«Архив — не про прошлое, не про хранящиеся древности, а про будущее»

— Вы стали директором РГАЛИ пять лет назад. Можете подвести какие-то промежуточные итоги?

— Я пришла в непростой момент: после того, как в архиве произошло чрезвычайное происшествие — возгорание. Тем не менее наш коллектив — при огромной помощи Росархива — с честью вышел из сложной ситуации. Все последствия давно ликвидированы. На это было потрачено много средств, и теперь наши хранилища напоминают, можно сказать, «операционные»: чисто, сухо, наливные полы, металлические стеллажи. Нет розеток, а также отопления: температура регулируется с помощью вентиляционных потоков. Система пожаротушения тоже новая: в хранилищах используется только газ, причем безопасный.

За пять лет произошли изменения в кадровом составе: коллектив омолодился, атмосфера стала более энергичной. Средний возраст по прошлому году — 46 лет. В штатном расписании у нас 100 человек, из них 20 работают в техническом отделе; есть слесари, электрики, круглосуточные операторы станции газопожаротушения, а также диспетчеры, которые регулярно обходят все помещения: в хранилища, конечно, не заглядывают, но проверяют все рабочие комнаты.

— Откуда приходит молодежь?

— У нас работают выпускники 33 вузов страны: от МГУ, РГГУ, РУДН до Государственной академии славянской культуры и Шуйского педагогического университета. Сотрудники основных подразделений — 65 человек, из них 20 — выпускники РГГУ. Уже не первый год мы практикуем наставничество и видим результаты. Стараемся сделать так, чтобы молодежь оставалась, в том числе поощряем материально. В прошлом году средняя зарплата, без учета руководителей, составила 83 тысячи рублей. С учетом руководства — около 89 тысяч рублей. Мне важно, чтобы люди работали и смогли бы раскрыть свой потенциал: если перекраивать зарплату в пользу руководства, то с кем мы тогда останемся? Руководить, думаю, будет почти некем.

С 2021 года мы приступили, да не покажется это странным, к изучению истории своего архива. У истоков создания Центрального государственного литературного архива, как мы тогда назывались, стоял Государственный литературный музей, где хранилось множество архивов личного происхождения. Сотрудники не успевали их обрабатывать, разбирать, иногда даже оценивать перед выкупом в собственность государства, и в итоге было принято решение передать часть материалов нам. Все-таки музеи ориентированы на артефакты — это может быть курительная трубка или сюртук писателя. А документы — «третий вариант пятой редакции», например, пусть и известного художественного произведения — важны именно для архивов.

Нам удалось выяснить имя нашего первого директора — это была Полина Прокофьевна Лобанова. В годы войны она отправилась в эвакуацию в Саратов вместе с документами только что организованного архива и там, по всей видимости, умерла: по крайней мере, больше упоминаний о ней мы не нашли. За годы войны у нас сменилось три директора. С 1963 по 2001 год во главе архива стояла Наталья Борисовна Волкова. До нее в ЦГЛА было создано 2240 фондов, при ней — еще 916, из них почти 800 — фонды личного происхождения. При Татьяне Михайловне Горяевой, возглавлявшей РГАЛИ с 2001-го по 2019-й, архив пополнился еще 294 фондами, из них — 217 фондов личного происхождения. За последние годы мы создали более 50 новых фондов: это такие имена, как Нина Молева, Владимир Немухин, Юрий Мамлеев, Алла Рустайкис, Елизавета Гилельс, Геннадий Гладков, Даль Орлов, Альберт Лиханов, Валентин Гафт, Виктор Татарский, Леонид Зорин. Немного забытое имя — Саша Красный, или Александр Брянский: поэт, песенник, артист, одно время даже работавший в охране Ленина. У него сохранились автографы Владимира Маяковского, Василия Качалова. Потрясающий по красоте и полноте фонд кинооператора Эдуарда Тиссэ. Еще хочется отметить фонд оперной певицы Ирины Константиновны Архиповой — огромный, 15-16 тысяч документов. Около трех лет назад нам позвонил ее внук, сказал, что долго размышлял и понял — лучше РГАЛИ ничего нет. В следующем году отмечается 100 лет со дня рождения Архиповой, сейчас оперативно описываем ее фонд и готовим фотоальбом с ее интервью, статьями коллег, летописью жизни и творчества. Архипова обладала прекрасным голосом, уникальными актерскими данными, однако о ее творчестве ныне известно гораздо меньше, чем о Галине Вишневской или Елене Образцовой. А ведь именно она сыграла в нашей культуре важную роль. Если Матильда Кшесинская вытеснила с русской сцены итальянских балерин, то Ирина Константиновна первой из отечественных исполнительниц стала петь в Италии, причем на сцене Ла Скала, затем с ее помощью стали проходить стажировки наших певцов в Италии, известна она и проведением конкурсов, которые поддерживала также из личных средств.

— Как происходит обработка фондов, которые к вам поступают?

— После того, как фонд принят на государственное хранение, составляется сдаточная опись. Это может занять два-три месяца, полгода, а иногда и больше. Готовая опись должна пройти нашу внутреннюю экспертно-проверочную комиссию, состоящую из самых опытных сотрудников. Потом все передается в отдел описания фондов. Дело в том, что сдаточная опись строится по простому принципу: столько-то писем, документов, фотографий. А вот опись, с которой работают исследователи, — совсем другая история. Методику в течение нескольких десятилетий разрабатывали у нас в РГАЛИ. Опись состоит из семи больших разделов. Прежде всего это рукописи — то есть творческие документы, затем биографические документы, переписка, фотографии, а также изобразительные материалы. Иногда в разделах можно обнаружить неожиданные вещи. Например, писатель Семен Ан-ский в 1920-е приобрел «Пасхальную Агаду» XIV века, которую впоследствии передал в наш архив: это древнейший документ, хранящийся в РГАЛИ. Понятно, что он был создан не в ХХ веке, поэтому помещен в описи в раздел, включающий собранные Ан-ским материалы.

— Как идет оцифровка фондов?

— В рамках ведомственной программы цифровой трансформации Росархива разрабатывается общая цифровая платформа для всех архивов. Однако надо понимать, что только у нас около 1,8 миллиона единиц хранения, а ведь мы не самый большой архив — бывает и 7, и 10 миллионов единиц хранения (всего наш Архивный фонд страны насчитывает около 560 миллионов единиц), при том, что единица хранения — это совокупность документов: может быть письмо из двух листочков, а может — большое дело из фондов госучреждений. Поэтому оцифровать все, конечно, сложно. Безусловно, мы будем ждать команды и поступления средств, но силами архива эту работу выполнить невозможно. Сейчас оцифровка ведется в рамках внутренних работ: для публикаций, выставок, в ходе исполнения запросов. Пока у нас около 600 тысяч образов — но это не так много: один лист — это один образ.

— Расскажите о выставочных проектах РГАЛИ.

— У нас есть выставочный зал, открытый еще в 2018 году. Мы решили делать проекты с определенной периодичностью: три выставки в год. Прежде всего это новые поступления. Кроме того, у нас есть тематические выставки, которые мы будем демонстрировать раз в два года. Во-первых, это народы определенной территории, их культура: в 2025-м, например, у нас будет выставка «Европейский Север в культурном пространстве России». А во-вторых, это тема культуры в промышленном регионе. Сейчас мы показываем выставку про культуру Донбасса, ставшую откровением даже для сотрудников, проработавших в архиве 10-20 лет. В 1920-1930-е годы на Донбассе кипела культурная жизнь: работали 14 театров, создавались литературные кружки, устраивались диспуты. В 2026 году возьмем, наверное, Кузбасс. Нынешний год планируем завершить экспозицией по Малому театру, который отмечает двухсотлетие. В прошлом году показывали выставку, посвященную Театру им. Владимира Маяковского, а два года назад — двухсотлетнему юбилею Федора Достоевского.

— Кстати, о Достоевском. В конце 2023 года его рабочие тетради, хранящиеся в РГАЛИ, пополнили Международный реестр документального наследия Программы ЮНЕСКО «Память Мира». Насколько я понимаю, это уникальные документы — ведь его рукописи почти не сохранились?

— Оказавшись в 1867 году за границей, Достоевский начал работу над целым рядом произведений: «Бесы», «Братья Карамазовы», «Подросток», «Идиот». Готовые рукописи он отсылал в Петербург, где их печатали. Однако эти документы — архивы издательств, корректорские листы с правкой писателя — не сохранились. Перед возвращением в Россию Федор Михайлович — находившийся под негласным наблюдением из-за своих юношеских увлечений — решил сжечь рабочие тетради. Однако его супруга Анна Григорьевна упросила подарить ей. В его записях помимо набросков произведений можно обнаружить самые неожиданные вещи: зарисовки готических соборов, заметки о погоде и стоимости продуктов, описания недомоганий — Достоевский находился под наблюдением врача. Мы неоднократно подавали рабочие тетради на эту номинацию, но делали это в одиночку. В этот раз возникла мысль объединиться с РГБ и Пушкинским домом. Дело в том, что Анна Григорьевна сдала рукописи на хранение в сейф Государственного банка и в Исторический музей. Сегодня у нас хранится 13 рабочих тетрадей Достоевского, а в РГБ и Пушкинском доме — несколько меньше. Объединив наши усилия, мы добились включения рукописей в этот престижный реестр.

— Расскажите о самых интересных фондах РГАЛИ.

— Например, это фонд Эдуарда Тиссэ. Несколько лет назад к нам обратился сын драматурга Афанасия Солынского, Дмитрий Афанасьевич, и рассказал о дочери Эдуарда Тиссэ Элеоноре, проживающей в Норвегии. Ее отец скончался после тяжелой болезни в 1961 году, и семья долго не могла расстаться с его архивом. Сначала его хранила вдова Бианка Петровна вместе с дочерьми, потом — одна Элеонора. К ним приходили из разных организаций, просили взять на время отдельные документы, а потом не возвращали — возможно, поэтому семья так оберегала наследие Эдуарда Казимировича. В итоге нам удалось получить архив, пусть с утратами, и наша проверочная комиссия единогласно постановила присвоить ему первую категорию: при том, что большинство вновь принимаемых фондов у нас — второй и третьей категории. Сразу оговорюсь, что категория прежде всего зависит от богатства документов. Конечно, значимость персоны тоже учитывается, но важна полнота фонда, в котором должны присутствовать и творческие документы, и биографические, и переписка, и изобразительные материалы. Здесь все это есть. В частности, интересная переписка с женой, автобиографические записи, масса фотографий, которые никто не видел. Плюс материальные предметы, которые мы обычно не собираем — мы же не музей, — но тут не смогли отказаться. Например, фотоаппарат Тиссэ или огромный неподъемный кофр, с которым он путешествовал по миру, в том числе — ездил на студию Уолта Диснея в 1930-е годы. Кстати, по документам выяснилось, что в «Википедии» указан неверный год рождения: Тиссэ приписал себе несколько лет. Вообще с ним произошла удивительная история: 14- или 15-летним мальчишкой он получил фотоаппарат, впервые пошел с ним на море и увидел… как к берегу причаливают немецкие корабли: началась Первая мировая война. Так что его кинооператорская судьба была предопределена свыше. Сейчас мы обрабатываем его архив и, возможно, подготовим издание к юбилею Тиссэ в 2026 году.

— Как работаете с наследниками? Могут ли они закрыть доступ к фонду?

— Можно долго вести переговоры с наследниками, биться 15-20 лет и в итоге получить нечто невразумительное. А бывает наоборот: интересные документы поступают достаточно быстро, и фонд постоянно пополняется. «Хрестоматийный» пример — Майя Плисецкая и Родион Щедрин. Они начали комплектовать свои фонды с конца 90-х, причем у Майи Михайловны был свой фонд, а у Родиона Константиновича — свой. Щедрин последний раз приезжал к нам в 2021 году, привез несколько своих нотных автографов. Мы ходили вместе по архиву, но он, кстати, признался: «Лестницы — мой враг». Правда, все равно шагал бодро и подавал мне руку, помогая спуститься по ступенькам. Так вот, они с Майей Михайловной закрыли переписку при своей жизни. Что удивительно, переписывались они по факсу: подобная бумага со временем выцветает, поэтому наши сотрудники все отксерокопировали и лично у них подписали. Но документы закрыли! Или другой пример: архив Константина Симонова, точнее, то, что было довезено его дочерью Екатериной. Она закрыла эти документы до 2025 года, и мы их пока даже не описывали.

Чаще всего ограничения касаются личной жизни. Вот, например, был довоз, как мы это называем: пришли письма замечательной актрисы Марии Бабановой. Театр, который их предоставил, попросил закрыть переписку.

— Бессрочно?

— Нет, что вы. На 20 лет. Раньше, к сожалению, бывали случаи, когда фонд закрывали бессрочно. Но с 2020 года мы начали работу: перетрясли все фонды и стали выносить подобные заявления фондообразователей на заседание методической комиссии. По большей части мы их после проверки открываем. Ведь человеческая память недолговечна. Допустим, для нашего поколения Симонов значит очень много, однако для нынешних школьников это, как я говорю, почти античность. К сожалению, закрывают не только личную переписку, но и какие-то важные вещи, связанные с творчеством. Поэтому мы, конечно, стремимся минимизировать эти ограничения. В то же время не можем занять жесткую позицию: или все открываем, или ничего не берем. Здесь нужен компромисс.

— Случалось, что вы отказывались принимать архив?

— Конечно. Сначала мы тщательно собираем информацию, обсуждаем с коллегами. Потом проходит заседание экспертно-проверочной комиссии. Когда-то давно я прочитала фразу: «Как кричат нерожденные таланты? Страшно кричат». Конечно, не хотелось бы пропустить что-то ценное. Но мы всегда анализируем, как творчество того или иного человека будет выглядеть рядом с нашими богатыми фондами. Не получим ли мы вместе с малоинтересными документами почти неизвестного, например, писателя просто еще один автограф другого, который на самом деле мог бы украсить собой собрание областного архива? При этом мы никогда не говорим, что это вещь не нашего уровня и нам не подходит. Напротив, всегда даем рекомендации, куда можно было бы обратиться.

— Расскажите о планах и перспективах.

— Двенадцать лет назад мы получили новое здание, и пока у нас еще остается место для новых фондов. Но все же госучреждения, чьи архивы мы тоже храним, а также личные фонды комплектуются быстро. Поэтому в перспективе важно начать строительство, чтобы расшириться. Ведь нам нужно хранить, например, электронные документы, а те же диски требуют перезаписи; кроме того, речь идет о более жестких условиях хранения, чем для документов. Пока что мы вынуждены распечатывать хранящуюся на дисках информацию либо передавать носители в архив фотодокументов в Красногорске: у них есть фонд РГАЛИ, где хранятся грампластинки, диски, даже бобины — в частности, из фонда Симонова.

Хотелось бы также, чтобы РГГУ при подготовке архивоведов и документоведов снова стал уделять внимание исторической составляющей. Сейчас в программе факультета архивоведения и документоведения катастрофически мало исторических дисциплин. Все зациклено именно на документоведческой сфере. В итоге нынешних выпускников приглашают на работу в банки, нефтяные компании. А федеральные исторические архивы остаются как бы в стороне. Хотя на самом деле архив — не про прошлое, не про хранящиеся древности, а про будущее. Без понимания земли, на которой мы живем, а также нашей истории, невозможно говорить о перспективе. И архив здесь — надежный помощник.

Беседовала Ксения Воротынцева