«Отвратительная, напудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смоченная пьяными слезами» — слова из знаменитых «Злых заметок» одного из революционных и государственных вождей Николая Бухарина, адресатом которых был поэт Сергей Есенин и его стихи. За Есениным закрепился образ восторженного гуляки и хулигана, но, выражаясь словами поэта Игоря Северянина, «близкого и родного русскому сердцу, какого-то своего, настоящего». За пару лет до трагической гибели Есенин публикует книгу стихотворений «Москва кабацкая», так и оставшуюся в умах многих читателей образцом эпатажности и средоточием непристойных произведений. В проекте журнала "Фома" «50 великих стихотворений» разговор идет об одном из самых ярких стихотворений этой книги — «Мне осталась одна забава…» и увидим, что это не лихой, брошенный сгоряча поток мыслей «разбойника-богохульника», а исповедь одного из самых искренних русских поэтов
Мне осталась одна забава…
Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот — и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.
Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в Бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.
Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.
Дар поэта — ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черною жабой
Я хотел на земле повенчать.
Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились —
Значит, ангелы жили в ней.
Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной, —
Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.
1923
Исторический контекст
Прижизненное издание
Стихотворение «Мне осталась одна забава…» входит в поэтическую книгу Сергея Есенина «Москва кабацкая», замысел которой начал складываться у автора еще в период его поездки с женой, американской танцовщицей Айседорой Дункан, в 1922–1923 годах в Европу и Соединенные Штаты. Почти сразу после возвращения Есенин и Дункан расстаются, и поэт берется за публикацию стихов из «Москвы кабацкой». Несмотря на то, что ряд текстов книги был написан за границей, в них нет и тени заокеанской и европейской жизни Есенина. Все мысли и чувства поэта — о своей родине, ее драматичной судьбе в послевоенной и послереволюционной действительности, о самом себе и духовном переломе, который во многом эта действительность спровоцировала.
Автор
Сергей Есенин в 1923 году
Есенин вернулся из-за границы летом 1923 года. Популярность поэта среди читателей росла с каждым днем, о ней ходили легенды. Стоило поэту выйти на улицу, его встречала толпа очарованных любителей поэзии. Есенин часто выступает на литературных вечерах, где читает свои новые «кабацкие» стихи. По поводу одного из таких выступлений сам поэт вспоминал: «Вечер прошёл изумительно. Меня чуть не разорвали».Сохранилось немало восторженных впечатлений от есенинского чтения: залы, где он выступал, были всегда переполненными, а аплодисменты слушателей — оглушительными. «Публика была покорена, зачарована», — свидетельствовал участник одного из вечеров, писатель Рюрик Ивнев.
Самая скандальная книга Есенина
Есениным было предпринято несколько попыток публикации «Москвы кабацкой». Отдельные ее стихотворения были напечатаны в начале 1924 года в журнале «Гостиница для путешествующих в прекрасном», выпускавшемся поэтами-имажинистами*, в число которых входил и Есенин. Летом того же года «Москва кабацкая» вышла в свет, и ее появление вызвало бурную и неоднозначную реакцию читателей-современников и противоречивые отзывы литературных критиков. «Москва кабацкая» состояла из 18 стихотворений, которые составляют целый лирический сюжет: герой начинает свой поэтический рассказ с воспоминаний о своем детстве, а заканчивает книгу текстом — итогом прожитой жизни. Именно из «Москвы кабацкой» родом известные всем строки про «московского озорного гуляку», который «прослыл шарлатаном» и «скандалистом», без которого «ссутулился низкий дом»; про «уличного повесу», говорящего всем: «Я такой же, как вы, пропащий» и бросающего «пророчество» «На московских изогнутых улицах умереть, знать, судил мне Бог». Стихотворения «Москвы кабацкой» богаты на крепкое словцо, полны чересчур резких и физиологичных образов, поэтому книга быстро приобрела репутацию «страшной», «жуткой» и «скандальной».
Есенин и поэты-имажинисты А. Мариенгоф, А. Кусиков и В. Шершеневич
Однако за всей этой эпатажностью просвечивает в первую очередь противоречивая личность героя, который на самом деле не беспечен и весел, а находится на «дне сомнения и отчаяния», а главными нотами «Москвы кабацкой» являются не пьяные возгласы в переулках и«шум и гам в жутких логовах», а чувства неприкаянности и одиночества, поиск себя и своего места в мире, противостояния ему, а также неприятие пошлой действительности.
Почему Москва — кабацкая, а не как мы привыкли — златоглавая, хлебосольная или белокаменная
Кабацкий — определение, образованное от слова «кабак» — заведения, где продают и употребляют спиртные напитки. Кабацкий — значит, напоминающий обстановку такого заведения, — шумный, беспутный, разгульный. «Снова пьют здесь, дерутся и плачут», —пишет Есенин, и эти слова относятся не столько к конкретному месту, где происходит хмельное веселье, сколько к той самой «златоглавой» Москве, которая после революции стала восприниматься многими читателями и критиками как распутная, грубая и дикая. Именно здесь «улыбается встречным лицам» герой, прячущийся за органичной здесь маской «уличного повесы» и хулигана и таким образом выражающим протест против низменной действительности.
Москва, начало 1920-х годов
Видный критик Абрам Лежнев заметил, что этой очень болезненной книгой Есенин красноречиво обозначает перелом в собственном творчестве и в своей жизни: «За „страшным” названием „Москва кабацкая” скрываются мягкие лирические стихотворения, грустные и жалобные». Некоторые литературоведы характеризовали есенинские стихи как «страшные, мастерские и искренние» и разглядели за картинами московского озорного разгула подлинную лирическую глубину и душевную боль автора-героя, осуждаемого всеми: «Отчего прослыл я шарлатаном? / Отчего прослыл я скандалистом?»; «Не злодей я и не грабил лесом, / Не расстреливал несчастных по темницам».
Книжные развалы у кремлевских стен 1920-е годы
Сам поэт признавался, что он внутренне пережил «Москву кабацкую» и не может отказаться от этих стихов. Она стала для него отражением собственного внутреннего разлада и трагического ощущения и сочувствия своей эпохе. Во многих стихах «Москвы кабацкой» особенно заметно чувство отчуждения и брошенности человека в ставшем ему непонятным мире. Он вспоминает о «навеки утраченном прошлом», а в настоящем видит неминуемую гибель. Однако цель поэта заключалась не в том, чтобы описать «падение» героя в «Москве кабацкой», а в том, чтобы духовно его возродить. Таким образом, стихотворения книги — свидетельства острого психологического кризиса и одновременно с этим — поиск выхода из него.
О чем стихотворение?
Стихотворение «Мне осталась одна забава» было написано двадцативосьмилетним Есениным за два года до смерти. Этот текст, который критики потом назовут «изумительной вещью» и одним из самых пронзительных стихов поэта, был изначально запрещен к публикации и изъят цензурой из сборника «Москва кабацкая» с пометкой «Выкинуть». Сборник так и вышел без этого стихотворения, но оно осталось в его содержании как неотъемлемая его часть.
Стихи Есенина – это всегда автобиография, и «Мне осталась одна забава…» не исключение. Это поэтическое раздумье поэта о самом себе. Желание примирения и покоя. Героя здесь не занимают «дурные» сплетни и россказни о себе в «кабацком» обществе («Ах! какая смешная потеря! Много в жизни смешных потерь»),главное здесь для него — вопрос о месте веры в жизни. Строки «Стыдно мне, что я в Бога верил. Горько мне, что не верю теперь» — о том, что раньше вера для Есенина была «детской», «невдумчивой», «наивной». Сейчас же страдающий герой, прошедший через разочарования, узнавший, что такое обман и предательство, преследования и окрики власти, наветы и клевета, видя вокруг только «желтую грусть» и «пропащую гульбу», сокрушается, что теперь он не верит. Но в этом признании — стремление найти в себе душевные силы и обрести веру.
В стихотворении особенно сильны мотивы покаяния и смерти, здесь дана «беспощадная и резкая самооценка пройденного жизненного и творческого пути». Это не внерелигиозный этап, несмотря на упоминающееся здесь неверие поэта, не его духовное обнищание. Это признание в «тяжких грехах», переоценка ценностей, раскаяние и мечта о смерти «под иконами» как высшей благодати. В этом исповедальном тексте заметен разлад поэта с самим собой, мечтающим в своих стихах «повенчать» «розу белую с черною жабой», в его душе и «живут ангелы», и «гнездятся черти». Этот разлад потом достигнет наивысшей точки в поэме Есенина «Черный человек».
В отличие от многих стихотворений русских поэтов, которые принято называть исповедальными и в которых мы видим, как поэт или его лирический герой напрямую обращается к Богу с просьбой о прощении или с благодарностью, в стихотворении Есенина «Мне осталась одна забава…» такого обращения нет, несмотря на всю его исповедальность. Духовно надломленный герой не дерзает обратиться к Богу, оглядываясь на свою прошлую жизнь, на все ошибки, которые он совершал, слова, которые он произносил, в том числе в своей поэзии. Но то, что в своей жизни герой оторвался от истины, вовсе не значит, что он забыл, где она находится. Поэтому он просит близких ему людей после смерти положить его «под иконами», словно перед вратами к этой истине.
Во что верил «Благочестивый русский хулиган…»?
«Мне осталась одна забава» конечно, не единственное стихотворение, в котором поэт говорит о Боге, хотя и одно из самых значимых в его лирике. Отношения поэта с религией были непростыми. Сомнениями, поисками, отвержением и обращением к Нему отмечаются религиозные взгляды Есенина особенно в его революционном и послереволюционном творчестве.
Есенин все свои надежды на лучшее будущее России первоначально связывал именно с ее христианским преображением. Но с 1917-го все «стало развиваться по другому сценарию». Поэт посчитал, что Бог отвернулся от России, и в своих громких революционных поэмах он «ругается» с Богом, говорит, что Он оставил его Родину. Но богооставленность, по Есенину, не означает «смерть Бога» или отрицание Его. Важно, что Есенин никогда не говорит об отсутствии Бога, всегда знает о Его существовании. Поэт искренне переживает разрыв с Ним, именно в этом видит причины уныния и безысходности, так как чувствует, что потерял опору и в творчестве, и в жизни.
Почерк Есенина
Рукопись стихотворения “Еду. Тихо. Слышны звоны…”
В юности Есенин писал: «В настоящее время я читаю Евангелие, нахожу очень много для меня нового… Христос для меня совершенство», и верует он в него «чисто и свято, как в человека, одаренного светлым умом и благородною душою, как в образец в последовании любви к ближнему». А в 1920-х годах поэт рассказывал: «В детстве были у меня очень резкие переходы: то полоса молитвенная, то необычайного озорства, вплоть до желания кощунствовать и богохульничать». «Благочестивым русским хулиганом» назвал Есенина его коллега по поэтическому цеху Игорь Северянин:
И Богу вновь раскрыл, раскаясь, сени
Неистовой души своей Есенин,
Благочестивый русский хулиган…
То, что Есенин прекрасно знал язык и дух православия («Я поверил от рожденья в Богородицын покров»), религиозную лексику (поэт учил церковнославянский язык, читал на нем Евангелие), христианские образы и символы, церковные термины — несомненно. Все это очень часто встречается в его лирике не только для живописного «фона», но и для демонстрации авторского мирочувствования, которое в вопросах религии всегда было неоднозначно: «Господи, я верую!» — пишет он в 1917-м, а в начале 1918-го говорит: «Не хочу воспринять спасения через муки Его и крест», «Не молиться Тебе, а лаяться научил Ты меня, Господь» (1919), «Душа грустит о небесах…», — пишет в 1919-м, а в 1924-м — «И молиться не учи меня, не надо», «Так мне нужно. И нужно молиться», — в 1925-м.
Но при всех своих сомнениях Есенин ни в одном из своих произведений не отрекается от Бога, даже в страшной поэме «Инония», которая для многих так и осталась свидетельством пренебрежения Есениным Церковью в частности и верой в целом, поэт не утверждает, что Бога нет.
Да, Есенин пережил серьезную эволюцию религиозных взглядов: от живой, наивной крестьянской веры до глубокого религиозного пессимизма, который в последние годы жизни сопровождался у поэта тяжелой алкогольной зависимостью. Однако именно стихотворение «Мне осталась одна забава…» — подлинное духовное завещание лирика, крик о помощи, обращенный к своим ближним затем, чтобы они услышали его и вернули в то православие, которое он в свое время исповедовал и которое ему осталось дорого.
Давно было отмечено, что с обычными мерками «хорошо-плохо», «нравственно-безнравственно», «допустимо-недопустимо», «белое-черное» к Сергею Есенину подступаться бесполезно. «Всю свою короткую, романтическую, бесшабашную жизнь» он, являвший собой «внутренний разлад сердца и ума, чистоты и порока, веры и безверия, поэзии и хулиганства», «возбуждал в окружающих бурные, противоречивые страсти и сам раздирался страстями столь же бурными и противоречивыми. Ими жил и от них погиб». «Люблю, знаете, крайности, — признавался он литератору Георгию Иванову. — Либо лапти, либо уж цилиндр и пальмерстон…»**.
* Имажинизм(от англ. image — «образ») — литературное течение в России 1920-х годов, утверждавшее главенство словесного образа над смыслом в поэтическом произведении. На определенном этапе творчества Сергею Есенину были близки взгляды имажинистов (Мариенгофа, Ивнева, Шершеневича и Кусикова).
** Пальмерстон — мужское пальто, сзади плотно прилегающее в талии. Названо по имени английского дипломата лорда Пальмерстона (1784–1865).
Фома
