Круг чтения протоиерея Димитрия Лескина

Круг чтения протоиерея Димитрия Лескина
В  очередном выпуске «Круга чтения» – рубрике, которая призвана рассказать о личной библиотеке и последних прочитанных книгах, нашим героем стал протоиерей Димитрий Лескин, доктор философских наук, кандидат богословия,  ректор Поволжского православного института имени Святителя Алексия, митрополита Московского, член Общественной палаты Российской Федерации, профессор Общецерковной аспирантуры и докторантуры св. Кирилла и Мефодия. Основная часть его огромной библиотеки хранится в Православной классической гимназии города Тольятти, которую он построил, еще будучи студентом!

 – Я не мыслю и дня без чтения. Чувствую себя обездоленным, если хотя бы вечером у меня в руках не оказалась книга. Причем речь идет именно о бумажных томах. Понимаю, что со многими текстами даже удобнее работать в электронном виде, но все-таки исключительно важным представляется именно общение с бумажными, иногда уже пожелтевшими страницами. Так ты переживаешь эпоху, когда книга была создана. Сам я часто читаю сразу несколько книг, связанных со служением, преподавательской деятельностью, для души. Слава Богу, это удается совмещать. Так, за последнее время я параллельно читал несколько книг. Расскажу о них.

 «Избранные письма» К.Н. Леонтьева

Этот томик многим известен, он был выпущен в начале 90-х годов и стал первым изданием эпистолярного наследия великого русского мыслителя. С тех пор переписка Константина Леонтьева неоднократно переиздана и расширена, в том числе в продолжающемся полном собрании сочинений, но я перечитывал именно книжку из моего студенчества.

Фигура этого великого и незаслуженно забытого философа, обладавшего пророческим дарованием, еще в 70-х-80-х годах XIX века ощутившего надвигающуюся трагедию, конечно же, мало с кем может сравниться. С другой стороны, в письмах уникально предстает его личность.

Леонтьев проделал огромный путь от человека весьма материалистических, эстетских и сибаритских, даже барских (по его происхождению) взглядов до глубоко верующего христианина, пережившего реальное религиозное потрясение на Святой горе Афон. Оно полностью изменило его жизнь, жизнь человека, уже свыкшегося с определенными светскими принципами и достаточно безнравственным образом жизни.

Все произведения Леонтьева, публицистика, философские очерки и особенно – эпистолярное наследие дают понимание не только мировоззрения, но и личностных особенностей автора.

Собрание сочинений Сергея Николаевича (отца Сергия) Дурылина

Имя отца Сергия еще со студенческих лет волновало меня своей сложной драматичной судьбой. Блестящий писатель Серебряного века, ставший священником в роковые годы революции и гражданской войны. Он не сложил с себя сан, но в советский период был известен, прежде всего, как ученый – искусствовед, литературовед и театральный критик. Множество произведений он писал «в стол», и они стали известны только в 90-е годы. Сейчас, стараниями ряда энтузиастов, в том числе Анны Резниченко, издаются тома его наследия, которое поистине огромно. И издано еще далеко не все.

Мне довелось прочитать и его художественные произведения. Самое известное среди них – роман-эпопея «Колокола», где сквозь призму историй колоколов и звонарей повествуется о судьбе и путях России. Потрясающее по лиричности произведение «Сударь Кот» – всем рекомендую его как образец высокой русской прозы. Замечательные «Рассказы Сергея Раевского».

Но особенно мне близки автобиографические произведения отца Сергия. Книга «В родном углу» – воспоминания, связанные с родом, родителями, родными, близкими, детством. И опять встреча с чудом «великого и могучего». У Дурылина вообще можно учиться высокому русскому слогу, который, к сожалению, был потерян во многих произведениях Серебряного века: никакой вычурности, но сила воздействия слова – потрясающая!

3-2

Отдельно издан объемный сборник записных книжек отца Сергия, которые он вел на протяжении 20-х – 30-х годов, под названием «В своем углу» (их надо обязательно разделять с книгой «В родном углу» – это совершенно разные произведения). Это практически никак не оформленные дневниковые записи, где больше философии, богословия, различных экскурсов и воспоминаний.

Например, одна из первых заметок – рассказ М.А. Новосёлова, который Дурылин приводит, анализируя «Заметки» о Льве Толстом М. Горького. Однажды Новосёлов задал вопрос писателю, кого бы из великих деятелей он желал бы увидеть в живых. Звучали имена Будды, Конфуция, Лао Цзы и др. Среди них, к удивлению Новосёлова, не было Господа Иисуса Христа. Когда Новосёлов спросил, не хотел ли бы Толстой увидеть Христа, тот ответил резко: «Ну уж нет. Не желал бы с Ним встретиться. Пренеприятный был господин». Согласитесь, характерно.

Тут надо подчеркнуть, что отцу Сергию не свойственно перевирать: у него была фотографически точная память на нюансы.

Дурылин – уникальная личность, гениально запечатленная в картине М.В.Нестерова «Тяжелые думы», именно отец Сергий является ее прототипом. Многие книги Дурылина в последние годы изданы впервые, до того их можно было прочесть в каких-то журналах, фрагментами.

Ирина Одоевцева «На берегах Невы» и «На берегах Сены»

Тоже мемуарная литература, но уже совсем другого направления, другого пошиба, хотя эпоха та же – Серебряный век.

Автор уже – пожилая женщина, но, обратившись к годам своей юности смогла наполнить свои произведения свежестью и юностью. Первой части воспоминаний (20-е годы) особенно присуща детскость и радостность. Это общение с Николаем Гумилевым, восторженные девические описания Александра Блока, умиление беспомощным О. Мандельштамом, осторожное восхищение Анной Ахматовой и т.д., и т.д.

Фигуры оживают! Имена и образы становятся реальными людьми. Голодный, промозглый, замерзающий Петербург бурлит культурной и религиозной жизнью. Сама Ирина Одоевцева не была религиозной, но как честная писательница не могла пройти мимо рассказов о проявлениях ее жизни героев воспоминаний. В том числе она пишет о молитве за Россию Николая Степановича Гумилева, когда он коленопреклоненно, призвав и ее, стоял в одном из холодных соборов Петербурга за полгода до своего ареста и расстрела в августе 1921-го.

Конечно, я обратился к этим воспоминаниям не впервые, но недавно очень захотелось их перечитать.

Теодор Парницкий «Серебряные орлы»

Это настоящее открытие! К своему стыду я раньше не слышал имени этого польского писателя. Историк, философ, человек, который жил в XX веке и скончался в 70-е годы. Роман «Серебряные орлы» был переведен на русский язык еще в 80-х и издан «Прогрессом», который специализировался в том числе на иностранной философской литературе. Роман создавался в 40-е годы, во время Второй Мировой войны, будучи атташе по культуре польского посольства в СССР в Куйбышеве. Тогда нынешняя Самара была запасной столицей Советского Союза (в силу того, что Москва оказалась в непосредственной близости от фронта).

И вот в этих обстоятельствах Парницкий пишет роман, посвященный раннему Средневековью. Эпохе Оттонов и борьбы за инвеституру, периоду формирования Священной Римской Империи, где главнейшими темами являются церковно-государственные отношения, становление папства как абсолютистской формы правления, ее противоречия с Империей, которая также претендует на абсолютизм, взаимоотношения с православной Византией.

Роман, при некоторой затянутости сюжета, является больше историко-философским эссе, где художественная линия – это антураж для передачи собственных размышлений автора. От этой книги нельзя ожидать приключенческой фабулы, на первом плане –осмысление эпохи раннего Средневековья.

Повторюсь, книга была написана в роковое время, возможно, это было бегство от действительности. Хотя с другой стороны – в ней много исторических параллелей.

Существует еще один роман Парницкого – «Аэций, последний римлянин».

А заключительная книга, о которой я хочу рассказать, была написана на итальянском языке, и я ее сейчас вычитываю в гранках. Это перевод воспоминаний католического священника Дона Галассо Андреоли о его служении в городе Тольятти в конце 60-х годов, когда он окормлял итальянских рабочих с Фиата, приехавших строить и открывать ВАЗ.

Это была совершенно закрытая тема. Известно, что тольяттинская итальянская община тогда насчитывала до двух тысяч человек. А учитывая, что они находились в совершенно безбожном государстве (в Тольятти, численность населения которого выросло в то время до 700 тысяч жителей, не было ни одной церкви, только маленький молитвенный дом!), итальянская община потребовала, чтобы священник Римо-католической церкви был в их рядах.

Он совершал богослужения, общался с итальянскими инженерами и рабочими, хотя ему было категорически запрещено общение с рабочими советскими (да и русский язык ему не позволяли учить, следили за этим). Но, тем не менее, эти контакты не могли не состояться, все-таки он три с лишним года прожил в Тольятти.

На основании своих записных книжек, уже на родине, в городе Модена, Дон Галассо написал воспоминания о Тольятти. Он не решался их опубликовать до конца 80-х, и только после того, как началась Перестройка, понял, что эти очерки никому не грозят, и отдал их в печать. Понятно, что воспоминания носят достаточно сильный антисоветский характер, но они настолько ярко и сочно передают ту удивительную жизнь, стройку, энтузиазм! Кончено, автор коснулся и нравственной стороны жизни.

Эта книга будет интересна очень и очень многим, не только тольяттинцам и жителям Самарской области. Так, в 2016 году ВАЗ отмечает 50-летие со дня основания, и выход книги будет приурочен именно к этой дате. Думаю, это будет хороший подарок: интересный, дискуссионный, который, очень может быть, вызовет желание поспорить, но тем не менее, написанный человеком, который искренне полюбил Россию и русский народ, но при этом воспринимал советскую систему как тяжкое иго которое несут миллионы людей.

***

Всегда, с самого детства, я любил книги. Ибо рос в семье, в которой, можно сказать, был культ книги. Насколько это было возможно в советский период, родители собирали библиотеку: тогда были многочисленные подписки на собрания сочинений. И вот у нас дома стояли Достоевский, Толстой, Пушкин… Книги эти я перелистывал еще тогда, когда не мог их прочитать.

Потом папа приучил меня к системности, и я старался подходить к чтению серьезно: если Пушкин, то с первого по десятый том. Иногда, естественно, чего-то не понимал. Но любовь к чтению сопровождала меня с детства, и я долго вынашивал мечту сформировать свою полноценную домашнюю библиотеку.

Мои школьные годы проходили в Тольятти (Ставрополе-на-Волге), где в большом книжном магазине «Факел» в те времена существовал отдел подписных книг, которые было невозможно купить «просто так». И я ходил туда любоваться этими изданиями, которые аккуратно стояли на верхних полках и очень привлекали.

На рубеже 80-х и 90-х, когда был дефицит всего, люди стояли в очередях за книгами (внешне это ничем не отличалось от очередей за колбасой). Помню одну такую очередь – стояли за Большим Энциклопедическим Словарем. Несколько сотен людей жаждали купить эту книгу так, что магазин продавал ее не только внутри, но и снаружи. Я тоже стоял в этой толпе, но прямо передо мной Словарь закончился (у родителей он был, я же стоял больше из чувства солидарности!). И вместо него купил единственное, что оставалось: как сейчас помню – сборник классической китайской поэзии и несколько переводов современных вьетнамских авторов. Эти два томика до сих пор где-то хранятся.

Конечно, по-настоящему я сформировал библиотеку в Москве, в студенческие годы. В 1993 году я стал студентом Московского государственного университета, а в стране начали издаваться прежде недоступные книги, в основном религиозно-философского содержания, причем стоили они не так дорого, как сейчас. А самое удивительное – букинисты вдруг выложили на прилавки то, что, казалось, исчезло безвозвратно в советские времена.

На первых курсах я буквально не вылезал из книжных, а особенно букинистических магазинов. Так у меня появились достаточно уникальные вещи. Друзья и сочувствующие постоянно подсказывали: что, где и как. Большинство тех букинистических лавок не пережили испытания временем, некоторые, наоборот, укрупнились, но все их я вспоминаю с благодарностью за ценные находки того времени. Например, «Очерки по истории русской литературы» профессора Венгерова, изданные отдельными выпусками или четырехтомная «История русской литературы А.Н. Пыпина – все эти тома пропитаны духом эпохи!

Перевозить книжные богатства в студенческое общежитие было сложно, а еще сложнее – доставлять из общежития в Тольятти, где родительская квартира была забита «банановыми» ящиками, которые идеально подходили для транспортировки книг. Мы с моей супругой разыскивали эти ящики, набивали их книгами, тащили на себе на железнодорожный вокзал и везли в плацкарте. Не один десяток ящиков так перекочевал.

Сейчас моя библиотека продолжает пополняться, но уже более избирательно. Насчитывает она около пяти тысяч томов, дома вся не помещается, поэтому часть (в основном – философские, исторические и богословские труды) хранится в Православной классической гимназии, где у меня – нечто среднее между кабинетом и библиотекой (книжные шкафы находятся на антресолях, где есть отдельные полки с дореволюционными изданиями).

Как и вся гимназия, кабинет-библиотека делался благодаря одному замечательному человеку, который для Тольятти и Волжского автозавода является легендарным – Марку Васильевичу Демидовцеву, ныне уже отошедшему в мир иной. Марк Васильевич спроектировал дизайн нескольких самых популярных автомобилей ВАЗа, однако по образованию был архитектором и в конце жизни решил вернуться к своему истинному призванию, создав проекты нескольких храмов. Его главным православным архитектурным детищем стала наша гимназия с домовым храмом, над библиотекой мы с ним сидели вместе, проектировали, рисовали на бумаге. Я, понятно, был мальчишкой в его глазах, но он относился очень доверительно и стремился претворить в жизнь мои идеи и мечтания. Так появлялись эскизы, которые сами по себе уже стали достоянием истории, они найдут свое место в Музее Поволжского православного института, который формируется сейчас.


Фома