Николай Семёнович Лесков (1831 - 1895) посвятил «христианским детям» свой рассказ
«Неразменный рубль», который был впервые опубликован в детском журнале «Задушевное слово» (1883. № 8) с подзаголовком «Рождественская история».
Писатель искусно сочетает занимательность и поучение, не забывая при этом придерживаться основных законов святочного жанра. Опираясь на любовь детей к вымыслу, фантазии, Лесков с первых же строк старается увлечь маленького читателя занимательным поверьем - сказочным и в то же время представляющим своеобразный «практический интерес» для ребёнка, который начал получать первые карманные деньги: «Есть поверье, будто волшебными средствами можно получить неразменный рубль, т.е. такой рубль, который, сколько раз его ни выдавай, он всё-таки опять является целым в кармане».
Автор сразу же предупреждает, что добыть такое сокровище очень непросто, «нужно претерпеть большие страхи». Описанием этих «страхов» создаётся, с одной стороны, святочный колорит традиционного «страшного» повествования, а с другой - учитывается одна из интересных особенностей детской психологии - «тяга» к страшному, которая помогает ребёнку преодолевать настоящий страх. Отсюда - так называемые «страшилки» в устном детском творчестве.
Лесков как будто рассказывает такую «страшилку» со всеми её признаками: полночь, перекрёсток четырёх дорог, кладбище, чёрная кошка, неизвестный пришелец и т.д. Для взрослого человека очевидна усмешка писателя, который собрал здесь, почти спародировал весь обычный арсенал фольклорной истории о нечистой силе. Но маленького читателя, который и впрямь может перепугаться или принять всё как руководство к действию, мудрый автор спешит успокоить: «Конечно, это поверье пустое и нестаточное; но есть простые люди, которые склонны верить, что неразменные рубли действительно можно добывать. Когда я был маленьким мальчиком, и я тоже этому верил».
Так, очень тонко и осторожно вплетается в повествовательную ткань мотив чудесного, неотъемлемый от характера главного героя - ребёнка. Так пересекаются мир фольклорный и мир детский. Ведь, по Лескову, «в младенческой наивности» есть «оригинальность и проницательность народного ума и чуткость чувства».
Маленький герой рассказа становится обладателем заветного «неразменного рубля» - рождественского подарка бабушки. Но чтобы не лишиться чудесного предмета, необходимо, как в волшебной сказке, соблюсти условие, зарок.
Это очень непросто именно потому, что требует от неискушённого ребенка правильного выбора в ситуации, где всё полно соблазнами и легко может сбить с толку: «неразменный рубль не переведётся в твоём кармане до тех пор, пока ты будешь покупать на него вещи, тебе и другим нужные или полезные, но раз что ты изведёшь хоть один грош на полную бесполезность - твой рубль в то же мгновение исчезнет».
Картинки с ярмарки, куда направляется мальчик вместе с бабушкой, нарисованы яркими красками - наглядно, пестро, выпукло. В то же время в этой выразительной конкретике есть неуловимый налёт призрачности. Ведь основное действие рассказа - сон ребёнка, хотя даже опытный читатель не может догадаться об этом до самого финала.
Здесь нет бесфантазийной прямолинейности «массового» святочного рассказа, когда автор сразу заявляет, что герой задремал и ему пригрезилось некое чудо, как, например, в рассказе К.С. Баранцевича «Что сделал северный ветер?». У Лескова отсутствие чёткой границы между фантазией и реальностью заставляет активно включаться читательское воображение, домысливание. Так, можно, например, представить, что после каждой правильно сделанной мальчиком покупки бабушка незаметно опускала в карман внуку другой рубль, и мальчик мог убедиться, что «неразменный рубль целёхонек».
Взаимопроницаемость сна и реальности особенно наглядна в финале рассказа, когда рождественское приключение, уже осознанное героем как сон, переходит в реальное действие: «я хотел все мои маленькие деньги извести в этот день не для себя». Так в практике реального действия происходит становление сознания и нравственного чувства ребёнка. Мальчик сам выводит альтруистическую аксиому: «В этом лишении себя маленьких удовольствий для пользы других я впервые испытал то, что люди называют увлекательным словом - полное счастие».
Есть в этой ситуации и своеобразный драматизм, также необходимый в произведениях для детей. Неопытный герой не знал одного важного правила - абсолютного бескорыстия дара. И когда он сталкивается с неблагодарностью, это вызывает обиду. Те, ради кого он совершал добрые поступки: и кучер, и башмачник, и бедные ребятишки, и «даже старая скотница с её новою книжкою» - быстро забыли о маленьком благодетеле и погнались за мишурой, пошли за странным человеком, у которого поверх полушубка надет полосатый жилет со стекловидными пуговицами. Мальчик завидует этому мимолетному суетному успеху и совершает ошибку, намереваясь купить пуговицы, «которые не светят и не греют, но могут немножко блестеть на минутку, и это всем очень нравится».
В прозрачной аллегории заложена понятная рождественская антитеза: истинный свет бескорыстной любви противостоит «слабому, тусклому блистанию» пустого тщеславия, суетности. Ясно, что выбор в пользу последней немедленно наказывается: «карман мой был пуст... Мой неразменный рубль уже не возвратился... он пропал... он исчез... его не было, и на меня все смотрели и смеялись. Я горько заплакал и... проснулся».
Так оригинальный поворот получает освещение рождественского мотива «смеха и плача». В то же время реализуется известная педагогическая мысль о ребёнке «проснувшемся» и «непроснувшемся»: перед нами пробудившийся - в прямом и переносном смысле - ребёнок, разбужены его сердце и разум.
Необходимые в святочном рассказе «мораль» и «урок» суммируются в словах бабушки. Несмотря на то, что дидактическая установка здесь очевидна, в рассказе нет скучной назидательности, поучение даётся в форме популярного приёма толкования сна. В финале как бы подводится итог урока, повторение пройденного - закрепляются знания, добытые ребёнком самостоятельно. Таким образом, мораль становится не отвлечённой, а живой, конкретной.
Лесков делает доступным детскому восприятию высокий уровень художественного обобщения и философского осмысления: «Неразменный рубль - по-моему, это талант, который Провидение даёт человеку при его рождении. Талант развивается и крепнет, когда человек сумеет сохранить в себе бодрость и силу на распутии четырех дорог, из которых с одной всегда должно быть видно кладбище. Неразменный рубль - это есть сила, которая может служить истине и добродетели, на пользу людям <...> Человек в жилетке сверх тёплого полушубка - есть суета, потому что жилет сверх полушубка не нужен, как не нужно и то, чтобы за нами ходили и нас прославляли. Суета затемняет ум».
«Неразменный рубль» с его динамичным сюжетом, в котором гармонично соединились реальный и фантастический планы, где нет готовых педагогических рецептов, и «моральный хвостик» (выражение Н.А. Добролюбова) не превращен в «позвоночный столб» - один из лучших святочных рассказов, написанных для детей.
Примечателен во многом автобиографический («барчук Миколаша»), привлекательный образ главного героя - ребёнка - впечатлительного мальчика с развитым воображением, думающего, активного, самостоятельного (в отличие от благонравных и безликих «малюток» большинства святочных сочинений для детей). Этот живой образ встречается и в других святочных рассказах Лескова, адресованных детям, - «Зверь», «Пугало».
Лесков выступил как профессиональный детский писатель и с полным основанием мог гордиться своим рождественским рассказом, который выделялся не только на фоне «массовой» святочной беллетристики России, но и получил признание в Европе с её развитой рождественской литературной традицией. «Слышал ли ты или нет, - спрашивал Лесков брата своего Алексея Семёновича в письме от 12 декабря 1890 года, - что немцы, у которых мы до сих пор щепились рождественскою литературою, - понуждались и в нас. Знаменитое берлинское «Echo» вышло рождественским № с моим рождественским рассказом «Wunderrubel» «Неразменный рубль». Так не тайные советники и «нарезыватели дичи», а мы, «явные нищие», заставляем помаленьку Европу узнавать умственную Россию и считаться с её творческими силами. Не всё нам читать под детскими елками их Гаклендера, - пусть они наших послушают <...> Сколько это было надо уступки со стороны немца, чтобы при их отношении к рождественскому № издания, - вместо своего Гаклендера, или Ландау, или Шпильгагена, - дать иностранца, да ещё русского!.. Право, это даже торжество нации!».
Именно «Неразменный рубль» открывал лесковский сборник «Святочные рассказы» 1886 года. Ратуя за обновление русского святочного рассказа, писатель стремился доказать его жизнеспособность, заложенные внутри старого жанра силы к саморазвитию. При всей кажущейся открытости структура повествования у Лескова сложна, многослойна, прихотлива: точки зрения героя, рассказчика, автора-повествователя не совпадают - нравственная оценка отдаётся на читательский суд. Повествование строится на совмещении самых различных пластов, позиций - так создаётся ощущение стереоскопичности изображения, полноводного потока жизни.
РНЛ
