Фото: Сергей Ломов
Непохожая река
Тарковский М.А. Три урока. Рассказы/Повести.
Общественный благотворительный фонд «Возрождение Тобольска», Тобольск, 2020. – 544 с.).
Новая книга сибирского писателя Михаила Тарковского «Три урока» издана в серии Библиотека альманаха «Тобольск и вся Сибирь» Общественным благотворительным фондом «Возрождение Тобольска».
Фонд уделяет особое внимание своим книгам стремясь к тому, чтобы каждое издание стало вкладом в художественную культуру России: книжный том с рассказами и повестями Михаила Тарковского оформлен как подарочное издание, дизайн продуман до мелочей и подчёркнуто минималистичен – на обложке простые цвета, иллюстрациями служат чёрно-белые фотографии. Однако, несмотря на внешний аскетизм, визуальное оформление достаточно содержательно, а большинство иллюстраций напрямую связанно с обстоятельствами жизни и творчества автора – в книге Михаила Тарковского семейные портреты дополняются видами тех мест, в которых происходит действие его произведений.
Основным местом действия большинства рассказов и повестей Михаила Тарковского является таёжный лес, немало времени его герои проводят на сибирских реках и озёрах. Но природа Сибири, заполняя текст, остаётся местом обитания, а не главным действующим лицом. Или, точнее, важной – но не единственной – частью человека так или иначе неотделимого от леса, где он стреляет соболя, или реки, где добывает сказочного карася с «тёмно-золотой, с копейку, чешуёй и человечье-самодовольным выражением выпученных глаз…». Отсюда невольный стереоскопический эффект – охотник или рыболов, по сути, взаимодействуют сами с собой, и промысел заменяет рефлексию. И для писателя становятся важными не просто красоты природы, но слова, и мысли, и внутренний огонь.
«И если что описываешь, город, реку или тайгу – то обязательно найди что-то, что тебя поразило в городе, реке или тайге: но чтоб уже описание не костра вышло, а его отсвета в душе…».
Так соединяются литература и промысел, который всегда больше простой охоты на пушного зверя. Отсюда уроки, те «Три урока», которые Михаил Тарковский не столько записывает, сколько даёт под запись.
«Два урока – урок книги и урок промысла – они вместе. Но с годами уступают третьему».
Эти уроки – те домашние задания, которые автор предлагает выполнить читателю в свободное время и одновременно – сфокусированное в лучи главное содержание человеческого бытия. Ведь к третьему уроку можно подступиться по-настоящему, если в школе своей жизни «на пять» освоил высокую русскую литературу и достиг отличного мастерства в своём деле.
Вдвойне важен опыт переживания литературы и личного «мастерового дела» для писателя, берущегося писать книги для других. И настоящий писатель тот, кто смог поставить на службу людям свои знания, навыки, талант.
«…Главное не дар, а как с ним обойдёшься. На какую службу поставишь. Литература, как любое мастеровое дело, — это наука, как дарённое Богом не угробить…»
Поэт и духовидец Райнер Мария Рильке полагал стихи производной всего человеческого опыта, утверждая, что «ради единого стиха нужно повидать множество городов, людей и вещей».
В произведениях Михаила Тарковского всё сцеплено в одно и как бы безотчётно, как ветки древесные в нехоженом лесу, переплетается-скрещивается. Вещи, поэзия, люди. Сложный узор бытия, а сквозь вязь и плетение светлым стержнем просверкивает большая река, вода в которой — пить-не выпить. И эта стержневая «енисейная водица» освещает жизнь покоем и смыслом. И оказывается, природа – «это самый простой язык, на котором небо разговаривает с людьми» а «земля человеку дана, чтобы небу служить».
Название книги задаёт направление всему изложенному, возникает даже искушение представить структуру книги в виде определённой схемы, конспекта тех важных уроков, которые автор рассказывает нарочито негромко.
Кроме вступления, проясняющего название, и автобиографического очерка в книге семь рассказов, семь повестей и дополнение-словарик – этнографические подробности и охотничьи байки в котором превращают его в подобие ещё одного рассказа-повести. Три и семь – числа сакральные. И вот альтер-эго автора, сибирский писатель Баскаков обнаруживает в похожем по тематике сборнике своих рассказов ни много ни мало подобие лествицы, возводящей на небеса.
«Книга представляет, являет собой архетипическую лествицу, каждый пролёт которой символизирует ступени духовного становления личности».
Здесь выражена важная мысль – и единый лейтмотив в произведениях Михаила Тарковского безусловно присутствует. Однако сами по себе любые схемы – условность. И похожее по названию на произведение литературного героя, сибирского писателя, повесть «Фарт» у самого Михаила Тарковского не об удаче охотника, но о писательской судьбе.
Не только книга «Три урока» но и отдельные произведения в ней сделаны не по стандартной линейке с понятной разметкой: они зачастую вообще лишены простой сюжетной ясности, грешат отступлениями, сложны по языку – не зря здесь словарик – ещё и названия не только прозаические («Васька», Таня, «Дед» или и вовсе – «Ложка супа», «Бабушкин спирт») но даже как будто не соответствующие содержанию. В самом деле – начинаешь читать повесть «Полёт совы» предвкушая описания жизни полярной хищницы, а там разговор об учителе и учительстве в Богом забытом селе. И полярная сова – только промельком.
Язык произведений опрощён настолько, что кажется изощрённым. Читать непросто, чему виной даже и не сам язык, но весь строй произведений Михаила Тарковского – густого замеса, тяжёлый как восьмистропильный сруб, дремучий как тайга в окрестностях какого-нибудь Чепракона или Ядромо. Современный торопливый читатель пять раз отложит повесть дожидаясь обещанной белой птицы или споткнувшись на порогах текучей по-речному фразы. Вроде этой: «На нём была собачья шапка, суконная куртка-азям, суконные портки, надетые навыпуск на кожаные бродни с исцарапанными головками…».
Всего-то Гошка Потеряев возвращается из тайги чтобы дома отпраздновать Новый год («Замороженное время»). А тут и азям какой-то допотопный, и «бродни» читаются как «бредни», да и не о портках – пусть и навыпуск – хочет читать городской человек, приходя домой вечером с исцарапанной изнутри головой.
Кажется, Михаил Тарковский намеренно уходит от литературности – и торопливых читателей заодно. Его произведения следует читать не спеша. Чтобы понять, что здесь многое не случайно и всё рождает красоту соединяясь с другим – так каждый древесный сучок приобретает значительность, когда на своём месте, когда ты любишь лес и дерево.
Структура книги Михаила Тарковского напоминает не вырубленную из дерева лестницу, но несрубленное дерево. И книга, как лес, требует подхода («похода»), строй и рассказов, и повестей в целом почти органический. Ощущение вольно растущего леса присутствует, даже если читаешь не описание быта охотника, но историю из деревенской жизни.
Вот повесть, где в названии («Бабушкин спирт») соседствуют ласковые домашние интонации и горючая жидкость, что в сельской глубинке не одну жизнь спалила. И дальше две темы переплетаются, следуют рядом и деревенская, тягостная и однообразная жизнь приобретает сдержанную красоту окружающей природы. Как в трёхлитровой банке похожими, но разными струями переплетаются фабричный спирт и речная водица.
В этой повести нет главного героя, и основная речь про одного человека – а начинается повесть с описания совсем другого. И оттого кажется, что бабушка, чья немудрёная история рассказывается между делом, сама как бы между прочим и совсем здесь не главная – как и в тайге, где начальников не бывает, но каждый сам себе командир. И даже имя - Глафира Прокопьевна – появляется не сразу…. В конце повествования и после смерти человек обретает личность и отдельность от мира, и оказывается, что промороженную землю ещё нужно вскрыть бензопилами чтобы опустить в неё то, что прежде казалось таким же естественным как почва. Смерть придаёт смысл всему предыдущему, но по воле писателя отступает на второй план, и повесть заканчивается описанием мальчика, объединённого в снах с котом – тоже единство природы и человека…. И как итог – радость без причины, детский-птичий щебет, исповедь рода, не погрешившего перед Богом…
Вот рассказ («Осень») где книга, теряя обложку соединяется с миром и приобретает особую ценность – старый томик сочинений Пушкина необходим человеку в тайге так же, как лекарства или «пульки». И глядя на сверкающую в прогалах между деревьев реку легко представить Александра Сергеевича, вживую мерящего собой ту же безмерность.
«Я гадал, что бы подумал Пушкин, глядя из-за деревьев на мутный просвет Тынепа [Тынеп — река, приток Бахты (приток Енисея)], на блестящую от дождя крышу избушки, на чайник брусники в моей руке. Мне хотелось сказать ему, чтобы он не волновался, что я буду как могу служить России, что если и не придумаю о ней ничего нового, то хотя бы постараюсь защитить то старое, что всегда со мной и без чего жизнь не имеет смысла…».
Человек, любящий русскую литературу как необходимость, открывает природу как обложку для книг, он видит реку, он вспоминает, как когда-то в детстве давал имена птицам подобно Адаму, наделявшему всякую тварь Божию именем. Так первозданная цельность соединяется с человеком словом и много-много позже изгнания из рая слово лечит разрыв, проходящий через человечье сердце, и соединяет кусочки мира в единую ткань бытия.
Именно потому, что каждое слово так важно и уходит автор от литературности и пустословия.
«…Я всё время ищу слов для удобоваримой подачи простых и дорогих понятий, чтобы доступней перевести на язык мира вещи, смертельно дорогие сердцу, а главное – самому не истаскать, не уронить их, придать им звучание, не вызывающее оскомины, потому что всё справедливое скучно, так как предполагает самоограничение, выбор трудного…».
В рассказах и повестях Михаила Тарковского единство природы и человека осуществляется не в буддистском смысле слияния и безразличия. Здесь каждый человек самоценная единица бытия и можно дивиться прихотливости авторского воображения или вниманию к деталям, читая описание какого-нибудь деревенского мужичка, которой и сам про себя ничего не знает.
И в этом тоже служение: человеку – вытащить его из мрака небытия показать белу-свету как его существенную часть. Часть Русского мира.
Приметы этого мира навсегда в русских словах и названиях – и словарик в конце книги как дополнительный повод рассказать историю про какого-нибудь тайменя или, упомянув охотничий лабаз, походя вспомнить как «упорный и ушлый» медведь укатил бочку с запасом провианта…
Между делом, не торопясь, в слова очередной истории о том, кто часть народа «какой он ни есть, зрячий и слепый, пьяный и трезвый, безбожный и праведный, драный и сытый, читающий и пьющий…» вставляется мысль о России.
И белая сова ложится-«вставляется» в небо с почти ощутимым щелчком и этот короткий миг оправдывает название и придаёт новый смысл уже почти прочитанному тексту. И вот он – «Полёт совы». «И мир содрогнулся и замер на мгновенье».
В этом правда жизни потому, что на важную мысль или нужный поступок часто и отводиться-то не больше мгновенья. Но без этих моментов нет жизни. И Россия - «сильные и дикие места» - слабы и беспомощны если не найти, не «вставить», нужного слова для «простых и дорогих понятий». А слов не найти если не понять, чем живут русские люди вдалеке от больших городов сохраняющие старые песни, старую веру, любовь к земле, на которой выросли.
«Мне казалось, что сила русской земли в них всемогуща, и крепкие люди, жившие десятилетиями труднейшей жизнью, вынесшие и войну, и укрупнение, выжившие в последнем развале, должны только накапливать противоядие к чужому и дюжий почвенный дух… И что меня, обессиленного войной на городских рубежах, они этим духом подпитают».
Так соединяются уже не природа и люди, но слова и «труднейшая жизнь». И в завершающей книгу Михаила Тарковского повести («Фарт») к писателю предъявляют особый счёт – потому что и спрос с пишущего особый.
«…Сейчас идёт борьба не между книгой и всякими там… соблазнительными носителями… а борьба между книгой и огромным количеством писанины, которая к литературе не имеет отношения».
Наверное, можно сказать, что человек испытывается литературой – когда, всерьёз отнёсшись к сочинениям классиков, едет в тайгу или, когда, собираясь на охоту в припас кладёт томик Пушкина… Если серьёзно относиться к русской литературе или педагогике рано или поздно неизбежно задумаешься о соответствии слов и поступков.
Высокая русская литература зовёт к высокому, а обычные твои русские современники живут обычной жизнью. И почти невозможно – особенно трудно ребёнку – объяснить, что в словах, записанных в книгах правда. И если хочешь сохранить верность тому, во что однажды поверил всем сердцем начнёшь искать – новых слов для выражения вечных истин. Или людей чьи слова не расходятся с делом…
Но, конечно, такая литература уже не просто ряд книжек на библиотечной полке. То, что даёт силу жить и определяет смысл жизни уже «не литература». «Это ощущение – когда якорь под тобой [курсив автора – А.П.]. А литература – всё остальное!».
Михаил Тарковский написал книгу, в которой хочет уйти от литературности и найти «искровую правду». «Три урока» - эти те ступени «лествицы» которые он преодолел и продолжает преодолевать вместе со своими читателями.
Или три порога реки которые нужно осилить, чтобы добраться до цели. Лев Толстой, в своём, тоже не вполне литературном романе с символическим названием, сравнивал человека и реку: «Вода во всех одинаковая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то быстрая, то широкая, то тихая...».
Книга Михаила Тарковского отображение его жизни, и сама во всём подобна реке. Эту реку нужно суметь увидеть – она быстрой водой просверкивает сквозь чащу леса и быта, связывает города и сёла, людей разных судеб, песни и прозу, Пушкина и чайник брусники. Течёт «енисейная водица» сквозь память и по камням сибирского края. Этой сверкающей водой напитаны рассказы и повести Михаила Тарковского, и, говоря о знакомом и простом, книга становится «непохожей рекой» - ведь и Енисей для каждого свой.
Если пройти между деревьями, преодолеть трудные периоды речи, не потерять человека в каждом Потеряеве, то, может быть, увидишь свет. Тот, что освещает жизнь «покоем и смыслом». Горит свечой на окне или керосиновой лампой в охотничьей избушке.
«Ровно горела лампа. Чуть покачивалась под чисто вытертой луковкой стекла золотая корона пламени. Всегда есть в подобном свете что-то старинное, торжественное и очень отвечающее атмосфере той непередаваемой праведности, которая сопровождает одинокую жизнь охотника…».
«Три урока» это один-единственный светлый рассказ о том, как растёт «безотчётная гордость за свою жизнь, за это нескончаемое чередование тяжкого и чудного, за ощущение правоты, которое даётся лишь тем, кто погружён в самую сердцевину бытия…».
Лампа в первом рассказе книги и «золотая корона пламени» на книжной обложке образуют символическую перекличку. И дают возможность увидеть реальность слов и глубину обычных вещей. Чёрно-белый снимок рублевской иконы Спаса Вседержителя в последней повести – ещё один символ, напоминание об образе Божьем в каждом человеке. Так иллюстративный ряд дополняет содержание повествования, ещё раз соединяя в одно людей, слова, вещи.
Художник книги Иван Лукьянов, столичный живописец, известный в России и за рубежом, не в первый раз принимает участие в оформлении издательских серий фонда «Возрождение Тобольска». Благодаря ему «Три урока» дополняются четвёртым – призывом научиться видеть, – а плоские книжные страницы приобретают глубину.
Книга Михаила Тарковского – осязаемый и весомый способ увидеть, как в урочный час жизнь наполняется ключевым смыслом. Как внутренний огонь становится светом.
Материал предоставлен фондом «Возрождение Тобольска»
