- Дмитрий Михайлович, рядом с нами все меньше тех, кто знает, что такое Великая Отечественная война не из чьих-то уст, тех, кто сам ее прошел, кто на своих плечах вынес все тяготы – ветеранов и тружеников тыла. Рассказать сегодня уже почти некому, к сожалению. Как историк посоветуйте, из каких источников сегодня люди могут узнать о событиях времен Великой Отечественной: о жизни, о боях, о труде…
- Есть, конечно, воспоминания, дневники, записки участников войны. Есть романы, повести и рассказы, написанные фронтовиками, и это самая честная и самая познавательная художественная литература о войне. Но все-таки лучше всего можно понять войну, окунувшись в стихию документов. Ведь документ реже всех прочих источников лжет: его составляли для служебных надобностей, и он, в своей функциональности, чаще бывает правдив, нежели текст, насыщенный эмоциями и написанный на эмоциях.
Одной группе студентов с исторического факультета МГУ я дал задание: вот записки одного героя-подводника, обработанные известным литератором. Вчитайтесь и ответьте, сколько и каких судов торпедировал автор воспоминаний? Как часто он не знал результата торпедной атаки? Пять студентов дали мне пять разных ответов, не советуясь друг с другом, независимо. Во всех были разные результаты: четыре корабля потоплено и два повреждено, шесть кораблей потоплено, восемь кораблей отоплено и один поврежден… По мемуарам участника войны они не смогли четко и ясно ответить даже на один простой вопрос: какой именно урон нанесен неприятелю. Документы четко сообщают: два судна потопил, одно тяжело повредил, судьба еще одного не вполне ясна. Точка. Как же так? А вот так. Наш подводник был настоящим храбрецом, героем безо всяких оговорок, а не каким-нибудь очковтирателем. но ведь война была в значительной степени столкновением металла, проборов, электричества, и живой человек, во-первых, испытывал в бою страшный стресс, и, во-вторых, он просто не может отвечать за итоги своих наблюдений: глаза и уши без конца обманывают его, когда вокруг смерть, но она далеко, до врага не всегда можно дотянуться штыком, а результат выстрела, выпуска торпеды, бомбы и т.д. издалека дает одно впечатление, а вблизи другое. Это не война лицом к лицу, меч-против-меча, это страшная война я-убил-не-знаю-скольких, потому что не видел их в лицо. Один из ракурсов великой трагедии войны: убийство в ней обезличено, боец сражается, выполняя свой долг, но чаще всего не знает результатов своей борьбы и живет надеждой, что сделал всё от него зависящее.
- Можно ли рассматривать в качестве исторического источника художественные произведения о войне?
- Да, несомненно. Только от таких источников не надо ожидать точных знаний: столько-то человек вышло на позицию, столько-то танков подбито… Нет, отношение должно быть совсем другим. Русская военная проза, прежде всего, проза фронтовиков, это энциклопедия человеческих чувств на войне, энциклопедия военного быта, мелочей и обстоятельств которого не увидеть в сводках и воспоминаниях маршалов.
- Сегодня литературе о Великой Отечественной войне уделяется мало внимания. Приведу пример: Интернет вроде бы «знает» все, но нередко оказывается, что целый ряд хороших стихов о войне он «не знает». Или это только отдельная ситуация, и общую картину она не отражает?
-Мне кажется, в отношении Великой Отечественной у нас сейчас слишком много бравурности. Даже 22 июня порой отмечают как какой-то второй День Победы, хотя это день начала великой народной трагедии. К сожалению, из итогов войны сейчас все больше пытаются извлечь какой-то обобщенный патриотический урок: деды отстояли и мы, если надо, отстоим! Да отстоять-то отстоим, но больше надо бы извлекать иные уроки, горькие: слабая образованность военного руководства; склонность руководства политического, не глядя, не экономя, расходовать народ; технологическая штурмовщина предвоенных лет, которая привела к тому, что люди воевали на недоработанных танках, кораблях, самолетах… Меньше бы фанфар и больше вдумчивого, бережливого отношения к военному опыту, который включает в себя и опыт напрасных тяжелых потерь, и опыт массового голода, и опыт обращения к Христовой вере, когда марксистско-ленинские лозунги, как оказалось, перестали вдохновлять многих людей, идущих на смерть. Победа – чаша радости пополам со скорбью.
-У Вас есть рассказ, который можно отнести к антиутопиям – «Слишком человеческое». В нем Вы напоминаете читателям, что в годы Великой Отечественной решались наши судьбы на многие поколения вперед, что история могла пойти совсем по-другому… Как читатели разного возраста его воспринимают?
-Молодые люди вполне разумно воспринимают эту проблему. Раньше, в 90-х, у нас сильны были настроения в духе: «а вошел бы Гитлер в Москву, пили бы сейчас баварское», или: «лучше бы победил Берлин, сейчас бы у нас не было глобальной власти мирового кошелька». Сейчас все как-то более здраво, более трезво, молодые парни и девушки понимают, что за любой стратегический поворот в истории надо платить, а цена за победу наци для нас, русских, православных, была бы просто чудовищной.
- Какие книги о войне Вы рекомендуете своим студентам?
- Прежде всего, прозу тех, кто действительно побывал на фронте. Недавно скончавшегося великого и смелого прозаика Юрия Бондарева. Сердитого, но справедливого в своих оценках Виктора Астафьева. Записки Николая Грибачёва: он никогда не был оппозиционером, всегда и неизменно проявлял лояльность к советскому строю, но не был и лжецом, а потому рассказал о войне много нелицеприятной правды. Знал, о чем рассказывал, поскольку на фронте побывал командиром саперного батальона и не раз слышал свист пуль у своей головы… Тексты Виктора Некрасова, написавшего самую правдивую книгу о борьбе за Сталинград. Повести Виктора Курочкина, графически точного в описаниях военного быта. Вячеслава Кондратьева, дравшегося на Ржевском направлении и посвятившего войне пронзительно-честные повести «Сашка» и «Искупить кровью». По очень смягченному варианту последней недавно был поставлен фильм «Ржев». Есть люди, которые воспринимают его как «злобную нападку на советский социалистический строй». А ведь Кондратьев говорил о том, что видел. И за свои знания он расплатился двумя тяжелыми ранениями. И, кстати, имел боевые награды. Боевые, подчеркнем, а не диванные. Так кому верить? Я верю изувеченному ветерану. Он знает о жизни и войне больше любого идеолога.
Беседовала Валентина Курицина
Издательский совет
