Теперь, на третий день его отхода ко Господу, многое видится чуть иначе: проза на глазах будто бы обретает характер окончательно пророческий, исповеднический, завершённый
***
Начало рассказа протоиерея Николая Агафонова «Юродивый Гришка» кажется обыкновенным ещё и потому, что язык изложения, стилистически соотносимый с XIX столетием – золотым веком литературы дворянской, чрезвычайно прост, как бьющий из глубин земли ясный и чистый ключ.
Не раз и не два шевелятся волосы от этой безыскусности.
Так, видимо, настоящее в словесности и создаётся...
Фигура встречи с юродивым (тайной, испытанием духовной зрелости) в русской литературе обыграна многажды: здесь и Мышкин Достоевского, и целый ряд подвижников из житий, и их литературных «теней» - исповедников того неизмеримо громадного, что проходит мимо нас целиком и полностью, когда мы не готовы его воспринять.
«Гришка» Агафонова – юродивый современный, кажущийся не просто непридуманным, но выламывающийся из повествования и спешащий прямо к нам, нашей совести, вере и сознанию.
***
…Противящийся в детстве воле родителей обратить ребёнка к музыке, молодой человек по имени Алексей всё-таки отправляется в этот нелёгкий путь, но в координатах исключительно духовных – после семинарии становится регентом, собирает в небольшом городке церковный хор. Прогуливаясь по бульвару, встречает он всклокоченного человека, которого долго считает больным, но вскоре убеждается в его сверхчеловеческой прозорливости.
«КАКИЕ ЮРОДИВЫЕ В НАШЕ ВРЕМЯ?»
Первый намёк «Гришки», обращённый к рассказчику, понять не возможно. «Верую в двенадцатый стих псалма» - звучит расплывчато, псалмов – полторы сотни. О каком из них речь?
Далее следует упрёк – «Гришка» «при всём честном народе» говорит: «Мы с Лешкой только одну молитву знаем, - при этом он загадочно глянул на меня, - «Помилуй мя, Боже, на боку лежа», вот и всё». Стыдно… безумно стыдно, и, значит, надо искать разгадку, и обязательно, жизненно важно – найти…
Это уже потом, со слов знающего бывшего учителя Григория Александровича батюшки Михаила, оказывается, что тот распознал у того в земле родник, и что почитать бывшего Григория Александровича следует как святого… Не подчиняться слепо, подобно автомату, но «думать и чувствовать в пяти измерениях», где сам юродивый обитает.
Юродивый – сфинкс испытующий, задающий загадки, разгадываемые при напряжении всей души разом, требующий напрягаться и неистовствующий ради Господа сам. Учитель и покровитель в одном лице, Вергилий Веры.
Протоиерей Николай Агафонов
***
И вот – загадка не разгадана, и юродивый зовёт героя-рассказчика разгадать её, отправляясь в пешее паломничество как раз к батюшке Михаилу, за 80 километров от городка. Пешком.
«ЭТО ТЫ КОГО, ЛЕХА, КЛИЧЕШЬ? КАКОГО ГРИГОРИЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА? ЕГО ЗДЕСЬ НЕТ»
Признаётся, что Григория Александровича он… убил, и ждёт реакции – испуга. Но понимает Алексей-рассказчик, что речь идёт об убийстве духовном – прежней личности, изветшавшей до полного отвращения. Григорий Александрович, простой провинциальный учитель, сгинул, пропал, уступив место в том же теле учителю гораздо большему, без имени, биографии, отрекшемуся от себя во имя Господне.
И происходит в пути чудо: герою становится дурно, а очнувшись, слышит он молитву юродивого за себя «возьми меня вместо него», и по слову его происходит: улыбающийся, дошедший до церкви отца Михаила, юродивый объявляет, что у него день рождения. Когда не выходит третий день, заходят к нему и, видя его бездыханное тело, понимают, о каком рождении он говорил… о небесном!
«Вот оно, какое дерзновение имеют блаженные люди, - вздохнул отец Михаил, - а мы, грешные, все суетимся, все чего-то нам надо. А человеку на самом деле мало чего надо на этом свете»
Открывается и тайна двенадцатого стиха: «НА РУКАХ ВОЗМУТ ТЯ, ДА НЕКОГДА ПРЕТКНЕШИ О КАМЕНЬ НОГУ ТВОЮ»
Ощущение после рассказа – светлое донельзя. Не то чтобы мечталось об одинокой нищей смерти, но о подвиге и самостоянии таком – постоянно…
***
Давно подмечено: на последних фотографиях человеческий взгляд меняется. Он словно бы возносится и уже оттуда, с дистанции, превосходящей любое воображение, из недоступного далека, донести до остающихся завет о Господе и о душе.
Если не отстраняться, как мы привыкли, от мыслей о неизбежном преодолении порога земной жизни, а пытаться, вопреки суетности, мелкому тщеславию, постичь его высоту, то ещё возможно каждому из нас разглядеть в глазах почивших намёк на продолжение пути…
***
Жизнь протоиерея Николая Агафонова оказалась не длинной: 64 года теперь – «не возраст». «Жить бы да жить». Пастыри, памятные людям, растрачивают себя настолько искристо, что за ними порой не уследить. Спрашивают: когда успел, как? Божьим промыслом – успел, и точка.
Батюшка Николай, мы, пока остающиеся, будем вас помнить. Блаженны вы и благодарной памятью людской, и тем, что признали свет вашего слова те люди, для которых русская литература – далеко не пустой звук.
Да пребудут с вами наши молитвы о вас.
