«Всё, что говорится, Бог слышит в любом случае»

«Всё, что говорится, Бог слышит в любом случае»

Новая книга известного публициста – лучший повод подробно поговорить о том, чем она вызвана к жизни


- Владимир, ваша новая книга называется «Боль, любовь, вера. Записки выжившего». Чувствуете ли вы сейчас, что ей предназначено занять в вашей биографии одно из самых значимых мест?

- Честно? Книга, скорее, вобрала те самые значимые места в биографии. Некоторые, конечно, не все. Я не считаю себя каким-то особенным человеком. Как раз самым обыкновенным, недостойным того, что мне дано от Бога. Поэтому важнее, наверное, что это не столько моя биография, сколько опыт, близкий многим людям. Которые также ищут, страдают, сомневаются, молятся, учатся любви к ближним... И — что мне было важно — никогда не бывают одни. Бог всё время рядом, в том числе, когда кажется, будто ты один на один со своими проблемами. Но – Он никогда не оставляет, и в этом главная радость и откровение.

- Что эта книга, экзистенциально раскалённая автобиография современного православного человека, его исповедь? Если да, то только ли перед Всевышним?

- Всё, что говорится, Бог слышит, в любом случае. Так что ты всё время, в общем-то, исповедуешь, проявляешь себя перед Ним. Часто, увы, своё недостоинство, неумение и эгоизм. То, в чём нужно исповедаться, в чём каяться нужно. Поэтому исповедь – ну да, наверное, это тоже исповедь

Но в принципе, книга не обо мне, а о тех, кого люблю, кто заставлял меня понять, как вдруг осознаёшь, что слова «я хуже всех» можешь и ты сам о себе сказать, глядя на ближних. Их самоотверженность, мужество, терпение страданий. Это приношение им, а не утверждение себя или попытка себя судить.

- Как вы определяете себя, раздроблено ипостасийно (поэт, прозаик, мыслитель, православный публицист), или есть одно-единственное определение?

- Я редактор. Работал долго в газете, там и «родился» журнал «Фома». И теперь я уже, надеюсь, навсегда именно редактор «Фомы». Все остальные определения несправедливы. Например, настоящий поэт и прозаик – это, например, Максим Яковлев. Человек, который каждый день, несмотря ни на что, садится за стол и пишет. Стихотворения в прозе, повести, пьесы, исторические книги. При том, что практически невозможно найти издателей, несмотря на то, что денег нет... Вот, найдите его цикл «Фрески» или повести «Время дороги», «Пир». Вот, что такое писатель. Я так бы не смог. С публицистикой тоже всё сложно. Если и пытаюсь писать нечто публицистическое, то мало кому это интересно. Остаются только дневники. Но это дневники редактора и простого человека одновременно...

- Какое место в вашей жизни, в вашем самосознании занимает поэзия? Что она для вас? Читаете ли вы современную поэзию, соотносите ли себя с современниками, или воспринимаете её скорее как упражнение в слове, не претендующее на штурм профессиональных высот?

- Мне мама (она с юности и до пенсии работала в отделе рекомендательной библиографии «Ленинки», Российской государственной библиотеки) с самого детства читала сама и давала слушать, как поэты читают свои стихи. А потом я и сам познакомился с теми, к кому определение «поэт» относится по праву. Поэзия – это очень важно. Это острие поиска идеала, истинной красоты, это воспитание подлинного вкуса. Вообще: литература вовсе не просто способ развлечься. Она – то, о чём Достоевский устами своих героев говорил. Он же сам никогда не утверждал, что красота спасёт мир. Его собственная мысль была: «Мир станет красота Христова». Но его герои (особенно в «Братьях Карамазовых») сталкиваются с тем, что в мире борется, как там сказано, идеал Мадоннин и идеал содомский. Красота спасающая – и против неё прелесть, «красота», которая «страшная сила». Кто бы что ни писал, даже ради развлечения, он всегда транслирует то, как в его сердце идёт эта борьба, борьбе Божеского и противного Богу. И литература – это спор и поиск истинной красоты. Поэтому литература остаётся чрезвычайно важной для формирования человеческой души. Очень худо, что она сейчас для многих перестала быть чем-то необходимым.

- Мы примерно ровесники – из поколения, по крайней мере, или тайно верующего с детства, или принципиально, как и вся страна тогда, атеистического. С чего началось ваше воцерковление? Первым в названии книги стоит «боль». Значит, с неё?

- В каком-то смысле, да, боль. Прежде всего, от первого знания (ещё в детстве) о смерти, от попытки с детства привить атеизм. Об этом в книге есть немножко, пусть краешком. Но до воцерковления путь был очень долгий. И тут одной книги не хватит. И этому тогда придётся всё интервью посвятить. Слишком большая тема.

- И второе слово в названии, требующее трактовки: «выживший». Какие грозящие небытием испытания пришлось пережить лично вам, и что вообще, на ваш взгляд, может грозить сегодняшнему человеку смертью духовной?

- Вот именно, что я выжил лишь пока. Дал мне Бог вот уже лет семнадцать стойкой ремиссии после вспышки ракового заболевания. А я эти годы прожил, так и не оценив по достоинству этот дар, в чем очень раскаиваюсь, но остаюсь снова и снова недостойным. Я могу рассуждать о духовной смерти, пожалуй, больше по отношению к себе. И самые опасные вещи, какие нахожу, это себялюбие, осуждение, потребительское рабство. И ещё: склонность подменять покаяние заботами об общественном благе. Я во многом остался под влиянием тех идей, какие определили наше время, особенно ХХ век. Это идеи рая на земле. Церковь давно и очень верно определила, что это – ересь, у неё и название есть: хилиазм. Но это очень заманчиво: извинить себе удаление от Бога идеями изменения общества, борьбы с несправедливостью...

- Насколько подвигала вас к созданию книги работа в журнале «Фома»? Способствуют ли занятия православной и исторической публицистикой совершенствованию личностного самосознания? Какие материалы, подготовленные вами для журнала, подстегнули вас глубже взглянуть и на себя, и на путь Веры?

- Занятие журналом способствует смирению. Пониманию, насколько ты хуже живёшь и хуже пишешь, чем другие. Вокруг меня удивительные люди. Прежде всего, конечно же, мой друг, начальник и «зачинщик» журнала, Владимир Легойда. И он. И много-много людей (не только непосредственно в редакции «Фомы», кстати), которые так трудятся, так болеют за дело, так глубоко чувствуют и веруют, что я буквально каждый день изумляюсь, насколько же они – настоящие, как же я их люблю! Это поразительно, какое мне чудо дано: встретить столько прекрасных людей и столько получать добра и мудрости через них. Ну и знакомство с реальной, а не из интернета, жизнью Церкви. Говорят, что в наше время нет святых, что благодать якобы истончилась. Я буквально каждый день вижу или читаю свидетельства присутствия той самой благодати и святости. Я звоню, встречаюсь с человеком, а он ведь святой жизни, в нём свет Христов.

Конечно, есть грехи, есть то, что невозможно привести в идеальное состояние в этом мире, в этой жизни. Но тут происходит тоже чудо, какое происходило со мной и описано в этой моей книжке. Та же больница, где всё очень непросто, где хватает беспорядка и случаются тяжёлые ситуации, но где, вопреки массе обстоятельств, тебе могут дать время, а то и вылечить, исцелить... С больницами всё сейчас очень непросто. Непросто и с земной Церковью (поскольку она состоит из нас, поскольку я – грешен). Но без больниц жизнь станет страшной. Как и без Церкви. Там подлинная надежда, и если осознал, что болен, больше никуда не нужно идти.