На первые заработанные деньги я купил Евангелие
Известный телеведущий и писатель Александр Архангельский выпустил новый роман «Бюро проверки», действие которого разворачивается летом 1980 года. На фоне почти детективного сюжета происходят поиски веры главного героя — аспиранта философского факультета. Автор романа вошёл в число номинантов национальной литературной премии «Большая книга»
Надо посмотреть в открытое окно
— Сильно ли отличался ваш путь к вере от пути вашего героя?
— Это не автобиографическая книга. В ней есть мелкие биографические детали, но герой не совпадает с автором. Никакого отца Артемия, как в книге, в моей жизни не было и быть не могло в силу моего индивидуализма, своеволия и привычки пренебрегать любым навязанным авторитетом. Более того, я бы даже не сказал, что это роман о поисках веры как таковой. Он скорее о том, как мы подменяем свою веру поиском авторитетов. Для меня было важно подчеркнуть, что герой попадает в ловушку, но не благодаря старцам, а по собственной вине.
— А каков был ваш путь?
— Я проходил через религиозные поиски примерно тогда же, в годы застоя. Искал выход из бессмыслицы, причём не социальной, политически я был «никакомыслящим». Но ощущал пустоту жизни как таковой. Бессмыслицу марксизма-ленинизма, который всем заливали, как свинец в горло, начётнической гуманитарной науки, с которой я был связан. Я словно искал форточку. И способ её открыть. Сперва, как многие, прошёл через астралы, кармы...
— И как из этого вышли?
— Когда пришла вера в Христа, вдруг выяснилось, что всё это не нужно. Потому что у меня есть большее. Владыка Антоний Сурожский рассказывал, как в индуистском храме наблюдал за молящимися индусами, и говорил, что, может быть, им дана совсем маленькая щёлочка, но они так упорно её сверлят, что, возможно, видят то, что не всегда видим мы, потому что мы не хотим смотреть в то окно, которое для нас открыто. У меня нет никаких мыслей о том, что видят в свою щёлочку буддисты или мусульмане. Знаю одно: мне открылось намного больше.
Почему дети атеистов начали искать Бога
— Кто вам открыл Христа?
— Учась в школе, я пошёл записываться в кружок рисования в Московский городской дворец пионеров и по пути увидел, что идёт запись в кружок литературного творчества. А я тогда не только рисовал, но и писал никчёмные стихи, поэтому решил заодно записаться и в этот кружок. В итоге рисовать вообще перестал, потому что нас засушили мёртвым копированием всевозможных слепков. А вот в литературном кружке попал к замечательному педагогу-психологу Зинаиде Николаевне Новлянской. В ней была глубина. Она никогда не говорила с нами о Боге, но на лице её был тот самый отблеск вечности, который приводит к вере. Позже я узнал, что она христианка. И вместе с будущим мужем, у которого я тоже учился, психологом и художником Александром Александровичем Мелик-Пашаевым, они стали моими крёстными. Они же привели меня в легендарный храм Ильи Обыденного в центре Москвы.
— Духовные поиски советской молодёжи 1970-80-х годов — это по-своему уникальный опыт. В чём его главная особенность?
— С нами происходила история, обратная той, которая случилась у нас в стране в 60-70-е годы ХIX века, когда дети священников уходили из Церкви готовить будущее атеистическое государство. Мы же, дети из неверующих семей, вдруг массово начали искать иное и пришли в Церковь. Иначе как чудом это назвать нельзя. Другое дело, как мы этим чудом распорядились…
— И как же?
— Да плохо. Когда наступила свобода, в том числе и церковная, мы не выполнили свою миссию, не передали полученный опыт шедшим за нами поколениям. Не занялись церковным просвещением, работой в приходах. Да, шли тяжёлые девяностые годы, но мы были молоды, энергичны и, если бы задались целью, сумели бы многое сделать для самоорганизации гражданской церковной жизни. Поэтому сейчас думаю: а есть ли у меня моральное право осуждать то, что сегодня мне не нравится в Церкви? Ведь я и сам виноват.
Что ответить критикам Церкви
— Вы говорите, что ваша семья не имела связи с Церковью. Но ваш прадед был настоятелем собора в Ельце…
— Да, но меня это не очень интересовало. Я его никогда не видел, фотографий не сохранилось. Там был целый священнический род. Оттуда и пошла церковная фамилия Архангельских. А в 30-е годы ХХ века всех разметало. Так же, как и греческую линию нашей семьи. В 1862 году мои предки перебрались жить из Греции в Россию. Но из 16 бабушкиных сестёр мне удалось увидеть только одну в Ейске. Куда делись все остальные? Так что я рос в нормальной советской нерелигиозной семье. На Пасху покупали кекс «Майский» в форме кулича, яйца красили. И всё. Первое Евангелие я купил в 9-м классе у одноклассника, потратив на это чуть ли не все впервые заработанные деньги.
— На какой вопрос вы искали тогда ответ?
— На главный: о смерти. Почему я живу? Почему умру? Зачем это было? А если незачем, то что мне сейчас с этим делать? Если нет вечной жизни, то всё бессмысленно, и мы лишь навоз для следующих поколений. Мой приход к вере был подготовлен тем, что среда уже начала разворачиваться в эту сторону. Сегодня было бы гораздо труднее двигаться в этом направлении. Взаимное непонимание церковной среды и интеллектуальной нарастает. Да и не только интеллектуальной. Возникает своего рода мода на пренебрежительное, критическое отношение ко всему церковному. Я получил характерный отзыв на мою книгу от одной девушки. Она написала: «Если бы я знала, что главный герой молится и даже переписывается со священником, то и читать бы не стала».
— Как бы вы ответили тем, кто негативно относится к Церкви?
— Я бы сказал им: что ж, критикуйте, это полезно, даже если не всегда справедливо. Особенно когда критикуют со стороны, потому что мы сами либо многого не замечаем, либо идём на компромиссы. Ведь церковная среда тоже иногда навязывает свою усреднённую волю, не желая меняться, потому что так удобнее. Но когда ругаете, подумайте: может быть, есть такие стороны в жизни Церкви, о которых вы просто не знаете, есть такие приходы и священники, которых вы не видели. Попробуйте не отвергать диалог до его начала.
Крестовский мост
