5 удивительных историй о русских писателях на карантине
Ася Занегина/Фома
Когда в начале ХХ века в Петербург заявилась эпидемия холеры, писатель Алексей Ремизов вспоминал, как «завел такой обычай “страха холерного”, чтобы всякий, кто приходил к нам, сперва мыл руки, а потом здоровался. Одно время в моей комнате стоял таз и кувшин с водою». «Фома» собрал для вас пять занимательных историй из жизни русских писателей о том, с чем им удалось столкнуться в годы эпидемий
Не надо есть рябину! — история о том, что не стоит пробовать во время эпидемии
В холерное лето 1848 год Фёдор Достоевский, который был тогда участником знаменитого кружка петрашевцев, находился в Парголове. В этом посёлке, на даче самого Михаила Петрашевского, он познакомился со студентом Петербургского Университета Павлом Филипповым. Позже Достоевский вспоминал о своём товарище: «В нем было одно несчастное качество, это — самолюбие. Он иногда ведет себя так, как будто думает, что все в мире подозревают его храбрость, и я думаю, что он решился бы соскочить с Исаакиевского собора, если б случился кто-нибудь подле, чьим мнением он бы дорожил и который бы стал сомневаться в том, что он бросится вниз, а не струсит. Я говорю это по факту. Я боялся холеры в первые дни ее появления. Ничего не могло быть приятнее для Филиппова, как показывать мне каждый день и каждый час, что он нимало не боится холеры.
Единственно для того, чтоб удивить меня, он не остерегался в пище, ел зелень, пил молоко и однажды, когда я, из любопытства, что будет, указал ему на ветку рябинных ягод, совершенно зелёных, только что вышедших из цветка, и сказал, что если б съесть эти ягоды, то, по-моему, холера придёт через пять минут, Филиппов сорвал всю кисть и съел половину в глазах моих, прежде чем я успел остановить его. Это детская безрассудная страсть, достойная сожаления, к несчастью, главная черта его характера»
Благо, что Филиппов остался жив. Стоит добавить, что Достоевский отмечал и положительные его качества: «честность, изящная вежливость, правдивость, неустрашимость и прямодушие». Под суд по делу петрашевцев и Филиппов, и Достоевский пошли вместе. Они оба были приговорены к смертной казни, которую затем Достоевскому заменили каторгой, а Филиппову – военно-арестантскими ротами. В 1855 году он был отправлен в действующую армию. Покидая Петербург, Филиппов подарил Достоевскому 25 рублей (он оставил деньги у коменданта Петропавловской крепости). Позже Достоевский вспоминал: «Он думал, что у меня не будет денег. Добрая душа».
История о том, как автор «Алых парусов» «надумал» себе холеру
В начале ХХ века Петербург сотрясали эпидемии холеры. Критик Юлий Айхенвальд писал: «Боюсь, что все в Петербурге вдруг умрут». Некоторые люди так боялись заболеть, что от страха находили у себя холерные симптомы, которых в действительности не существовало, и просили их положить в холерный барак к настоящим больным. Сохранилась история о том, как писатель Александр Грин страдал мнимой болезнью. В 1908 году он пережил приступ холерной паники.
Его жена Вера рассказывала, как однажды, еще до брака, Грин пришел к ней домой: «В передней раздался сильнейший звонок. Испуганная хозяйка открыла дверь, постучала ко мне и крикнула:
– Это к вам!
В прихожей стоял Александр Степанович.
– У меня холера! Помоги!
Под руками у меня не было ничего, чем я могла бы помочь, да и тон, которым известила меня о приходе Грина хозяйка, показывал, что оставить его у меня нельзя. Мы пошли в аптеку, купили там все необходимое для компресса, каких-то капель, вина „Сан-Рафаэль“, считавшегося целебным для желудка. Дома у Александра Степановича я сделала ему компресс, уложила в постель, напоила чаем с вином. Холеры не оказалось, просто, как всегда, сыграла роль обычная мнительность Александра Степановича».
Петербуржцы пытались отвадить от себя заразу различными методами. Например, одним из лекарств считалось вино «Сан-Рафаэль», а на улицах продавались «чудодейственные» амулеты, предохраняющие от болезни.
История о том, как Пушкин, Жуковский и Гоголь во время изоляции ходили друг к другу в гости
В начале 1830-х по России прокатилась волна эпидемий холеры. Известный русский писатель, сочинитель романтических баллад Василий Жуковский в 1831 году так увлекся творчеством, что не сразу заметил, что в Петербурге началась эпидемия и по городу начали устраивать лазареты. В начале лета Жуковский уехал сначала в Петергоф, а затем в Царское Село.
Он писал своим друзьям в Москву: «Вы хлопочете о том, не съела ли меня холера? Нет, не съела! Жив, жив курилка! Еще не умер... Ничто прилипчивое ко мне не прилипает; это я знаю еще с детства... Пушкин мой сосед, и мы видаемся с ним часто»
Жуковский всячески старался не впадать в уныние: продолжал писать, сочинял для фрейлин шуточные стихи и сказки. Пушкин писал критику Вяземскому: «Жуковский все пишет. Завёл 6 тетрадей и разом начал 6 стихотворений; так его и несёт. Редкой день не прочтёт мне чего нового». Жуковский не только писал, но и читал все, что успел сочинить Пушкин и делился с ним впечатлениями: «Возвращаю тебе твои прелестные пакости. Всем очень доволен. Напрасно сердишься на "Чуму": она едва ли не лучше "Каменного гостя". На "Моцарта" и "Скупого" сделаю некоторые замечания. Кажется, и то и другое еще можно усилить. Пришли "Онегина". Завтра все возвращу». Также этим холерным летом с Жуковским и Пушкиным часто виделся Николай Гоголь: «Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я».
История о том, как автор «Обломова» пугал прохожих грушами и виноградом
В 1866 году Иван Гончаров находился во Франции, где бушевала эпидемия. В холерной Булони писатель пытался сосредоточиться на написании своего романа «Обломов» и рассказывал в письме писателю Ивану Тургеневу следующее: «В иные дни умирало человек 12, а большею частию не более 6 и 4-х человек в день. Я слышал что-то об этом, но не обращал внимания, пока в моей отели у горничной не умерла мать. А до тех пор я никак понять не мог, отчего на меня с таким ужасом смотрят прохожие, когда я возвращаюсь с рынка с ежедневной своей порцией винограду и двух больших груш, несомых мною в руках открыто. Я думал, что им странно, что барин сам ходит с фруктами по улицам. Узнавши о холере, я стал завёртывать груши в бумагу, совестно стало. Погода была такая, что по утрам три четыре человека только приходило купаться, конечно, англичане и я. А в одно утро — один я — ей Богу. Я все же постараюсь написать здесь, сколько могу».
Породистая свинка, перчатки и алкоголь: что дарили Чехову его пациенты
Летом-осенью 1892 года после голодной зимы в центральной России разразилась эпидемия холеры. Писателем, которому в то время было не до карантина, стал Антон Чехов.
«Уехать я никуда не могу, так как уже назначен холерным врачом от уездного земства (без жалованья). Работы у меня больше чем по горло. Разъезжаю по деревням и фабрикам. Завтра санитарный съезд в Серпухове. Холеру я презираю, но почему-то обязан бояться ее вместе с другими»,
— сообщал Чехов в письме своей подруге Лидии Мизиновой.
Средства на борьбу с эпидемией писателю предполагалось искать самостоятельно. Антон ездил к владельцам перчаточной и текстильной фабрик, к архимандриту в монастырь и к поместным дворянам, прося их помочь деньгами и принять участие в строительстве холерных бараков.
Все лето Антон Павлович был на посту: объезжая по ухабистым дорогам вверенные ему 25 деревень, проверял санитарное состояние изб и, конечно, лечил больных. Пациенты выражали ему благодарность: сосед подарил Чехову породистую свинку в благодарность за то, что он вылечил его жену, а перчаточник за лечение преподнёс полдюжины перчаток для сестры Чехова — Маши, которая помогала брату в лечении больных. А приятельница писателя Наталья Линтварева прислала Чехову зубровку — крепкий алкогольный напиток. В ответном письме Чехов с иронией замечал: «Шлю Вам великую благодарность за зубровку. Я выпил сразу пять рюмок и нашёл, что она превосходно помогает от холеры».
Обложка -zen.yandex.ru
Фома
