Жизнь есть счастье

  • Автор обзора: Наталья Иртенина

Записки священника Сергия Сидорова, с приложением жизнеописания, составленного его дочерью, В.С.Бобринской 
М.: ПСТГУ, 2019. 494 с. Илл. 2-е изд, испр. и доп. — (Русские судьбы двадцатого века).


Старший брат автора этой книги, известный искусствовед А.А. Сидоров, по чьим трудам и ныне учатся студенты, признавал, что младший Сергей превосходил его своим литературным даром. Сложись судьба отца Сергия иначе, живи он в более спокойные и благоприятные времена, возможно, русская литература обогатилась бы книгами этого талантливого духовного писателя. Но жизнь его сложилась так же, как у десятков тысяч священников Русской Церкви, гонимых и мучимых советской властью за то, что на первом месте у них был Бог, а не идеология социализма. 

Судьба иерея Сергия Сидорова типична для священника сталинских времен. Несколько арестов, срок в лагере, статус лишенца, когда многодетная семья не имеет карточек на продукты даже в самые голодные для страны годы, а беременную жену не принимают в роддома, нищета, переезды с прихода на приход, вынужденные закрытием храмов или невозможностью прокормить детей, тайные богослужения в чужих квартирах и домах, предчувствие очередного и последнего ареста, стандартное обвинение в контрреволюции и казнь — молох Большого террора 1937—1938 годов. Те, кто вступал на священническую стезю после революции, знали, что выбирают путь страданий и мученичества… и выбирали его с внутренней духовной радостью — как путь наивысшего счастья. 

Один из очерков в книге так и называется «Жизнь есть счастье». В нем отец Сергий удивительно поэтично пишет о том, как он утвердился в желании идти за Христом в те годы, когда людской поток расхристанной Руси бежал в обратном направлении. «Среди суеты пошлых дней… я впервые узнал, что теперь только и можно жить, страдая со Христом, что в этих страданиях вечная свобода», засиявшая над «умирающей Русью» именно в годы постреволюционной смуты, когда за веру уже убивали и когда многим праведникам дано было предвидение ближайшего будущего. Эти предсказания звучат на страницах книги из уст блаженных странников, монахов, архиереев: «Ты увидишь то, что пришлось пережить первым христианам… Придет то время, какое было у христиан, когда к ним пришел освобожденный Петр, когда они слушали речи Павла… То, что пережили те, кто стоял на пороге слова Христова, переживем и мы…» 

Свои записки отец Сергий создавал в самые страшные годы советского атеистического мракобесия — 1930-е — урывками, карандашом, в тонких школьных тетрадках. Торопился, пока жив, запечатлеть закатные отсветы гибнувшей Русской Церкви. Поразительно — эту закатность он ощущал как торжественный праздник, который останется в вечности. Его перо рисует только часть сонма праведников уходящей Руси, «которые, как предрассветные звезды, будут манить мир к вечному ясному небу». Только тех, с кем ему лично довелось видеться, быть знакомым, общаться в Киеве, Москве, Оптиной и Зосимовой пустынях. Чрезвычайно интересен очерк о встречах автора с патриархом Тихоном, который «молился с горькой любовью о тех сынах родины моей, которые бросили имя Христово на поругание темному миру». 

Сама мысль делать литературные зарисовки праведников и святых сложилась после беседы со старцем, когда простое утешение из уст монаха прозвучало пророчеством: Русская Церковь «при закрытии просияет таким светом, что победит тьму закрывающих ее, и поклонятся Церкви те, кто сейчас ее гонит». Эти очерки писались отцом Сергием в утешение тем, «кто сомневается и тревожится о судьбах Русской Церкви». Он не надеялся, что его записки станут достоянием массового читателя. В те годы такая надежда была невозможна. Эта книга нашла своего издателя и читателя благодаря колоссальным усилиям дочери священника, расшифровавшей неразборчивый почерк отца на истрепанных листках. Но и в наше время записки отца Сергия и его жизнеописание могут служить для утешения, научения, извлечения уроков тем, кого волнуют судьбы Русской Церкви и России. 

В предреволюционные годы Сергей Сидоров вошел в круги московской церковной и околоцерковной интеллигенции, его друзьями были известные духовные писатели С.Н. Дурылин и С.И. Фудель. Приобщился он и свойственным тогдашнему образованному обществу темным увлечениям. Холодом веет со страниц книги, где рассказывается о повальном увлечении публики оккультизмом, вызыванием духов, колдовством и прочей безбожной мистикой; где сам будущий священник отец Сергий (всего через пять лет принявший сан) варит колдовское зелье и волхвует в летнюю полночь на берегу речного омута, как какой-нибудь деревенский ведьмак. Эти несколько страниц дают четкое понятие об атмосфере духовно-мистического разврата, творившегося тогда в России, когда жаждой оккультного маялись не только высшие сословия и интеллигенция, но все слои общества, включая даже духовенство и пролетариат. Черная метина легла и на семью будущего отца Сергия, чей старший брат-искусствовед попал в сети масонства и на всю жизнь остался духовно искалечен. Это было время, когда благодать Божия покидала Россию. «Оставляется дом ваш пуст» (Мф. 23:38). И, кажется, что те самые духи, которых во множестве вызывала из преисподней на спиритических сеансах праздная публика, оседлали наш народ и сделали его бесноватым, и с 1917 года начал он убивать сам себя, уничтожать свою страну, свои святыни. Эта же публика — те, чья душа не окончательно порвала связь с Богом, — потом скребком страданий и мук, нищеты и голода счищала с себя налипшую темень…

В годы, когда над страной собиралась предгрозовая духота, Сергей Сидоров свел тесное знакомство с таким оригинальным явлением русской православной жизни, как странничество. Этому роду духовного подвижничества, которое сродни юродству Христа ради, он посвятил самый большой очерк. В странничестве Христа ради как нигде более проявилась сущность беспокойной русской души, ее тяга к вольным просторам, жажда пути, уводящего в небеса. Ведь если есть немеряные просторы, дарованные твоему народу Богом, должны быть и те, кто благодарно, с молитвой на устах и в сердце, мерит эти бесконечные тысячи верст своими ногами. Очерк не только поэтичен по стилю и духу, но имеет значение ученого церковно-исторического и отчасти богословского труда. Отец Сергий пишет о странничестве как о последнем подвиге земного христианства, который совершается и будет совершаться когда-то в будущем «в пламенном ожидании» второго пришествия Христова, во времена антихристовы — когда все верные христиане «сделаются странниками и будут ходить по дебрям и дорогам, не зная, где главу подклонить…» 

Второе издание записок дополнено несколькими замечательными короткими очерками о праведниках старой Москвы, которых знал автор, и о традиции обыденных храмов — одном из воплощений русской соборности и покаянного смирения. Новое издание вышло через 20 лет после первой публикации. За этот срок в Русской Церкви многое пережито, передумано, осмыслено, прославлены полторы тысячи новомучеников и исповедников веры ХХ века. Неизменным и непреходящим остается долг памяти и благодарности людям, которые своей кровью и страданием за крест Христов зажгли во мгле над Россией зарю воскресения.