Готовится к изданию новый роман Александра Купера (псевдоним известного журналиста главного редактора «Вечерней Москвы» А.И. Куприянова) «Истопник» — о малоизвестных страницах нашей недавней истории, о любви и о вере. Важное место в сюжете занимает фигура священника, который в тяжелейших условиях сибирских лагерей помогает людям оставаться людьми. Об этом наш разговор с автором.
И повсюду тачки на деревьях
— У нас немного известно о строительстве Байкало-Амурской магистрали в сталинские времена, а в романе именно эти годы — время драматичного сюжета, и место действия — Дуссе-Алиньский тоннель. Как возникла такая идея, откуда столько живого и документального материала?
— Первый раз я побывал на этом тоннеле в 1975 году, когда молодым журналистом писал о БАМе. Мы полетели на Дуссе-Алинь. И я был поражён открывшейся нам картиной. Заброшенный тоннель зарос льдом. Штольни остались недоделаны. Мороз выжимал из скал воду, образовывалась наледь, и тоннель из года в год зарастал льдом. Это было невероятное зрелище. Не меньше поразили меня остатки лагерей. Я видел в бараках брошенные вещи, бушлаты, матрасы, ложки, которыми пользовались заключённые. Как будто только вчера они оставили эти страшные места.
Но самое поразительное, что у меня и в романе описано, — это тачки на деревьях. Многие мне не верят: говорят, что это я для романа и будущего фильма выдумал живописную деталь. Но это так. Деревья там росли быстро и поднимали с собой брошенные повсюду тачки. Есть у меня тому документальное подтверждение: эту картину снял мой коллега, исследователь БАМа.
Через несколько лет мы с друзьями прошли на машинах восточное кольцо БАМа и снова остановились у этого тоннеля. А потом был пуск, когда солдаты железнодорожных войск вынимали из тоннеля лёд — 32 тысячи кубометров. Они совершили при этом настоящий подвиг — я писал об этом; хорошо знал многих из них.
Ещё тогда я услышал историю, которую многие считали легендой, о том, что тоннель пробивали навстречу друг другу мужской и женский лагеря, и о том, какой была их встреча.
— Тогда и появилась мысль о книге?
— Нет, о романе я и не думал, просто собирал материалы — малоизвестные, но мне интересные. А в 1986 году я работал в «Собеседнике» и опубликовал очерк про Дуссе-Алинь — рассказал кое-что из того, что было собрано. И тут пошли в редакцию письма от бывших заключённых — с огромным количеством личных впечатлений, историй, деталей. Писали люди и о том, что была на самом деле так называемая ночь любви, которую им обещал командир Бамлага Френкель за досрочное завершение строительства тоннеля, и о других поразительных сюжетах.
Все эти письма я сохранил и стал уже целенаправленно собирать свидетельства, документы, работать в архивах. Сначала хотел писать документальное исследование: слишком уж много удалось собрать уникальных материалов. А потом ко мне пришёл человек с удивительной историей об истопнике, к которому приехала женщина, когда-то ему близкая, и их любовь вспыхнула снова, а потом прервалась случайным выстрелом. Это подлинный факт. И об этом рассказывается в романе.
Живой крест против толпы
— То есть в основе история любви?
— Конечно. Но что такое любовь? Это вечная и самая высокая вещь. Выше всего любовь к Богу. Поэтому и тема веры для меня очень важна. Мой роман о любви и о верности — человеческой верности своей истории, стране, я бы сказал — империи. Это то, что ничем не заменяется и ничем не может быть убито. И это, конечно, роман о вере. Потому такое серьёзное место в книге занимает священник — отец Климент по лагерному прозвищу Апостол.
— У него был реальный прототип?
— Священники в лагерях — это огромная тема. Я собрал большой материал об этом, перечитал множество воспоминаний. И мой персонаж в определённом смысле — собирательный образ многих замечательных священнослужителей.
Но был и конкретный человек в том самом Дуссе-Алиньском лагпункте. Его многие вспоминали. Он был высокого роста, костистый, носил скуфейку, и все знали, что он священник. А когда открыли ворота и выпустили мужчин и женщин навстречу друг другу, он вышел с самодельным деревянным крестом и останавливал людей от насилия. У него выбили крест, сломали, затоптали. Но он сам, как живой крест, раскинув руки, встал перед толпой, не давая ей озвереть. Ведь таков был замысел властей, продолжение их тактики: сделать людей нелюдями, чтобы они нападали друг на друга, насиловали. Их хотели оскотинить, ведь они «враги народа». И вот этот человек остановил зверства. Всё пошло совсем по другому сценарию. Люди встречались, общались, садились у костров, возникали и серьёзные отношения, и мимолётные романы. Но ни гадости, ни зверств, которые предполагались, не было.
А для главных героев романа эта ночь действительно стала началом их большой настоящей любви.
Нет лагеря без праведника
— Такая история всё-таки экзотика, а в каких ситуациях оказывались другие священники?
— Во всех лагерях, что я изучал, всегда были священники. Им запрещалось вести какую-либо религиозную работу — исповедовать, причащать. Но они всё это делали ночами. Их ловили на этом, добавляли сроки. Некоторых расстреливали. Они не шли на сговор с властью, то есть не становились стукачами — никто не мог мне этого сказать. Наоборот, огромное количество примеров, когда люди благодаря их помощи очищались от зла, приходили к вере. И в каждом лагпункте обязательно появлялся священник, который брал на себя такую миссию. Это ведь тоже промысел Божий.
— В книге есть сильные молитвы и очень точные слова священников. Сказалось в этом общение с реальными священнослужителями?
— Разумеется. Так, в последние годы мы очень тесно общаемся с митрополитом Боровским Климентом и с его окружением, в частности с помощником отцом Макарием. Не случайно и имена священников в романе — Климент и Макарий, они и по-человечески мне близки. Это люди, которым я очень верю. Владыка Климент многое в жизни видел и перенёс. Мы с ним подолгу беседовали. Он настоящий пастырь, и в его словах много мудрости. Конечно, мне это помогает и в жизни, и в творчестве.
Крестовский мост
