«У меня этим летом вышла книга Избранного – «Сорок восемь.ру», – рассказывал
Алексей Шорохов в интервью. – Стихи, проза, эссе. «Сорок восемь» – по числу прожитых лет. Почему «ру» – тоже понятно. Собственно говоря, в этой книге есть и другая «цифра» – тридцать. Тридцать лет писательской судьбы, начиная с первых «взрослых» публикаций в авторитетных литературных изданиях… Больше цифр нет, только – слово, как я надеюсь, имеющее отношение к Слову. Мои стихи о войне включили в трёхтомник Союза писателей России, посвящённый специальной военной операции русской армии на Украине. Этот трёхтомник и новую книгу мне удалось в июле отвезти в ДНР, там прошла незабываемая презентация книг в осаждённой Горловке, под звуки артиллерийских разрывов – в библиотеке для юношества. Что поразило: иногда приходилось прерывать чтение, чтобы переждать разрывы снарядов и мин, в это время всматривался в людей, пришедших на встречу. Они вслушивались, но не в разрывы – в стихи!»
О поэзии Алексея Шорохова рассказывает
литературовед Александр Балтин:
Долгого дыхания строка разгоняется – от любви до Китежа, тоже, впрочем, просвеченного любовью, хотя и данного в своеобразном ореоле:
Твоим долгим молчаньем осенняя роща полна.
В твоих серых глазах растворяются русские дали,
И балтийская в них набирается силы волна,
Словно Китеж встаёт, но уже – из молитвы и стали.
У иных берегов, среди южных созвездий и трав
Я искал эту песню, вникая в напевы чужие.
Столько жизней прожил! И в итоге, смертельно устав,
Воротился домой, чтоб отныне уже не фальшивить.
Поиск предельной правды характерен для А. Шорохова, чья звуковая волна сильно окатывает читательскую душу.
…жёсткая оценка современной родины справедлива, и, если берёт оторопь от оного видения, то дело поэта (в том числе – правды света), исполнено на высотах парения:
Время полулюдей, годы полураспада,
Череда беззаконий поросла лебедой.
Что же сталось с тобой, и кому это надо –
Километры беды мерить общей бедой?
Что нам «Запад», «Восток», если вышло иное,
Если русские тропы сюда привели?
Ты стоишь на краю, чуешь вечность спиною,
А вокруг только небо и немного земли.
Апокалиптические мотивы раскатываются сильно, трагедийный излом ощущается поэтом сильнее, нежели радуга радости:
По чёрным доскам города, гордого
своей безучастностью,
нас несут.
Послушай, родная, не нужно твёрдого
укора губ твоих —
это суд.
Войны, лютовавшие всегда, продолжают пользоваться серьёзным правом на бытования в недрах человечества.
…периодически возникают накаты метафизического языка, и сгущённая образность раскрывается цвето-смысловыми сгустками:
Моя горькая муза не любит сухого вина.
Здесь подмешана в воздух попытка и пытка познанья;
Даже римскую медь едкий уксус точил - Ювенал,
Бедный Лермонтов пел, остальные хотели восстанья.
Я не верю Вселенной, где рыба одна и права,
Потому что молчит, - остальное отпало от Бога,
Потому что кричит... потому что остался провал
Между мною и мной - и оттуда доносится гогот!
Можно расшифровывать, можно остаться на уровне ощущений…
Поэт фиксирует их, тонко истолковывая; поэт улавливает токи и флюиды бытия, переводя их в поэтические бездны… И бездны А. Шорохова манят.
По материалам Издательского совета
