Как случайно попасть в «Союзмультфильм», что происходит, когда князь Гвидон снимает крест, были ли другие Каи и Герды, и почему в иллюстрации неуместен гламур – рассказывает художник-иллюстратор Игорь Олейников, лауреат одной из самых престижных наград в области детской литературы – премии им. Ганса Христиана Андерсена за лучшие иллюстрации к детским книгам.
Игорь Юльевич Олейников – российский художник, иллюстратор, в прошлом художник-постановщик анимационного кино. Более десяти лет работал на киностудии «Союзмультфильм», где участвовал в создании многих знаменитых фильмов – «Тайна третьей планеты», «Жил-был пес», «Путешествие муравья».
Параллельно с работой в анимации делал иллюстрации для детских журналов. Затем стал работать как иллюстратор книг, среди которых сказки Пушкина, «Конек-горбунок», «Баллады о Робин Гуде».
Игорь Олейников иллюстрирует и книги для взрослых, библейские сюжеты. В этом году он стал лауреатом одной из самых престижных наград в области детской литературы – премии имени Ганса Христиана Андерсена.
Художник-иллюстратор Игорь Олейников живет в небольшой двушке в спальном районе Москвы, на третьем этаже “хрущевки”. В одной комнате – его мастерская, где и создаются все работы.
Когда мы договаривались о встрече, Игорь Юльевич смущенно объяснил, что в этой комнате, площадью меньше десяти метров, втроем будет тесно. Поэтому фотограф поехал в мастерскую художника отдельно, а для беседы мы встретились в редакции. С собой Игорь Юльевич принес большую полуметровую папку с новыми иллюстрациями, чтобы потом передать их издателям.
Игорь Олейников увлеченно рассказывает о каждой своей работе – он очень хочет, чтобы читатели задумывались над смыслом иллюстраций и получали новый взгляд на известные произведения.
О первой книге, “гласе народа” и медали Андерсена
Моя первая работа в книжной иллюстрации – книга “А я был в компьютерном городе”. 1990 год, тогда слово “компьютер” я знал, но не имел представления, как он выглядит, и мне даже не дали картинку, чтобы посмотреть. Поэтому сидел и придумывал, в итоге нарисовал какой-то пульт управления подводной лодки, чуть ли не с рычагами и тумблерами – и это вместо клавиатуры. Получилось очень смешно.
У меня нет задачи специально что-то менять, хотя некоторые художники решают, какой стиль можно применить к тому или иному тексту. Я так не умею, а рисую, чтобы мне самому нравилось.
Когда начинаешь думать, как провести линию так, чтобы приняли, чтобы купили, –это плохо. Это сразу гири на руках и ногах.
Мне интересно с помощью иллюстраций давать новый взгляд на известные произведения. Я предпочитаю иллюстрировать классические тексты, авторы которых не возразят против вольного взгляда на их текст.
В последние годы стал отходить от иллюстрирования детских произведений, хотел стать взрослым художником, закрыл дверь в детскую книгу, и тут в нее «постучалась» премия Андерсена. Думаю: похоже, все-таки я детский иллюстратор, порисую что-нибудь еще, чтобы оправдать эту награду (улыбается).
О детских рисунках и персонажах из пластилина
Как сейчас помню, я с седьмого класса мечтал работать в анимации. Обожал смотреть мультфильмы. Ездил в кинотеатр “Россия”, там в малом зале всегда шла анимационная программа.
А вообще любовь к рисованию у меня с детства. Все дети рисуют, просто у кого-то потом это желание угасает. Мама была художницей по коврам, работала на Люберецком ковровом комбинате, и она всегда поддерживала мой интерес, давала задания: “Игорь, попробуй нарисовать это, попробуй то”. Мы с сестрой соревновались, кто лучше (она тоже рисовала).
Помню, любил рисовать на больших листах ватмана. Сначала цветными карандашами, потом гуашью. Однажды на Новый год родители под елку положили для меня набор гуаши в стеклянных пузырьках. Как я радовался!
Мы с моим другом Федей брали лист ватмана и начинали зарисовывать его мелкими фигурками разных персонажей в разных ситуациях, которые придумывали на ходу, получались целые повести на одном листе.
Обожал Леонида Владимирского, это был мой любимейший художник. Из пластилина даже лепил его персонажей.
Мама сохранила мои детские рисунки, все они лежат на антресолях в квартире родителей. Недавно заглянул в одну папочку и закрыл: когда-то в детстве мне казалось, что это очень круто, но сейчас смотрю и думаю: “Боже мой”. Пусть там и лежат.
О рок-музыке и “пинке” из инженерной профессии
На вступительных испытаниях в Полиграфический университет я, естественно, провалился и, чтобы не идти в армию, пошел в Московский институт химического машиностроения. Но я все время рисовал, у меня в тетрадке для лекций были в основном рисунки, карикатуры. В итоге я на второй год остался из-за этого.
Но родители очень радовались, когда я показывал им работы (не те, конечно, что вместо лекций были в тетрадях). В 70-е увлекся рок-музыкой и 5-6 лет рисовал только музыкантов. Мама очень сердилась: “Ты себя угробишь этим срисовыванием бесконечным!” Но потом я выбрался из этой лакуны и вновь стал придумывать.
А на “Союзмультфильм” первый раз попал в 1972 году, когда еще учился в институте – у мужа сестры знакомая работала там редактором, и он сказал: “А давай сходим!” И мы пошли на кукольное отделение, с собой я взял папку своих работ. И там Роман Абелевич Качанов их посмотрел и сказал: “Наш человек, заканчивай институт и приходи”.
Но после института меня ждала обязательная работа по распределению, и я трудился в проектном институте «Гипрокаучук» в отделе у своего отца, он был начальником проектно-конструкторского отдела. Но, честно вам сказать, никаких поблажек у меня не было – наоборот, не вылезал из колхозов и строек, отец держал меня в “черном теле”.
И я всегда рисовал: как начальник из кабинета уходил – начинал рисовать, как заходил – снова брался за чертежи. И постепенно мне стали давать задания нарисовать разные стенгазеты, плакаты к праздникам. Вскоре я уже просто только рисовал, официально.
И потом отец сказал: “Ну сколько ты можешь меня позорить? Собирай свои рисунки и катись на “Союзмультфильм”. Хватит”.
Он дал мне хорошего “пинка” из инженерной профессии.
О работе на “Союзмультфильме” и баснословном везении
И вновь по старой памяти я пошел в Спасо-Песковский переулок, в здание бывшей церквушки (там было кукольное отделение «Союзмультфильма») – к Роману Абелевичу Качанову. И мне говорят, что его здесь уже нет, он на рисованной студии начинает делать “Тайну третьей планеты”. И один мультипликатор как раз собирался ехать на эту студию и предложил: “А поехали со мной! Я отвезу тебя туда”. Говорю: “Поехали”.
Когда мы зашли в холл, он позвал мимо проходящего мужчину: “Володя, посмотри у парня рисунки”. Оказалось, это был Владимир Зуйков, который раньше работал с Федором Савельевичем Хитруком. Говорю: “Мне бы к Качанову”. А Качанов как раз набирал группу на “Тайну третьей планеты”, и меня взяли. Мне повезло феерически. Помню, это было 17 сентября 1979 года.
Как показала жизнь, все было правильно. Я считаю, что все происходит в свое время. Эти девять лет – шесть в институте и три года работы инженером – не пропали даром: я вовремя пришел на студию на “Тайну третьей планеты”, где делал фоны для фильма.
Атмосфера была потрясающая. “Союзмультфильм” – это был совершенно другой мир. Я мгновенно понял, что это мой мир, и меня он принял. У нас был очень дружный коллектив, Роман Качанов всех сплачивал. И потом много лет я работал вне штата – не было единицы. В 1986 году меня взяли, наконец, в штат. «Союзмультфильм» – это было имя, вся страна знала. Нас в СМИ еще называли “волшебниками экрана”. Готов был дворником там работать. А потом как-нибудь бы перешел в художники.
Вся работа в анимации для меня сконцентрирована в фильмах «Жил-был пес», «Халиф-аист», «Путешествие муравья», «Мартынко». Это были просто фантастические времена, уходить со студии не хотелось, я бы там ночевал. Для меня до сих пор суббота и воскресенье кажутся днями, потраченными впустую.
Наташа Орлова, Владимир Зуйков, Эдик Назаров – это все мои учителя.
На «Союзмультфильме» я стал получать на десять рублей меньше – со 120 инженером до 110 ассистентом художника, а по тем временам для рядового сотрудника это была большая разница. Немножко насторожились родители жены. Забавно, что, когда я уже лет 10 отработал в анимации, мой тесть – солидный такой человек, всю жизнь проработал в газовой отрасли, ко мне подошел и сказал шепотом: “Если ты все-таки захочешь вернуться в инженеры, я тебе помогу”.
А еще один знакомый сказал: “Да кончай уже ерундой заниматься, давай начинай деньги зарабатывать”. Всерьез не воспринимали, мне смешно было слушать.
А потом я уже стал по вечерам параллельно рисовать для журналов, и к зарплате стал добавляться и другой заработок. Я любил свою работу и люблю ее сейчас, считаю, что лучше для меня и быть не может. Мне баснословно повезло, что мое увлечение детства стало моей работой.
Об Англии, работе с ВВС и уроках капитализма
Однажды Эдику Назарову позвонили из журнала “Миша” и попросили сделать обложку с муравейником на ней –как раз недавно мы закончили «Путешествие муравья». И Эдик мне говорит: “Игорь, ты знаешь, мне лень. Давай сделаешь ты”. Я сделал, им понравилось, предложили работать. А потом меня заметило издательство “Просвещение”. Так началась моя работа в книжной иллюстрации.
В 90-е как художника-постановщика пригласили на фильм «В поисках Олуэн» – советско-британскую постановку для уэльского телевизионного канала S4C (ВВС). И мы полгода прожили в Англии, в маленьком городке Лланголлен (Llangollen) в северном Уэльсе. Мест красивее я на тот момент не видел. Меня поразили люди, которые улыбались, здоровались (не будучи знакомыми), были открыты. С тех пор я полюбил Англию всей душой.
Но работали мы тогда на износ, по 12 часов в день. Так я не уставал никогда. Там кое-что понял про капиталистические отношения. Мой ассистент-англичанин передал мне, что его друзья – владельцы паба Eagle – хотят заказать картинку с орлом и заплатят за нее хорошую сумму. Согласился и для работы взял краски, которые закупила на «Союзмультфильме» заказчица нашего фильма. Она увидела это и закатила жуткий скандал: “Что-о-о? Ты моими красками себе зарабатываешь деньги?” И тогда я все понял. Это не мои средства производства, и я не имею права ими пользоваться для зарабатывания денег.
О задачах иллюстрации и Каях, к которым Герды не пришли
Открыл для себя такую возможность – иллюстрировать не впрямую, а находить скрытое между строк, хотя, конечно, многие иллюстраторы этот прием и раньше использовали.
Например, “Конек-горбунок”. Все рисуют летящего по небу Конька-горбунка. Потому что Ивану некуда девать ноги из-за маленького роста Конька. Но в тексте не сказано, что он летает. Вот я придумал ему специальное седло с упором для ног, согнутых в коленях.
Или в “Сказке о царе Салтане” князь Гвидон снимает шнурок с креста для тетивы лука. Так, он снял крест, христианский крест. Значит, остался без защиты. И тут лебедь заговорила голосом человеческим, разные чудеса, колдовские дела пошли, такая черная магия.
Никто не обращает на такие моменты внимания, но они есть в текстах. Интересно задумываться над каждой строчкой – почему написано так, а не иначе?
Интересно в иллюстрациях убрать все сказочное и заменить это на жизнь настоящую.
То есть ситуация остается сказочной, в иллюстрации всякое сверхъестественное убирается. Например, красавица, которая заблудилась в лесу и мечется по нему сутки или больше, должна быть грязной и уставшей, оборванной, с подвернутой лодыжкой, хромой, растрепанной, а ее рисуют в чистенькой, аккуратной одежде и с идеальной прической.
Мне всегда хотелось, чтобы у детей заработала фантазия при рассматривании иллюстраций, чтобы они задумывались над каждой картиной.
Взгляд на книгу, который я предлагаю, сначала кажется неочевидным. Иллюстратор помогает по-другому взглянуть на текст, и, может, человек вчитается в текст повнимательнее.
В “Сказке о рыбаке и рыбке” я опять рисую реальных, живых людей. Думаю, если действие происходит “у самого синего моря”, то почему старуха просит избу? У синего моря, скорее всего, будут хаты, а изба – это ближе к северу. Поэтому решил, что море на моих иллюстрациях будет Белым, северным. И головной убор у старика – как у рыбаков-поморов.
Никто не обращает внимания, что у старика и старухи корыто треснувшее, им стирать даже не в чем, а их рисуют в чистеньких аккуратненьких одеждах. И на всех иллюстрациях старик забрасывает невод с камушка. Это неправильно, невод забрасывают с лодки.
Вот из этого я исхожу, совмещаю сказочный сюжет и жизненные реалии. Но к тексту отношусь очень трепетно. Текст в книге, конечно, первичен, если это не книга-картинка. Иллюстрация и текст работают друг на друга, дополняют.
Иллюстрация говорит тексту: “Ты посмотри, что в тебе есть-то!” А текст: “Да? Действительно, надо же, что во мне это есть! А я и не догадывался”.
В книге мне интересен драйв, нерв, напряжение, тайна, не люблю бытовые сюжеты. Хотя даже в скучном тексте можно найти что-то интересное для иллюстрирования. Знаю, как сделал бы телефонный справочник.
Я вообще считаю, что иллюстрацией можно поменять смысл текста, когда в произведении заложен один смысл, а в картинке предлагается другой. Например, финальную иллюстрацию в “Снежной Королеве” издательства “Никея” я сделал так: Герда, нашедшая Кая в царстве Снежной Королевы, обнимает его, а вдалеке сидят еще много других мальчиков, за которыми Герды не пришли. Снежная Королева много их наворовала. И начинает по-другому восприниматься образ Королевы. В сказке не сказано, что был кто-то, кроме Кая, но и не сказано, что он был один.
Интересно брать очень известный текст, иллюстрациями показать его совершенно по-другому, привнести новый взгляд.
О гламурном короле Артуре, Библии и рассказах фронтовых писателей
С “Короля Артура” я начал иллюстрировать книги для взрослых. Давно хотел, и еще меня всегда раздражал гламурный подход к иллюстрированию этого текста.
“Ах, как прекрасен сэр Ланселот! Как сияют его латы!” Какие латы??? Все это происходило в шестом веке, оттуда римляне недавно ушли, там дичь полная! Темные века. И я этого короля Артура “дегламурил” абсолютно. В тот момент как раз ездил в Лондон и заодно для “Короля Артура” искал материалы по англо-саксонским войнам в Британском музее и в других музеях, но мало что нашел. Пришлось самому много додумывать. Одним словом, «Темные века», Dark Ages.
Когда-то давно нарисовал трех волхвов на лошадях, а лошади идут по брюхо в снегу. Вдалеке – маленький домик, и из трубы поднимается дым, и северный ангел в шапке и шубе греет у него руки. Над всем этим – Вифлеемская звезда. И потом уже, когда мне предложили проиллюстрировать “Книгу Иисуса Навина”, я вспомнил про эту работу и все библейские события тоже перенес в тундру, в снега.
Книга “Это мы, Господи” – это моя дань войне. В тот момент я как раз начал иллюстрировать взрослые книги, и “Никея” предложила эту.
Одну истину понял во время работы – ты ничего о себе не знаешь, пока не поставлен на грань.
У Василия Быкова в повести «Сотников» два партизана попадают в плен к немцам: Сотников – слабый, “задохлик”, а Рыбак – крепыш. Их приговаривают к повешению, и слабый оказался очень стойким, а “силач” в последний момент устрашился, сказал: “Я буду с вами сотрудничать” и помог повесить своего товарища.
И я понял, что до последней секунды мы не знаем, кто мы: “рыбаки” или “сотниковы”, пока вас не поставят на эту грань. И я про себя тоже не могу сказать, возможно, я тоже окажусь “рыбаком”, а может, “сотниковым”.
Для меня существуют три «военных» писателя – Астафьев, Быков и Гранин. После них тема войны закрыта.
О развитии иллюстрации в России и “американской мечте”
Книжная иллюстрация в России развивается из одной крайности в другую. Если раньше был такой соцреализм, нашу советскую иллюстрацию можно было узнать за километр, то сейчас все рисуют под Европу. Бываю на выставках, и в основном работы молодых очень похожи одна на другую. Но, надеюсь, это из-за того, что художники начинающие и потом они найдут свое. Именно поэтому настоящий преподаватель должен видеть потенциал в человеке, я так не умею, поэтому не преподаю.
Зарубежные издательства, с которыми я работал, просили показать все эскизы перед началом работы, они по ним жестко проходили. Когда делал книжку для Simon&Shooster (США), столкнулся с определенными трудностями.
Это сказка про мышь Махалию, которая поступила в Гарвард. Из подвала общежития она пошла за едой, оказалась в рюкзаке одного студента, ее там не заметили и застегнули, и так мышь попала в университет. Послушала лекции и решила остаться, ее приняли в студенты. Для мыши там сделали отдельный компьютер, пошили одежду, сделали мебель, но когда я предложил нарисовать отдельную лестницу для нее, чтобы мышь могла нормально заходить в здание, а не карабкаться по человеческим ступеням, то мне сказали: “Нет, она должна ходить как все”. Я тогда не понял резона, да и сейчас не понимаю.
Начал делать финальную картинку. Голову себе сломал, и ночью родилась мысль: мышь возвращается к себе в подвал и открывает свой Гарвард – для пауков, мышей, мокриц и прочих бедолаг. И подобно гербу Гарварда, нарисовал три кусочка сыра и подписал на них Survival – “выживание” (на гербе Гарварда – три книжки и надпись Veritas –“истина”). Мышь, как Моисей, вернулась к своему народу, чтобы вывести их из тьмы.
На что американцы мне сказали: “Нет, этого не должно быть никогда, она должна идти только вверх – в адвокаты, юристы, никакого возврата в прошлое”. Только успешность – такое американское направление.
О гаджетах и понимании красоты
Несмотря на количество гаджетов, ребенку все равно нужна детская книга, которую можно посмотреть. К своим иллюстрациям я отношусь без всякого пиетета. Если ребенок хочет на них рисовать – да пожалуйста, пусть рисует, дорисовывает, прорисовывает, развивает фантазию.
Мне вовсе не обидно, что вы! Это даже хорошо, я и сам бы посмотрел. У меня есть книга «По путям развития жизни» с прекрасными иллюстрациями Зденека Буриана. Там на одной странице нарисован морской динозавр-криптоклид, так я ему подрисовал на спине трехорудийную башню, как у линкора. И эта башня до сих пор в книге.
Не умею рисовать красавиц: в этом тоже есть для меня какой-то гламур, да и некрасивые лица более выразительны.
Эдик Назаров меня учил: «Не рисуй ты симметрично! У Винни-Пуха одно ухо примято, потому что он на нем спит». Герде я нарисовал «лихорадку» на губе – она простудилась во время своих скитаний.
У всего есть причина, а мелкие детальки дают теплоту, и возникает доверие. Стараюсь рисовать жизнь, приближенную к реальности, по возможности уменьшать ее «сказочность».
Сейчас стал делать более лаконичные композиции. Когда-то рисовал кучу подробностей, но теперь ушел от этого. Это, наверное, приходит с возрастом.
Недавно в арт-центре в Солнцево проходила моя выставка, и невестка, школьный учитель, привела свою ученицу, пятиклассницу. Мы с ней немного поговорили, и я понял, что она увидела все смыслы, что я вкладывал в иллюстрации.
Вот на таких детей я рассчитываю. Я хочу, чтобы ребенок задумывался, начинал фантазировать, очень хочется включить мозги. И если один ребенок из ста поймет, это уже хорошо.
20 лучших работ в иллюстрации и анимации для детей и взрослых: выбор Игоря Олейникова
Книжная иллюстрация:
1. Шон Тан, “Прибытие”, “Ничья вещь”, “Красное дерево”.
2. Ребекка Дотремер, “Библия”, “Сирано”, “Принцессы”.
3. Геннадий Калиновский, “Алиса в стране чудес”.
4. Ньюэл Конверс Уайет, “Остров сокровищ”.
5. Все работы российских иллюстраторов Сергея Коваленкова, Кирилла Челушкина.
6. Работы художников Квинта Бухольца, Лисбет Цвергер.
Анимация:
Зарубежные мультфильмы:
7. Пиноккио (Pinocchio), 1940.
8. Небесный замок Лапута (Laputa: The Castle in the Sky), 1986.
9. Унесенные призраками (Spirited Away), 2001.
10. Тайна Келлс (The Secret of Kells), 2009.
11. Песнь моря (Song of the Sea), 2014.
12. Книга джунглей (The Jungle Book), 2016.
13. Хулиганские сказки (для взрослых), 2016.
Советские мультфильмы:
14. Чипполино, 1961.
15. Варежка, 1967.
16. Винни-Пух (3 фильма), 1969-1972.
17. Икар и мудрецы, 1976.
18. Жил-был пес, 1982.
19. Путешествие муравья, 1983.
20. Фильм, фильм, фильм, 1968.
Правмир
