«Я вижу свой долг в том, чтобы человек ощущал в себе потребность любить». Режиссер Андрей Тарковский о вере, искусстве, книгах и катастрофе цивилизации
Андрей Тарковский – это Гагарин христианского кино, именно он, а не его европейские современники, первым «слетал в космос» и в отличие от советских пилотов – Бога там видел и с Ним говорил. В своих фильмах об этих духовных путешествиях он успел передать не все, но главное – Тишину. Именно за Тишиной ходили многие и многие люди по всему миру в кинотеатры на Тарковского. Некоторые в его (и в Его?) Тишине оставались навсегда, известны случае, когда люди после просмотра «Андрея Рублева», или «Сталкера», или «Иванова детства» воцерковлялись, а то и вовсе становились священниками. Или просто исправляли свою жизнь до неузнаваемости. Мало кто знает, что помимо кино Андрей Тарковский оставил свои размышления о встрече с Богом на бумаге, например, в своей книге «Запечатленное время». «Мне бы очень хотелось, чтобы читатели ее, убежденные мною, пусть даже не целиком, а только частично, стали моими единомышленниками, хотя бы в благодарность за то, что у меня от них нет никаких тайн». Предлагаем вдумчиво и благодарно ознакомиться с литературной «исповедью» настоящего режиссера.
Об искусстве:
Я могу только сказать, что для меня очевидно — образ устремляется в бесконечность и ведет к Богу.
…функция искусства видится мне в том, чтобы выразить идею абсолютной свободы духовных возможностей человека. Мне кажется, что искусство всегда было орудием борьбы человека против материи, стремящейся поглотить его дух.
Искусство утверждает то лучшее, на что способен человек: Надежду, Веру, Любовь, Красоту, Молитву…
Искусство почти религиозно по своей сути, освященное сознанием высокого духовного долга. Бездуховное искусство несет в себе свою собственную трагедию.
О своем кино:
Кино — единственное искусство, где автор может чувствовать себя творцом безусловной реальности, собственного мира в буквальном смысле слова.
Я вижу свой долг в том, чтобы человек ощущал в себе потребность любить, отдавать свою любовь, ощущал зов прекрасного, когда смотрит мои фильмы.
В «Сталкере» я договариваю кое-что до конца — человеческая любовь и есть то чудо, которое способно противостоять любому сухому теоретизированию о безнадежности мира. Это чувство — наша общая и, несомненно, позитивная ценность. Хотя и любить-то мы разучились…
Монах Рублев смотрел на мир незащищенными детскими глазами, исповедуя непротивление злу, любовь и доброту. И хотя он оказывался свидетелем самых грубых и тяжелых форм насилия, которое, казалось, правит миром, пережив угрюмое разочарование, он возвращался к единственной ценности, вновь обретенной им, ценности человеческой доброты и нерассуждающей простодушной любви, которую люди могут дарить друг другу.
… кинематограф все еще только ищет свою специфику, свой язык, может быть, лишь иногда приближаясь к его постижению…[…] Во всяком случае, состояние современного кино вопиет подумать на тему достоинства искусства кинематографа снова и снова.
О творцах:
Говоря о поэзии, я не воспринимаю ее как жанр. Поэзия — это мироощущение, особый характер отношения к действительности.
У художника проявляется духовный инстинкт человечества. А в творчестве проявляется стремление человека к вечному и возвышенному, всевышнему часто вопреки греховности даже самого поэта.
Настоящий художник всегда служит бессмертию — пытается обессмертить мир и человека в этом мире. Художник, не пытающийся отыскать абсолютную истину, пренебрегающий глобальными целями ради частностей, — всего лишь временщик.
О книгах:
Книга, прочитанная тысячами людей, это тысячи разных книг.
Гёте тысячу раз прав, когда он говорит, что прочесть хорошую книгу так же трудно, как ее написать.
… особенность литературы состоит в том, что как бы подробно ни разрабатывались писателем отдельные страницы книги, читатель «вычитывает» из них и «видит» только то, к чему его приспособил его и только его опыт, склад характера, выработав в нем устоявшиеся пристрастия и вкусовые особенности
О человеке и человечестве:
Интерес к самому себе, борьба за свою собственную душу требует от человека огромной решимости и колоссальных усилий. В моральном и нравственном смысле человеку гораздо легче опуститься, нежели подняться хоть чуточку выше над своими собственными прагматическими, эгоцентрическими интересами. Для того чтобы обрести настоящее духовное рождение, требуются огромные внутренние усилия.
Взаимоотношения людей сложились таким образом, что, не требуя ничего от самих себя, освобождая себя от нравственных усилий, они направляют все свои претензии к другим людям, к человечеству как таковому.
Мы создали цивилизацию, грозящую уничтожением человечества. Перед лицом такого рода глобальной катастрофы мне кажется единственно и принципиально важным поставить вопрос личной ответственности человека, его готовности к духовной жертве, без которой отпадает всякий вопрос о духовном начале как таковом. […]Я говорю о жертвенности, которая есть добровольное служение другим как единственно возможная форма существования, естественно принятая на себя человеком.
Подготовил Максим Васюнов
