Странное имя: доживший в Ленинграде до 1938-го года, автор «Гранатового браслета», «Белого пуделя», «Юнкеров» и «Поединка» воспринимается исключительно дореволюционным, якобы мирно почившим ещё до Первой Мировой. Россия Куприна – царская, и точка.
***
…Когда пришла пора отдать в близлежащий детский сад ворох зачитанных детских книжек, я отобрал всего несколько тех, с которыми никогда и ни при каких обстоятельствах не расстанусь. Среди них – «Слон» 1907 года, обычного детского формата, оформленная советским иллюстратором немного в манере Сомова (светло-голубая и чуть охристая гамма).
«Слона» мне читала мать, когда я болел, и – помню – каким-то волшебным образом болеть после чтения я переставал, потому что внутренне неизменно согревался слогом и сюжетом.
Странный рассказ. Весь в настоящем времени, сходу погружающий в атмосферу происходящего, которое поначалу ужасно.
Маленькая девочка нездорова. Каждый день к ней ходит доктор Михаил Петрович, которого она знает уже давно-давно. А иногда он приводит с собою еще двух докторов, незнакомых. Они переворачивают девочку на спину и на живот, слушают что-то, приложив ухо к телу, оттягивают вниз глазные веки и смотрят. При этом они как-то важно посапывают, лица у них строгие, и говорят они между собою на непонятном языке.
Консилиум, латынь. Сейчас прозвучат и «казусы», и «серьёзное положение». В чём дело?
Анемия. Отсутствие желания жить.
Прощаясь, главный доктор говорит громко:
— Главное, — не давайте ей скучать. Исполняйте все ее капризы.
— Ах, доктор, но она ничего не хочет!
— Ну, не знаю... вспомните, что ей нравилось раньше, до болезни. Игрушки... какие-нибудь лакомства...
— Нет, нет, доктор, она ничего не хочет...
— Ну, постарайтесь ее как-нибудь развлечь... Ну, хоть чем-нибудь... Даю вам честное слово, что если вам удастся ее рассмешить, развеселить, — это будет лучшим лекарством. Поймите же, что ваша дочка больна равнодушием к жизни, и больше ничем... До свидания, сударыня!
Это почти начало – видоизменённое, но узнаваемое – сказки Ганса Христиана Андерсена «Дочь болотного царя». Анемия египетского владыки-фараона, совещание врачей, их вывод о необходимости чудодейственного лекарства – лотоса.
Мать пробует расспросить дочку о желаниях, но без успеха. Кукол? Книжек? Нет, нет и нет. Фигура отца:
Когда из детской отворена дверь в гостиную, а из гостиной дальше в кабинет, то девочка видит папу. Папа ходит быстро из угла в угол и все курит, курит. Иногда он приходит в детскую, садится на край постельки и тихо поглаживает Надины ноги. Потом вдруг встает и отходит к окну. Он что-то насвистывает, глядя на улицу, но плечи у него трясутся. Затем он торопливо прикладывает платок к одному глазу, к другому и, точно рассердясь, уходит к себе в кабинет. Потом он опять бегает из угла в угол и все... курит, курит, курит... И кабинет от табачного дыма делается весь синий.
Эти трясущиеся плечи, этот синий от дыма кабинет – уже и не нужно видеть его лица. Оно – любое, лицо отца, благородно худое или круглое, но уже осунувшееся. Все стадии столкновения с будущей смертью написаны на нём, попытка бодриться, неприятие, смирение, отчаяние. Горе стоит на пороге.
И вот, вдруг, несколько иное утро, проблеск надежды:
Но однажды утром девочка просыпается немного бодрее, чем всегда. Она что-то видела во сне, но никак не может вспомнить, что именно, и смотрит долго и внимательно в глаза матери.
— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает мама.
Но девочка вдруг вспоминает свой сон и говорит шепотом, точно по секрету:
— Мама... а можно мне... слона? Только не того, который нарисован на картинке... Можно?
Отец бросается в магазин и проносит дорогую игрушку – на богато изукрашенном слоне в домике сидят маленькие индийцы, слон ходит, поднимает хобот… но всё напрасно.
— Я тебя очень, очень благодарю, милый папа. Я думаю, ни у кого нет такой интересной игрушки... Только... помнишь... ведь ты давно обещал свозить меня в зверинец посмотреть на настоящего слона... и ни разу не повез...
— Но, послушай же, милая моя девочка, пойми, что это невозможно. Слон очень большой, он до потолка, он не поместится в наших комнатах... И потом, где я его достану?
— Папа, да мне не нужно такого большого... Ты мне привези хоть маленького, только живого. Ну, хоть вот, вот такого... Хоть слоненышка...
В этом уменьшительном «слонёнышке» - мольба. Может быть, последняя – да-да, вероятно, именно так. Это шанс, за который стоит схватиться и не отпускать нипочём, как бы ни вырывали.
Папа хватает себя за волосы и убегает в кабинет. Там он некоторое время мелькает из угла в угол. Потом решительно бросает на пол недокуренную папиросу (за что ему всегда достается от мамы) и кричит горничной:
— Ольга! Пальто и шляпу!
Как радостно было мне слышать это «Пальто и шляпу»! Отец решился, он вступает в борьбу за жизнь дочери, которая обязана закончиться его победой. Вечер, зверинец, переговоры с директором, большим рыжим немцем.
— Гм... А сколько вашей девочке лет?
— Шесть.
— Гм... Моей Лизе тоже шесть. Гм... Но, знаете, вам это будет дорого стоить. Придется привести слона ночью и только на следующую ночь увести обратно. Днем нельзя. Соберется публикум, и сделается один скандал... Таким образом выходит, что я теряю целый день, и вы мне должны возвратить убыток.
— О, конечно, конечно... не беспокойтесь об этом...
— Потом: позволит ли полиция вводить один слон в один дом? (Прелестный, донельзя смешной акцент! Русская калька построения немецкой фразы – А.С.)
— Я это устрою. Позволит. – выговаривает отец, и множественное согласие его – свидетельство того, что для него сломаны все мыслимые и немыслимые преграды. Дробящиеся, они вызывают лишь восхищённый вздох перед железной волей преодоления.
— Еще один вопрос: позволит ли хозяин вашего дома вводить в свой дом один слон?
— Позволит. Я сам хозяин этого дома.
Вот чего не нам хватает. Мы не хозяева в своих многоквартирных многоэтажках, а так бы...
— Имеете ли вы в своем доме широкую лестницу, высокий потолок, большую комнату, широкие двери и очень крепкий пол? Потому что мой Томми имеет высоту три аршина и четыре вершка, а в длину четыре аршина. Кроме того, он весит сто двенадцать пудов.
Надин отец задумывается на минуту.
— Знаете ли что? — говорит он. — Поедем сейчас ко мне и рассмотрим все на месте. Если надо, я прикажу расширить проход в стенах.
Это и называется идти до конца. До самого конца, чего бы это ни стоило.
Ночью слона ведут к девочке. Толпа, разумеется, тут как тут. Полиция уговаривает ее разойтись, а еще предстоит путь на второй этаж, и покупается фисташковый торт (!!!), чтобы заманить гиганта на лестницу.
***
— А что же слон? Он пришел?
— Пришел, — отвечает мама, — но только он велел, чтобы Надя сначала умылась, а потом съела яйцо всмятку и выпила горячего молока.
И вот – свидание:
— Здравствуйте, Томми, — произносит девочка и кланяется головой. Оттого, что слон такой большой, она не решается говорить ему на «ты». — Как вы спали эту ночь?
Она и ему протягивает руку. Слон осторожно берет и пожимает ее тоненькие пальчики своим подвижным сильным пальцем и делает это гораздо нежнее, чем доктор Михаил Петрович. При этом слон качает головой, а его маленькие глаза совсем сузились, точно смеются.
— Ведь он все понимает? — спрашивает девочка немца.
— О, решительно все, барышня!
— Но только он не говорит?
— Да, вот только не говорит. У меня, знаете, есть тоже одна дочка, такая же маленькая, как и вы. Ее зовут Лиза. Томми с ней большой, очень большой приятель.
— А вы, Томми, уже пили чай? — спрашивает девочка слона.
Слон опять вытягивает хобот и дует в самое лицо девочки теплым сильным дыханием, отчего легкие волосы на голове девочки разлетаются во все стороны.
Бессловесная доброта слона божественна.
Он пришёл на зов погибающей, он здесь, он рядом, он действует – пьет из ведра воду с сахаром, жует булки и… куклу, кивает огромной головой и постоянно смотрит на девочку одобряющим взором. Он живой, он чудо, и значит, чудо – есть, а в мире, где есть чудо, стоит жить.
Так великая и простая мысль капля за каплей просачивается в девочку: отец пошёл на всё, чтобы встреча состоялась, и значит, её любят так, как должны любить. Высшая из возможных, любовь свершилась, и слон свидетельствует о ней. Если бы понадобилась Луна, отец достал бы и её, потому что пределов для любви нет.
Девочку едва укладывают спать от счастья. Оно прямо рвётся из строк:
В эту ночь Надя видит во сне, что она женилась на Томми и у них много детей, маленьких, веселых слоняток. Слон, которого ночью отвели в зверинец, тоже видит во сне милую, ласковую девочку. Кроме того, ему снятся большие торты, ореховые и фисташковые, величиною с ворота...
Девочка выздоравливает.
***
Так что же это за метафора?
Сегодня мне чудится, что в теле слона спрятан тот, кто никогда не оставит своей любви ко всем нам. Сегодня мне мнится, что булки и сахарная вода, все эти расширения дверных
проёмов и укрепления полов – преддверие великой встречи, маленькие жертвоприношения на пути к ней.
Ощущение света нарастает с каждым абзацем, и Куприн в «Слоне» не спешит, метафорически передавая почти не передаваемое. Вместе со светом приходит и великая и несокрушимая Вера в чудо, добро и счастье. И как нагляден внутренний механизм веры: для того, чтобы свет ворвался в комнату, следует захотеть его, как последнего, и как в последний раз, и сокрушить все преграды на пути к нему.
Сомнений никаких: такой рассказ мог написать только великий мастер.
26 августа ему исполнилось 150 лет.
