Николай Чудотворец всегда спешит на помощь

Николай Чудотворец всегда спешит на помощь
Фото: Сергей Ефремов

20 мая 2021 года в Зале церковных соборов Храма Христа Спасителя прозаику Константину Ковалеву-Случевскому была вручена премия имени Ф.М. Достоевского за книгу «Николай Чудотворец. Санта Клаус и Русский Бог: Хожение в житие». Писатель удостоился этой награды как победитель конкурса «Новая библиотека» в номинации «За выдающееся литературное произведение в жанре романа или художественной (документально-художественной) биографии». 

Константин Ковалев-Случевский рассказал о своей книге и литературном творчестве


– Константин Петрович, что значит для Вас книга, посвященная Николаю Чудотворцу?

– Мне кажется, что я писал ее всю жизнь. Имя этого святого всегда звучало рядом, да и он сам всегда был где-то неподалеку. Теперь, когда закончен труд и книга вышла, я это осознаю все больше и больше. Помню свои чувства, когда в молодости увидел фреску в приделе Ферапонтова монастыря, над которой трудился полтысячелетия назад иконописец Дионисий с учениками. На голубом фоне – епископ Мир Ликийских. Такого изображения святого старца нигде не найдешь, думал я. Но когда потом встречался в разных местах планеты Земля с другими ликами Николая Чудотворца, то понимал вновь и вновь, что множество людей видели и видят своего Доброго Пастыря, у каждого он свой, неповторимый. А икона святителя в Николаевской базилике в итальянском городе Бари – уникальна, как ликом, так и своим происхождением – она была приношением от сербского князя, ослепшего в бою, а затем прозревшего после молитв святому Николаю. Моя книга о святителе – это приношение великому старцу. Мне было не просто поднять всю литературу о святителе на нескольких языках мира. Однако я реально ощущал свою работу как некую миссию. У меня прибавлялась энергия, когда казалось, что ничего не получается и мне не хватает времени для работы. Я благодарен святителю Николаю, что он позволил мне совершить очень не простое «хожение» в его Житие.

– Почему именно этот святой так любим в России и во многих других странах?

– Потому что он всегда спешит на помощь. Он ведь еще и Угодник! Для Руси, для России святитель Николай, так считали в народе, чуть ли не главный святой. Прошу не укорять меня за такие слова – они встречаются в различных документах, связанных с русской историей. Его называли Русским Богом. И еще он любим потому, что он образец Священнослужителя, Доброго Пастыря, о котором всегда мечтают люди и которым они могут довериться. Всегда нужен был пример. Им и стал для всего христианского мира Николай Чудотворец. Недавно обратил внимание на такой факт: почти вся семья писателя Льва Толстого похоронена недалеко от усадьбы «Ясная Поляна», в родовой усыпальнице – в храме святителя Николая. Сам же граф пожелал лежать в лесу, в полном одиночестве, не на кладбище, и не в усыпальнице. Но хотя исследователи его жизни и творчества утверждают, что он в преклонном возрасте не держал в доме икон, лик Николая Угодника все-таки находился в его комнате. Не примешь или не познаешь Николая Чудотворца – не станешь русским и не познаешь Россию... В мире есть несколько центров по изучению жизни святителя Николая, появилась даже некая наука под названием «николаеведение». Его почитают и изучают как образец всемирного святого. Но у нас такого центра нет. А вот надо было бы...

– Какие места, связанные с Николаем Чудотворцем, Вы посещали, работая над книгой?

– Все главные места, где он бывал или где находятся основные мощи святителя. Это Миры Ликийские (теперь турецкий городок Демре), Стамбул (Константинополь) и Никомедия (ныне турецкий город Измит), итальянские города Бари, Венеция и Римини. Да и по России поездил. В этом смысле мне повезло, я как-то сумел это сделать. Собственно, в Мирах и родилась идея будущей книги. А это было начало 1990-х. Помню полустертый лик Чудотворца на стене разрушенного храма, его глаза смотрели в мою душу. Как бы это громко не звучало, но мне показалось потом, что он выбрал меня. И я не подвел... Наверное...

– Чем Вас привлекает жанр «Жизнь замечательных людей»?

– Это возможность написать о жизни человека в литературно-художественной форме, сохраняя научную достоверность содержания. Так эту серию задумал более ста лет назад еще Флорентий Павленков – ее основатель. Теперь это общепризнанный феномен и даже жанр. А когда пишешь о святом, то удается пройти где-то посередине таких жанров, как биография и агиография. Я называю это жизнеописанием. К нему я добавляю еще и особый подход к тексту – называю этот подход историческим расследованием. И тогда книга получается интересной, читабельной и правдивой. Человеку интересен человек. Поэтому жанр ЖЗЛ очень устойчивый ко всем «колебаниям рынка».

– Вы стали лауреатом премии имени Ф. М. Достоевского. Что значит для Вас этот писатель? И есть ли какая-то перекличка между произведениями классика и Вашим творчеством?

– Самое удивительное, что я стал православным человеком, прочитав роман Достоевского «Братья Карамазовы». Это было на военных сборах в танковой дивизии у Наро-Фоминска в конце 1970-х. У меня оказался в руках томик Достоевского и в свободное время я читал великое произведение великого писателя. Читал медленно, времени – почти два месяца свободных вечеров – хватало. Помню, сидел на лавочке, рядом с футбольным полем, где катали мяч мои однокурсники, и закрыл уже прочитанную книгу. Тогда почувствовал нечто, преобразившее всю мою жизнь. Теперь все вокруг имело смысл и Божественный замысел. Я тогда понял, почему в 1920-1930-е годы в СССР запрещали Достоевского. Он буквально подрывает основы материализма. Добрался и до меня, Федор Михайлович. За что я ему искренне благодарен. А когда услышал про премию его имени, то не смог сдержаться, и отправил на конкурс книгу о Николае Чудотворце. Великий литературный старец-миссионер Достоевский и тут «не подвел»… Впрочем, как и сам Добрый Пастырь Никола Угодник. Мне приятно ощущать, что я с ними. Или они со мной? Или мы все вместе? Не в смысле, что я измеряю свои возможности на уровне гения и святого. Совсем наоборот – они рядом благодаря всей своей простоте и незамысловатой вере, доступной для понимания самому обычному человеку. С такими ощущениями в еще большей степени понимаешь и осознаешь, что если одиночество – это великое благо, то и человеческое вневременное братство в духе – это как и великое благо, так и великое чудо.


Татьяна Медведева/Издательский совет