Это было году в шестидесятом. Я хорошо помню, как мой старший брат – студент МГУ – принёс домой сборник пьес Евгения Шварца. Толстенную книгу он прочел за один присест и пришёл в такой восторг, что весь вечер только и говорил, какое получил удовольствие от искрометного юмора и блестящего сатирического дара автора. Не удивительно, что вслед за ним Шварца прочёл и я. Кстати, этот сборник оказался на тот момент наиболее полным собранием драматических произведений этого замечательного драматурга и писателя.
В тот же год по поручению Олега Ефремова Маргарита Микаэлян поставила в Современнике «Голого короля». Пьесу, написанную Шварцем еще в 1934 году, ни разу нигде не ставили. Блестящая комедия бесстрашно высмеивала глупость, трусость, низкопоклонство, пресмыкание перед властью, которая олицетворялась чванливым и бездарным королем, по сути выносила строгий суд человеческой низости, пошлости и подлости. Состав исполнителей был совершенно звездный, играли лучшие артисты театра: Евгений Евстигнеев и Игорь Кваша в главных ролях, в остальных – почти вся труппа “Современника”. Пьеса звучала настолько злободневно и современно, что после премьеры театр чуть не закрыли. Несмотря ни на что, спектакль довольно долго шел, почти двадцать лет, его сняли, когда распался состав.
По силе воздействия пьесы Шварца можно сравнить с классикой XIX века, например, с «Горем от ума» Грибоедова, которая была разобрана на цитаты. На нашей памяти появилось ироническое название «чайник». Я думаю, оно восходит к реплике Бургомистра, косящего под слабоумного:
Бургомистр. Поздравляю вас, у меня легкое помешательство. (Упирает одну руку в бок, другую изгибает изящно.) Я чайник, заварите меня! (Дракон).
Или:
«Король. Эй, вы там! Плаху, палача и рюмку водки. Водку мне, остальное ему. Живо!» (Обыкновенное чудо).
Да вспомнить хотя бы блестящий диалог короля и первого министра из пьесы «Голый король»:
Первый министр: Ваше Величество! Вы знаете, что я старик честный, старик прямой. Позвольте мне сказать вам прямо, грубо, по-стариковски: вы великий человек, государь!
Король (он очень доволен): Ну-ну! Зачем, зачем!
Первый министр: Нет. Мне себя не перебороть… Простите мне мою разнузданность — вы великан! Светило!..
Евгений Шварц жил в крайне непростое время: революция, гражданская война, репрессии, борьба с верой и Церковью, Великая Отечественная война. Репрессии коснулись многих близких ему людей. Как Шварц не боялся говорить правду в те страшные годы, а ведь он откровенно протестовал против существенных недостатков системы? Как и почему его не посадили за эти откровения, за эту меткую сатиру? Одно можно сказать: Слава Богу! Шварц действительно нашел такую форму, такой иносказательный язык, что придраться было не к чему. «Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь».
Сравнительно недавно я прочел у Леонида Пантелеева воспоминания о Шварце. Он рассказывал, как вместе с Григорием Белых (они тогда только сдали рукопись своей «Республики ШКИД» в Народный отдел образования) отправились в редакцию детской и юношеской литературы Госиздата. Редакция находилась на Невском проспекте, в бывшем доме Зингера.
И вот молодые писатели поднимаются на пятый этаж и вдруг видят, что им навстречу бодро топают на четвереньках два взрослых дяди «один пышноволосый, кучерявый, другой – тонколицый, красивый, с гладко причесанными на косой пробор волосами». Ошарашенные они пропускают странную пару, но эти четвероногие останавливаются и спрашивают, чем могут быть полезными и кого юноши ищут. Те робко отвечают, что Олейникова и Шварца. Тогда сначала первый, а потом второй поднимают для рукопожатия «правую переднюю лапу». Оказалось, что «изображая верблюдов», эти двое талантливых людей отдыхали от работы.
Благодаря этим воспоминаниям, образ писателя, которого я искренне полюбил, для меня все больше открывался. Жизнерадостный, светлый, неутомимый. О том, что Шварц был человеком верующим, Леонид Пантелеев написал в книге воспоминаний «Верую». Это, конечно, очень важно, но для нашей семьи особенно значимо то, что Евгений Шварц был духовным чадом моего ныне покойного тестя, протоиерея Евгения Амбарцумова. Знание о том, что Шварц был верующим православным христианином позволяет высоко оценить его талант, нравственное чувство и мужество и осознать, что его произведения куда глубже, чем кажутся при поверхностном взгляде.
То, что Шварц обладал серьезным богословским образованием, явственно, хотя и сокровенно, проявляется в его сказочных произведениях. В «Голом короле» «честный» старик министр по неосторожности говорит королю, что не верит в чудеса.
Сцена из спектакля театра “Современник” “Голый король”
Король: Что? Не веришь в чудеса? Возле самого трона человек, который не верит в чудеса? Да ты материалист! Да я тебя в подземелье! Нахал!
Первый министр: Ваше величество! Позвольте вам по-стариковски попенять. Вы меня не дослушали. Я хотел сказать: я не верю в чудеса, говорит безумец в сердце своем. Это безумец не верит, а мы только чудом и держимся!
Эти последние слова – прямая цитата из Псалтыри: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог» (Пс. 13:1). И вот я, перечитывая Шварца, стал в его произведениях обнаруживать аллюзии к Писанию, житиям святых, на прямые цитаты.
В пьесе «Дракон», например, один из самых мерзких антигероев – Бургомистр, встречаясь с рыцарем Ланцелотом, кричит ему: «Слава тебе, слава, осанна, Победоносец!» На что тот отвечает: «Очень может быть. Это мой дальний родственник». И как же мастерски Шварц рисует образ Ланцелота – самоотверженного и мужественного рыцаря, готового пойти на смерть, чтобы избавить людей от гнетущей власти могущественного и страшного трехголового Дракона, у которого такая крепкая чешуя, что «алмаз не берет».
Кстати, эту пьесу Шварц начал писать еще в блокадном Ленинграде, окончил в эвакуации в 1943 году. Ее считали антифашистским памфлетом, да по-другому тогда и нельзя было, но она куда значительнее, чем просто политический памфлет. Это глубокая философская притча, не только о низости и благородстве, трусости и самоотверженном мужестве, алчности и бескорыстии, она о самом главном: борьбе добра и зла внутри самого человека.
Устами Дракона Шварц говорит о том, что делает грех с душой человека:
«Я же их, любезный мой, лично покалечил. Как требуется, так и покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам – человек околеет. А душу разорвешь – станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души. Знаешь, почему Бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души».
Победив Дракона, Ланцелот понимает, что этого недостаточно. Оказывается, «Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них придется убить дракона». Шварц отсылает нас этими словами к Евангельскому: «Царствие Божие нудится». Чтобы «убить дракона» в душе, требуется постоянный, однообразный труд, «хуже вышивания», и результат достигается далеко не сразу. Говорят, какое-то высокопоставленное лицо усомнилось, что «Дракон» только лишь о фашизме. Вот пьеса так и не вышла на театральную сцену.
В своих пьесах Шварц ведет разговор о христианстве ненавязчиво, но так, что его слова становятся высокой проповедью:
«Да, да, именно так. Значит, я умираю недаром. Прощай, Эльза. Я знал, что буду любить тебя всю жизнь… Только не верил, что кончится жизнь так скоро. Прощай, город, прощай, утро, день, вечер. Вот и ночь пришла! Эй вы! Смерть зовет, торопит… Мысли мешаются… Что-то… что-то я не договорил… Эй вы! Не бойтесь. Это можно – не обижать вдов и сирот. Жалеть друг друга тоже можно. Не бойтесь! Жалейте друг друга. Жалейте – и вы будете счастливы! Честное слово, это правда, чистая правда, самая чистая правда, какая есть на земле. Вот и все. А я ухожу. Прощайте».
Значение этих слов усиливается тем, что смертельно раненый Ланцелот произносит их, обращаясь непосредственно к зрительному залу. Шварц имел в своей душе высокий, светлый идеал, он смог создать образный, богатый язык, который позволил ему неявно, но прямо говорить о том, что он считал святыней своей совести.
Евгений Шварц
То, что Шварц называет идеалом, таковым и является. То, что высмеивает – достойно быть высмеяно. Он говорит о пороках, а порок – это грех, а грех всегда уродлив и подчас смешон
Грешный же человек жалок, потому что сам себя унижает своими недостойными поступками. Но высмеивая пороки, Шварц не переносит порок на самого человека. Он с полным правом мог бы про себя сказать словами Пушкина «и чувства добрые я лирой пробуждал». Он пробуждал эти чувства в 30-50 – страшные годы XX века, когда мало кто мог вообще что-либо говорить, тем более открыто. Его юмор удивительно ясный, живой, искрометный, неожиданный. Он один из тех авторов, которые обладают свойством вселять оптимизм и радость.
Помните, у Пушкина в «Моцарте и Сальери»:
«Слушай, брат Сальери,
Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти “Женитьбу Фигаро».
А ведь этот рецепт можно считать универсальным! Если тебе плохо, возьми то произведение, которое оказывает на тебя теплое и радостное впечатление. Для меня такой автор – Евгений Шварц.
Записала Дарья Рощеня
Правмир.ru
