высокие, а самые обычные… «Рядом с подругами, Ириной и Лизой, сидела студентка и штудировала учебник ОБЖ – ей скоро предстоял зачет…» Под прицелом автоматов, на полу, она вслух читала учебник – и все слушали. Это не абсурд. Это – жизнь, которую мы не должны забывать и прятать ее за хрупкой декорацией благополучия.
А вот и описание самого настоящего чуда: «Подруги вспомнили молитву Матроне Московской, хотя это было скорее явление молитвы. До этого Ирина читала ее пару раз перед мощами и не смогла бы запомнить текст. Он возник в голове сам собой, а они только записали. Уже потом, сравнивая получившийся текст с настоящим, в двух местах обнаружили неточности. Остальное было правильно! До сих пор многие считают это чудом».
Рядом с жертвами находятся их палачи. «Ирина спросила у старой чеченки, зачем их захватили, они же не военные, им-то что сделали? Чеченка ответила, что ей все безразлично, что на войне у нее погибли все мужчины: муж, брат и дети – ей хочется мести и больше ничего». А вот другой образ. «За ними следила юная чеченка, ее лицо было открыто и поражало своей красотой. Она хотела поговорить … Завязалась беседа…» Девушка тихо рассказывала, как жила раньше, как погиб отец, а братья просто продали ее. «Ее красивые глаза наполнялись слезами, и она так же вздрагивала от каждого выстрела, как и заложники».
Кроме документальных свидетельств, в повествовании поднимаются и вопросы этико-религиозного характера. Например, когда прошел слух, что детей будут выпускать, Ирина засуетилась. Она знала, что выглядит на тринадцать лет, а потому спрятала в обшивку кресла свой студенческий и пошла просить за себя и за Лизу. Ей ответили, что у них в тринадцать лет уже не дети, а полноценные воины. Подруга и вовсе застыдила: «Все сидят, и мы никуда не уйдем!» Этот вопрос, насколько соответствует стремление выжить в экстремальных ситуациях голосу собственной совести – тревожит Ирину до сих пор. До сих пор она не в силах найти на него однозначный ответ. Не грешно ли остаться в живых, когда все погибают? Отзвук такой проблемы звучит и в романе Ю.В. Бондарева «Горячий снег», в финальной сцене с лейтенантом Кузнецовым, и в стихотворении А.Т. Твардовского:
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, –
Речь не о том, но все же, все же, все же...
Только теперь перед нами не военные, а обычные девочки-студентки, но война, говоря словами Цоя, «между Землей и Небом» – длится всегда. Поэтому и поставленные проблемы актуальны в любое время.
…Лиза вспоминает, что самой сладкой, самой высокой музыкой в жизни стала русская речь освободителей, штурмующих здание театрального центра. Ирина очнулась на улице, перед зданием. Шел то ли дождь, то ли снег. Ее подняли и куда-то повели. «Босой ногой она наступила в грязную, холодную лужу… и вот тут-то Ирина испытала самое огромное и неожиданное счастье <…> В нем выразилась вся жажда жизни! Лужа стала гимном освобождения! Все чувства обострились и ликовали…»
Небольшая история. Но вмещает в себя почти всю палитру жизни. Кроме исторической ценности, записанное свидетельство – это и напоминание о главном, о том, что в суете обычно теряется, остается незамеченным…
Лиричные воспоминания о Горловке, где прошло детство и юность автора, перемежаются с кратким описанием современных условий жизни. «Мои родственники живут на войне: кто-то привык, как брат Евгений, который во время обстрела включает погромче телевизор, и уже не поймешь, где стреляют: в фильме или на улице». Старший брат с сестрой «привыкли ночевать в прихожей на полу. Жестко спать, но другого выхода нет: если снаряд попадет в квартиру через окно – тогда все, а если через стену – есть надежда спастись от осколков». Такие зарисовки с натуры дополняют наше представление о современности, призывают задуматься и о высоком, ином небе.
Но у выбранного стиля повествования обнаруживается и обратная сторона. Если в документально-исторических эпизодах максимально простой (но не канцелярский!) язык уместен, то в лирических описаниях все же хотелось бы большего разнообразия и художественности. Иначе вместо красоты окружающего мира мы ощущаем лишь сухой бюрократический дух офиса, где живое чувство пакуется в стандартные словесные блоки. Пример подобной фразы: «Каждый путешественник стремится запечатлеть удивительную природу и жизнь Крыма на каких-либо фотоносителях. Но бывает, что этого недостаточно, и некоторые приезжие пытаются зафиксировать свое впечатление на бумаге, используя богатство русского языка, не особо сдерживая себя простотою изложения, успевая записывать лишь то, что отразилось в бесхитростной душе паломника». Но, как известно, пишут не словами, «богатством русского языка». А тем – что за ними, мелодией, общим настроением, создавая хотя бы простое энергетическое пространство вокруг предложения…. Если такое пространство отсутствует, то мы читаем лишь конструкции слов. Получаем информацию. И не более того.
Впрочем, поиск утраченных ключей от неба – ведется. Многие истории из книги протоирея Александра Шестака к этому призывают и побуждают. Увидеть духовное небо! А не только пышные облака в светлой лазури. Взять телефон и щелкнуть белую небесную волну. А еще лучше – открыть записную книжку и описать свои впечатления… Пусть они будут пока только личными, бесхитростными, дневниковыми. Но в тяжелой связке ключей иногда какой-нибудь крохотный незаметный ключик с ребристым краем и оказывается самым важным…
