От деревни Хэ к Александровскому саду

От деревни Хэ к Александровскому саду

Писатель Леонид Бежин: «С китайцами мы гораздо ближе, чем кажется на первый взгляд»


Номинант Патриаршей литературной премии – 2018 в беседе с «ПМ» называет любимые столичные храмы, формулирует критерий возрождения России и рассказывает, откуда в «Слове о полку Игореве» взялся жемчуг.

– Леонид Евгеньевич, что для вас главное в прозе?

– Наверное, язык. Чтобы роман получился, нужно отдаться стихии языка, и она сама начинает вести, раскрывать новые аспекты, показывать новые стороны характеров героев. Безумно люблю русский язык во всем его богатстве. Даже забросил все другие языки, чтобы чувствовать только русский. Невозможно не преклоняться ¬перед великой английской литературой, однако по-английски читать перестал: это мешает постигать глубинные оттенки родного языка.

– Ваша кандидатская диссертация посвящена китайскому поэту Се Линъюню. Говорят, китайский и русский миры настолько разные, что мы не можем понять друг друга: различается сам тип мышления. Так ли это?

– Мышление китайцев действительно отличается от нашего, однако, как я стал замечать, лишь внешне. Если же мы обратимся к глубинной духовности и сакральности, обнаружим поразительное сходство. Недаром Китай так притягивал еще Древнюю Русь. Уже в те времена между нашими странами существовали сильные культурные связи. Неслучайно слово «жемчуг», которое встречается в «Слове о полку Игоре», китайского происхождения.

– В романе «Деревня Хэ» вы описываете жизнь Русской Церкви при большевиках, гонения за веру…

– Эта книга начинается с разрушения Храма Христа Спасителя. Затем через многие перипетии и развитие сюжетных линий я подвожу читателя к деревне Хэ за Полярным кругом, где в ссылке находился священномученик Петр (Полянский), тогда митрополит Крутицкий и Местоблюститель Патриаршего престола. В финальной сцене все разрушенные церкви в деревне Хэ восстанавливаются, обретают зримые формы.

СОЗЕРЦАНИЕ ИКОНЫ И ИСПОЛНЕНИЕ ЗНАМЕННОГО РАСПЕВА ОЧЕНЬ БЛИЗКИ

– Символы возрождения России присутствуют и в вашем романе «Сад Иосифа». А возрождается ли Россия на самом деле или, быть может, она деградирует?

– Еще тридцать лет назад у меня заболела об этом душа. Нередко я выдавал ожидаемое за действительное. Когда у меня брали интервью, было очень радостно говорить, что да, Россия возрождается. Но годы шли и шли… Тем не менее этой веры я не теряю. Она определяет всю мою жизнь. Я родился в это время и в этом месте, чтобы быть свидетелем возрождения России. В этом я глубоко убежден. И оно в конце концов произойдет!

– Есть ли у вас в Москве любимые места?

– Еще бы! Давайте начнем с Александровского сада. Пройдемся в самый его конец, откуда открывается удивительный вид: слева – Кремлевская стена, справа – самое красивое для меня здание в Москве, дом Пашкова. Вдалеке виден Манеж. Когда находишься в этом месте, на душе удивительное ощущение. Другое любимое место – спуск со Сретенской улицы к Трубной площади Рождественским бульваром. Вокруг старая, еще не тронутая перестройкой Москва. Невозможно не любоваться! Третье место – Яузский бульвар, а именно его участок на стыке с Покровским. Москва-река с набережной, высотный дом у Покровских Ворот, недостижимая сталинская громада… Ощущения не менее удивительные! Еще советую съездить на 39-м трамвае от Чистых прудов до Университета. Это мой любимый маршрут!

– Какие московские храмы вам особенно дороги?

– Маленькая церковь апостола Филиппа в Филипповском переулке (храм Воскресения Словущего на Арбате. – Авт.). Она мне дорога еще тем, что там меня крестили. Вообще люблю все храмы на Старом Арбате. Неслучайно когда-то Арбат называли улицей святого Николая. На этой улице было несколько Никольских храмов, впоследствии разрушенных. Люблю Храм Христа Спасителя…

– Над чем сейчас работаете?

– Над романом о знаменном распеве. Со знаменным распевом и крюковым письмом связан целый пласт православной культуры. Главный герой романа – современный композитор, творчество которого основывается на знаменном распеве. Он старается сохранить эту певческую культуру и донести до наших дней. Это унисон, а потому он требует особого сосредоточения. В этом смысле знаменный распев подобен иконе. Тем более что слово и зримое искусство всегда были едины, а созерцание иконы и исполнение знаменного распева очень близки. Эта культура живет сегодня. Вот что мне хочется показать в романе…


Православная Москва