27 января 2022 года в культурном центре «Покровские ворота» в Москве состоялась презентация книги протоиерея Геннадия Фаста «А вечность уже началась…». Отец Геннадий – настоятель абаканского храма во имя равноапостольных Константина и Елены, библеист, миссионер и богослов. Он находит простые слова для объяснения самых сложных богословских вопросов. Его книга представляет собой сборник избранных проповедей, сформированных по темам.
В ходе встречи отец Геннадий рассказал о своем жизненном пути и приходе ко Христу: сын осужденного по 58-й статье, детство в протестантской среде, переход в Православие, начало священнического служения в 1980-е годы… Будучи еще диаконом, отец Геннадий начал писать книги богословского, исторического и духовно-просветительского содержания, которые впоследствии разошлись не только по всей России, но и по многим другим странам.
Отец Геннадий совершает священническое служение уже более сорока лет. Как готовиться к проповеди? Каковы ее роль и место в ходе богослужения? Может ли проповедовать мирянин? Отец Геннадий ответил на эти и другие вопросы и поделился со слушателями своим проповедническим опытом.
Вечная ссылка
Ж.-П. Тьери: Всем добрый вечер. Я очень рад видеть, что так много людей сегодня пришло на презентацию книги отца Геннадия Фаста «А вечность уже началась…», которая вышла в издательстве «Вольный странник». Мне как директору этого центра выпала честь вести сегодняшний вечер. Отец Геннадий, сначала я бы хотел задать вам несколько вопросов об истории вашей семьи. Если я правильно понял, ваша семья была сослана в Сибирь, и вы там родились. Пожалуйста, расскажите немножко об этом. И о том, как вы нашли веру. Как произошла ваша встреча с христианством? Почему вы решили креститься, да еще в 1980-е годы? Какая была ваша жизнь тогда, в 1980-е годы?
О. Геннадий Фаст: Добрый вечер. Всех приветствую. Вижу в зале много знакомых лиц. Одновременно и незнакомых тоже. Что касается «откуда взялся»… Родился я в вечной ссылке. В 1949 году привезли моего отца, который отсидел 10 лет лагерей по статье 58 – «враг народа». И когда лагерный срок закончился, его не отпустили на свободу, а отправили в ссылку, которую вскоре объявили вечной. Вечная – это значит, что сам он, его дети, внуки и все, сколько их будет, сами автоматически рождаются ссыльными. Туда к папе приехала моя мама. Пожалуй, всем известна история жен декабристов, которые поехали в Сибирь за своими мужьями. Почти так же поступила моя мама. Почему «почти»? Потому что, чтобы ей добраться до Новосибирской области, самой надо было сдаться и двигаться по этапу. Это путешествие, которое она проделала со своим старшим 13-летним сыном, длилось несколько месяцев – по камерам смертников, с осужденными… И вот так она прибыла к моему папе в Барабинские степи на станцию Чумаково, где отец отбывал свою ссылку. Она приехала к нему, и там в 1954 году я родился на свет. Соответственно не сыном ссыльного, а ссыльным. Оттуда и пошла моя жизнь.
«Я родился в протестантской семье»
Что касается веры, мои родители были глубоко верующей протестантской семьей. Вера не просто присутствовала – мы верой жили. Господь, вера, Христос – это было то, что наполняло каждый день. Мои колыбельные песни, которые пела мама, были о Христе. С этим вырос. А дальше в отроческом возрасте произошло сознательное обращение к Господу. В 10 лет мне вручили Новый Завет на немецком языке. Я начал его читать. До этого была детская Библия, Священная история. Ветхий и Новый Завет – все это было пройдено под руководством мамы, в семейном кругу, в хрущевские годы – годы довольно жестких гонений на веру. А в 10 лет я впервые сам начал читать. Я полюбил эту книгу и живу с ней по сегодняшний день. Это книга жизни, и в том числе моей жизни.
В 11 лет – сознательное покаяние. В 15 лет Господь дал мне пережить что-то очень важное. Призывал меня трижды к покаянию, и трижды я убежал от него. После этого Господь дал мне испытать муки ада. Не все, тьму кромешную и бездну. Я ничего никогда не слышал об Иисусовой молитве, но я призывал имя Иисуса. Как? Сам не знаю, как. От Бога это взялось. И когда я призывал имя Иисуса, падение в бездну и тьму кромешную прекращалось. Это было один раз, потом второй, потом третий. И с тех пор Иисус и святое имя Его стали для меня тем, о чем я мечтал. Он стал моим настоящим Спасителем. Я познал Господа как Того, Кто спас меня из тьмы кромешной и бездны.
В 1957 году вечность кончилась – то есть вечная ссылка. Мои родители уехали в Казахстан, там собирались немцы огромными общинами. В этих немецких общинах я и вырос. Священное Писание, молитва, духовная жизнь – все для меня было на немецком языке. А школа была русская, советская, как у всех людей того поколения. Потом был Карагандинский университет. В конце 4-го курса я был отчислен за веру, однако Господь сподобил восстановиться в Томске. Окончил Томский университет (кафедра теоретической физики). Преподавал, опять был отчислен, уволен с работы, с кафедры. Снова за веру. Но это лишь ускорило то, что решено было и так.
На 5-м курсе я встретил великого человека, проповедника Сибирского, точнее Алтайского, – Игнатия Лапкина, а потом своего духовника – отца Александра Пивоварова. Через них мне открылся мир Православия, мир святых отцов, открылась дверь в Церковь. На 5-м курсе, в 1970-е, я принял святое крещение от рук своего духовного отца. А потом все произошло быстро. В 1980 году был уже рукоположен. В этом году, в марте, будет уже 42 года с тех пор, как я служу Господу и Священному Писанию, Церкви.
– В начале 1990-х годов у немцев появилась возможность вернуться в Германию. Вы никогда не задумывались о том, что должны уехать на родину предков?
– Такая идея возникла у меня гораздо раньше, в 1970-е годы, а не в 1990-е. Я был молод, и мне казалось, что нет ничего невозможного. В 1977-м принял крещение, в 1980-м – священный сан.
В 1985 году мне дали отпускную поездку. Я первый раз в своей жизни оказался в Петергофе, для меня открылся мир культуры. То, что я изучал в Казахстане (того же Пушкина), здесь было реальным, настоящим. Я погрузился в мир культуры, который мне был очень близок, дорог. А потом я поехал в Таллин, где служил мой знакомый. Он и сегодня там служит. Я впервые оказался в городе западной культуры. Это было что-то потрясающее. Это был зов предков. Бурлила кровь. Молитва сразу перешла на немецкий язык. Я просто ходил по этому городу, который очень хорошо сохранился в старой своей части, – настоящий средневековый город. Я впервые увидел готические строения. Это потрясло меня. Я просто ходил и плакал.
А потом был Пюхтицкий монастырь. Умиротворение, тишина, монастырская молитва. И я понял, что «я другому отдана и буду век ему верна».
– Ваши родители попали в Сибирь поневоле, странствовали. Вы говорили о Казахстане, о Петербурге. Одновременно я вижу, как вы преданы месту, в котором сейчас служите. Я имею в виду Енисейск, Хакасию, Сибирь в целом. Это так? У вас действительно особое отношение к этой земле? Или это вопрос призвания?
– Моя мама говорит, что, когда им объявили, что ссылка вечная, она, глубоко верующая женщина, внутренне рассмеялась: «Вечная? А в этой жизни ничего вечного нет». Уже не одно десятилетие спустя я подумал: «Мама, ты рано рассмеялась. Все-таки вечная». Эта земля для меня – не ссылка. Эта земля, на которой я живу, служу вот уже больше сорока лет, на которой я принял Православие. Так случилось. Мог бы убежать, был в разных местах, но жительство мое с 1976 года – там. До этого я был казахстанским парнем. С тех пор живу, служу в Сибири и никогда не стремился оттуда уехать.
Творческий путь
– Отец Геннадий, давайте немножко познакомимся с вашим творчеством. Для этого я хотел бы пригласить Валентину Майстренко – редактора ваших книг. Каких книг именно?
– Начиная с первой и многих последующих.
– Валентина, расскажите немножко об этих изданиях. Как они родились?
Валентина Майстренко: Когда минуло 10 лет со времени нашего знакомства с отцом Геннадием и с момента создания нашей первой книги, мы сделали шуточное собрание сочинений, вот такой календарик: «Собрание сочинений отца Геннадия Фаста в 10 томах» (смеется). Этот календарик открывается самой первой книжечкой – «Лествицей». А книге «Ты воскресни, птица Феникс!» скоро будет 30 лет.
Что интересно. Мы – светские журналисты. Работаем в краевой партийной газете. Бывший руководитель идеологического отдела райкома партии, ныне редактор, посылает нас в город Енисейск спасти старину. Разрушаются старинные здания. В основном, церковные здания (их в Енисейске было одиннадцать). Провозглашаем акцию «Мы родом из Енисейска».
Приезжаем в Енисейск, думаем, что надо сделать из монастыря туристический центр, хороший, чтобы народ шел и чтобы монастырь восстановить. Сейчас я приезжаю в Енисейск и смотрю на этот уже не разрушенный монастырь… А ведь раньше храм Елизаветы и Захария – это была просто нора…
И вот мы с такими намерениями приехали в Енисейск. С 1988 года, когда праздновалось 1000-летие Крещения Руси, началось какое-то потепление. Говорю: «Давайте возьмем интервью у отца Геннадия Фаста, местного священника?». Мы пришли к нему, и вот с тех пор мы не расстаемся.
Мы говорили о том, что все эти руины, которые мы тщимся спасти, – это наши разрушенные души. Вопросов у меня было много: зачем, для чего живет человек? Мне и раньше это объясняли, но ответы меня не удовлетворяли. И только отец Геннадий, когда я начала задавать один вопрос за другим, отвечал так, что мне стало понятно. Почему столько зла в мире? Почему это происходит? Почему и зачем мы живем на этой земле?
И вот этот цикл бесед нам разрешил печатать бывший идеологический работник райкома партии, редактор газеты Леопольд Михайлович Балашов. Он давал нам целые полосы для этих бесед. В результате родилась маленькая книжечка, которая называется «Ты воскресни, птица Феникс!» Потом вышла книжечка побольше – «Небесная лествица». Это был возрожденный жанр духовной беседы на страницах нашей партийной газеты. За это нашего редактора преследовали, публично высмеивали, называли «красным попом». Он выдерживал эти удары до тех пор, пока не остановилось сердце. Удивительно, что человек из этой среды внес свой вклад, дал возвещать нам о дороге к храму (а тогда это было модно).
Время было бурное, буйное, а спонсоры были добрые, щедрые, не жалевшие денег. Интересна история «Небесной лествицы». Приходит к нам как-то Игорь Викторович, владелец тракторной компании, и задает единственный вопрос: «Еретики?» – «Нет, что вы! Помилуй Бог!» – «Хорошо, приходите завтра, только сетку берите побольше». Деньги были большие.
Бумага в книге была дешевая, не очень хорошая, мы издавали невероятно огромные тиражи. Был даже случай, когда мы издали книжку, написанную отцом Геннадием в стол, потому что надежды на публикацию тогда не было. А мы издали! Вот она: собрание сочинений «Свет и тени Голгофы». И мэр города, Дмитрий Дмитриевич Шашков, решил сделать духовный подарок каждому жителю города. Представляете, какая духовная атмосфера была тогда? Эта книга попала к жителям города Енисейска, в котором настоятелем Успенского собора был сам автор этой книги, протоиерей Геннадий Фаст.
Потом мы издали «Енисейск православный» – это очерк отца Геннадия. Было интересно читать, как он рассматривает историю, общество с духовной точки зрения. Эта книга была настолько востребована, что ее дополнили и переиздали в прошлом году сами енисейцы.
Интересно, что мы в ходе работы над этой книжкой получали какой-то опыт, менялись. В «Енисейске православном» мы впервые напечатали о святителе Луке (Войно-Ясенецком), который дважды был у нас в ссылке в Красноярском крае. Поэтому он и наш владыка. Он у нас боролся с обновленцами.
Мы напечатали о герое войны 1812 года – Данииле Ачинском, который был в заграничном походе. В «Тихвинском зерцале» была служба ему и небольшой очерк. Из этой книжки выросла уже моя книжка про старца Даниила «Отзовись, брат Даниил». Мы как-то возрастали духовно.
Если бы мне, когда я работала в нашей партийной газете «Красноярский рабочий», сказали: «Ты будешь издавать богословскую литературу», – я бы не смеялась, но ответила бы: «Что за шутки такие? Какая богословская литература? Я – и богословская литература…» Поразительно Господь ведет.
Книга «Семь дней на Святой Земле» была создана после поездки отца Геннадия на Святую Землю. От нее потом произросла в 2014 году книга «От Саяна до Синая и Сиона». В ней уже не только отец Геннадий рассказывает, но и его духовные чада, я в том числе. Такой коллективный сборник о путешествии на Святую Землю. Вот так интересно рождаются книжки.
Богословская литература – сложнейшая вещь. И знаете, что меня поражает? Когда я взяла «Свет и тени Голгофы» – а это же великопостная пассия, о страданиях Христа, – я удивилась тому, что все понимаю. Отчего понимаю – не могу понять. Но понимаю. А некоторые люди брали потом книжку и говорили: «Ой, так сложно читать, мы не могли понять». Это уже с нами происходит какая-то трансформация…
Однажды отец Геннадий сказал, что он трудится над книгой по Песни Песней Соломона. И в итоге вышло толстое, яркое, пасхальное издание «Толкование на книгу Песнь Песней Соломона». Отец Геннадий защитил кандидатскую по ней на кафедре Ветхого Завета и стал кандидатом богословия.
Все, что он писал практически в стол, ушло к людям. Только за первые 10 лет мы издали, не преследуя никаких коммерческих целей, на общественных началах более 100 000 экземпляров книг. Они тогда расходились очень быстро. Читатели были благодарны. Многие книги очень пригодились семинаристам.
Потом вышло «Толкование на Апокалипсис», которое тоже очень востребовано. Оно переиздавалось после нас, но мы первые его издали. Цель наша была выпускать современную литературу. И поскольку у отца Геннадия было очень много работ, то получалось на общественных началах издавать именно его труды.
А потом появились очень ценные для студентов, для учащихся семинарий «Этюды по Ветхому Завету» в 2-х томах. Начиная с «Небесной лествицы» и «Духовных бесед», мы пытались оформлять книги не старообразно, не со старинными виньетками, как до революции, а современно. Потом вышло «Толкование на книгу Экклезиаст».
Затем отец Геннадий был передан в руки московского издательства «Никея». Передан бережно. Понимаете, все началось на улице Дударева, 28, города Енисейска. Потом его светильник поставили повыше, и книги пошли по всей России. За рубеж начали отправлять, там стали читать и узнавать. А потом пришла пора московского издательства, уже профессионального, которое умеет здорово и ловко все сделать, распространить и так далее.
Имя отца Геннадия приобретает все большую известность. Все больше людей приобщается к его работам. Есть катафатическое богословие, а есть апофатическое. А я говорю: «У отца Геннадия поэтическое богословие». И свидетельство того, что отец Геннадий востребован, это сегодняшняя встреча в центре Москвы, в «Покровских воротах». Я не так много слышала его проповедей (мы живем в разных городах: я в Красноярске, а отец Геннадий – в Енисейске), но они тоже обладают этой поэтической силой. Где-то в душе отец Геннадий – поэт. Изумительно богатая святоотеческая традиция… И эта логика, духовная логика, она завораживает.
Еще хочу сказать о том, что делали мы все малыми силами. У истоков стояли я (с 1993 года), журналист; со мной была на первом этапе и очень помогала в оформлении моя однокурсница Людмила, тоже журналист, доцент Сибирского федерального университета. Наш неизменный директор – Игорь Викторович Миндалев, который находил адреса и рассылал повсюду книги, доцент Новосибирского аграрного университета. И еще была одна журналистка, которая эти рукописи печатала, потому что отец Геннадий писал от руки, – Валентина Ифанова.
– Огромное спасибо, Валентина, за подробный рассказ. Отец Геннадий, я правильно понимаю, что вы сначала стали писать, приняли сан и только потом получили образование библеиста?
– Я после школы поступил в университет, получил физико-математическое образование, я физик. Немного даже работал в области квантовой физики. Затем, как в советское время было принято, был послушником при храме, после этого стал священником, поступил в духовную семинарию, а потом заочно получил образование в академии.
– Из тех книг, которые нам перечислила Валентина, есть такие, за которые вам не то чтобы стыдно, но вы считаете их «детскими сочинениями»? Или каждая книга дорога сама по себе?
– Каждая книга – это мой ребенок. Вот и все. Каждую люблю.
– Вы ни от чего не отрекаетесь?
– Ни от чего. Другое дело, что «Апокалипсис», например, был написан мной еще в дьяконстве. Еще молодой человек писал. А издан через 20 лет. Я подумал, что столько уже появилось материалов. Сейчас можно было бы многое по-другому написать. Потом посмотрел – нет, все останется, как тогда.
«Центром проповеди должно быть Священное Писание»
– Я хотел бы пригласить сюда отца Арсения (Соколова), представителя Русской Православной Церкви в Дамаске. Мы поговорим о книге отца Геннадия, ради которой сегодня собрались. Отец Арсений написал введение к этой книге. Скажите, пожалуйста, почему вы согласились написать это предисловие? И что вас связывает с отцом Геннадием?
О. Арсений (Соколов): Проповеди отца Геннадия я впервые услышал в Енисейске на излете советской эпохи, в последние годы старой советской России (1990–1991 гг.).
Проповедь – это устный жанр. Книга с записанными проповедями по отношению к устной проповеди всегда будет вторична. Что для меня важно в живых проповедях отца Геннадия, так это то, что у него в центре всегда стоит слово Божие, которое содержится в Священном Писании Ветхого и Нового Завета. Литургическая проповедь – это не душеполезные беседы, не нравоучения, не поучения, не нотации. И тем более нельзя делать амвон политической трибуной. Хотя, конечно, в проповеди могут быть и поучения, и наставления, и примеры из житий святых. Но литургическая проповедь исполняет лишь две функции: истолкование Священного Писания и его актуализация, то есть объяснение того, как применить его к той аудитории, к которой ты обращаешься. И, прежде всего, как самому исполнить это самое слово Божие.
Так вот центром каждой проповеди, которую произносит отец Геннадий, является именно слово Божие, содержащееся в Священном Писании. Он его сам переживает, он о нем размышляет, он словами Священного Писания молится, а потом плод этого молитвенного размышления предлагает своим слушателям. Это пример библейской проповеди, и в этом отец Геннадий вполне следует православной гомилетической традиции, которая восходит к самым первым временам христианства. Если мы возьмем древние гомилии, которые до нас дошли, то и там увидим, что у отцов Церкви всегда в центре стоит Священное Писание.
Проповедь у отца Геннадия всегда стоит в единственно правильном для литургической проповеди месте – сразу после услышанных отрывков Священного Писания. После Апостола, Евангелия, паремий. И опять в этом он следует церковной традиции.
Здесь, в этом сборнике, собраны проповеди, которые отец Геннадий произносит в Абакане. К сожалению, я не мог их слушать вживую. У устной проповеди много преимуществ. Проповедник общается глаза в глаза со своей аудиторией. Он чувствует реакцию своей паствы. Он не только говорит слова – он еще жестикулирует. Бывают паузы, повышения и понижения тона, ритма, скорости проповеди. Текст этого лишен. Поэтому проповедь письменная – это консервы проповеди устной. Если бы у нас не было традиции «консервировать» устные проповеди, у нас не было бы и книг Иоанна Златоуста, и проповедей Григория Великого, и многих других проповедников. Не все имеют возможность, как я, например, каждое воскресение слушать проповеди отца Геннадия. Но зато, пусть и в письменном виде, я могу прочитать эти проповеди и получить для себя назидание. Я думаю, что и каждый читатель будет рад такой возможности.
Это первый, насколько я понимаю, сборник литургических проповедей отца Геннадия, если не считать гомилий, которые были произнесены еще в начале 1980-х годов, когда отец Геннадий был совсем молодым священником и в Енисейске произносил гомилии, посвященные искупительным страданиям Христа («Свет и тень Голгофы»). Вот теперь у нас есть сборник проповедей, в основном – воскресных, произнесенных после чтения евангельских текстов на Божественной литургии. Поздравляю отца Геннадия, поздравляю всех нас. Следует поблагодарить всех издателей, которые взяли на себя труд издать эти проповеди. Надеюсь, что они принесут духовную пользу всем нам, благодарным читателям.
– Спасибо, отец Арсений. Издателям удалось передать устный характер текста. Читая эту книгу, легко представляешь, как отец Геннадия говорит, задает вопросы, ждет ответа, что-то подчеркивает интонацией. Редакторы провели прекрасную работу и смогли сохранить живой тон проповедника.
Отец Геннадий, я немного не понял, четыре проповеди из последней главы – Вифлеемская, Назаретская, Фаворская и Иерусалимская пассии – были произнесены в тех самых местах? Или у вас в Абакане?
– Дело в том, что пассии бывают каждый год Великим постом по воскресным вечерам. Их бывает четыре. Эти проповеди были произнесены уже после возвращения из очередной поездки на Святую Землю, в Абакане, в течение четырех воскресных вечеров на пассиях.
– Вас тоже изменило посещение Святой Земли?
– Посещение Святой Земли – это один из самых прекрасных даров, которые я получил от Господа в этой жизни.
– Думаю, всем обязательно надо съездить в паломничество на Святую Землю. Это помогает новыми глазами прочитать Библию. Отец Арсений, у вас какой-то пакет…
О. Арсений: У меня есть приятное поручение от Союза писателей России. Эта книга, ее автор, издатель награждаются премией Союза писателей. У меня с собой диплом лауреата премии «Имперская культуры» имени Эдуарда Володина по разряду «Душеполезное чтение». Награждается протоиерей Геннадий Фаст за книгу «А вечность уже началась…». Здесь же – медаль Союза писателей России. Позвольте, отец Геннадий, вручить ее вам.
О. Геннадий: Благодарю за это признание, за этот дар. И в вашем лице, так как вы являетесь членом Союза писателей России, благодарю Союз писателей за эту награду.
«Эту книгу я не писал – эту книгу я говорил»
– Есть слово письменное, есть слово устное. Есть ораторы, есть писатели. Склонность и к тому, и к другому у меня была с детства. В первом классе я начал писать сказки собственного сочинения в общей тетради. Давно появилось желание записать слово устное, слово проповеди, но ничего не получалось. Причем мне было сказано знающими людьми, что это невозможно, что есть книжно-письменная речь. Садись и пиши. Я много в своей жизни садился и писал. Вот, допустим, «Свет и тени Голгофы», которые сегодня упоминали, были произнесены. А потом я сел за стол и их написал. Поэтому они получились несколько более пространными, чем говорились.
Книга, о которой сегодня идет речь, – это, можно сказать, моя мечта. И вот она появилась. Эту книгу я не писал – эту книгу я говорил. И эту книгу я всем советую не читать, а слушать. Мне очень приятно, что вы (ведущий – Ред.) тоже не читали ее, а слушали. То есть вы не видели перед собой текст, а слышали голос говорящего.
Как она появилась? Тут надо упомянуть имя никому здесь, конечно, не знакомой Ольги Перепелкиной. Это наша прихожаночка, чтец приходской. Она пожелала сделать что-нибудь хорошее, а я возьми да предложи: «А вот попробуй проповеди расшифровать». Проповеди записываются на каждой службе. Я лично их никогда не слушал. Но это вполне естественно. Она говорит: «Ну, хорошо, отберите», – я говорю: «Если я буду отбирать, то никогда не отберу, потому что, чтобы отобрать, надо сначала прослушать. Чтобы прослушать, надо слушать, а я ничего этого не делаю». И вот это целиком ее заслуга. Она сама все прослушивала, отбирала проповеди. Она, можно сказать, составитель. Кажется, только один раз я что-то изменил, а все остальное она сама отобрала, расшифровала, а потом я это редактировал. И вот тут мы попытались сделать то, что невозможно сделать орфографическими методами, – передать устную речь. Насколько это получилось – оставляем на суд читателя или слушателя этой книги. Проповедь – это диалог говорящего со слушателями. Это диалог говорящего с теми, о ком он говорит, это диалог говорящего с самим собой, это диалог говорящего с Богом. И все эти диалоги мы попытались передать, насколько удалось.
А потом появились проблемы, где издавать. Одно издательство, другое издательство… И там, и там не случилось. И вот один человек, которого я никогда в жизни не знал, звонит и говорит, что хочет сделать сайт храма, где я служу. Я его спрашиваю, на какой улице он живет. А он живет в Москве. Расстояние – четыре тысячи с лишним километров. Какой сайт? «Вот если бы текст издать?..» – «Попробуем!» И буквально через день-два он мне звонит, что уже нашел издательство и они согласны.
Этот человек – Николай Астахов. Он здесь сейчас присутствует. Так мы вышли на издательство «Вольный странник». Они приняли Ольгину расшифровку, мою авторскую редакцию и сами поработали над текстом. Результат – вот эта книга. Вот немножко о появлении этой книги и о ее специфике.
Участников появления этой книги я уже назвал. Там, в Абакане, – Ольга, здесь – Николай. И, конечно же, Анастасия – редактор этой книги. С ней мы никогда в жизни не виделись. Общались только в телефонном режиме. Таким образом шла вся наша совместная работа. Увиделись мы только после того, как книга вышла в свет. Поэтому от меня большая благодарность вам лично, Анастасия, и другим сотрудникам издательства: отцу Матфею, владыке Тихону и всем тем, кто причастен к тому, что эта книга появилась.
«Эта книга стала для меня глотком живой веры»
Анастасия Горюнова: На самом деле, я была совершенно потрясена. Николай Астахов присылал мне довольно много предложений, но когда я получила текст отца Геннадия и стала читать, то забыла, что сижу у компьютера и вообще забыла обо всем на свете. Книга – есть тайна. Я просто хотела обратиться к отцу Геннадию как читатель к автору. Потому что, читая, перечитывая, получаешь очень много ответов.
Я выросла в Псково-Печерском монастыре. В то время там было очень много старцев. Были люди, которые тебя все время согревали. Мы жили и думали, что так будет всегда. Но наши старцы ушли… И когда я увидела эту книгу, она стала для меня глотком живой веры. Я благодарю Бога за встречу с отцом Геннадием.
Хотела задать единственный вопрос, который меня больше всего волнует в духовном плане. Мы все пришли к вере по благодати, мы все из неверующих семей, у нас у всех было призвание. Было живое чувство живой веры. Но у каждого бывает момент, когда это чувство словно уходит. Как сохранить или вернуть себе эту внутреннюю жизнь? Я понимаю, что рецептов нет, но, может быть, отец Геннадий скажет что-то, что поможет нам подогревать живую веру в душе?
О. Геннадий: Я и правда не знаю, что сказать, потому что это не тот вопрос, на который существует какой-то катехизический ответ. Это вопрос жизни. У Симеона Богослова есть слова: тот, кто видел солнце, тот больше ни с чем его не перепутает. Он может видеть звезды, огоньки, но никогда ничего не перепутает с солнцем. Христос – это солнце правды. Тот, кто однажды Его увидел, тот ни с кем Его не сможет перепутать. Апостол Павел, когда увидел Христа, больше ни о чем другом не мог говорить. Когда Господь касается сердца, то уйти от этого невозможно. Поэтому желаю каждому из вас, чтобы Господь нашел нас в тот момент, когда мы к этому готовы, чтобы Он отпечатлелся в нашем сердце и огнем Духа Святаго жил в нем. Это свыше, это огненные языки, которые сходят с неба. Пусть это будет с каждым из нас. Без этого жизнь по будням – ненастье, а в праздники – дождь.
«Он умеет говорить просто о самых сложных вещах»
– Теперь передадим микрофон отцу Андрею.
О. Андрей Юревич: Я хотел бы сказать небольшое свидетельство об отце Геннадии, о его творчестве и об этой книге. Во-первых, вы очень хорошо рассказали о погружении в бездну и тартар и о том, что вас спасла только Иисусова молитва. Я думаю, что на сегодняшнем вечере вас тоже спасет Иисусова молитва. Потому что сегодня вам придется услышать о себе и о книге столько хорошего, а вы этого не любите и не считаете спасительным. Поэтому молитесь. Я буду говорить, а вы молитесь (смеется).
Отца Геннадия и его семью я знаю с 1988 года. Это наш авва, наш учитель, наш свет. По-моему, Антоний Сурожский сказал, что если вы не увидите божественный отблеск на лице кого-то из людей, то не сможете уверовать. Мы увидели этот отблеск и уверовали.
С 1988 года в течение двух с половиной лет я был свидетелем ежевоскресных проповедей отца Геннадия. Тогда он был молодым священником тридцати с лишним лет. Потом, когда я сам рукоположился, изредка на каких-то соборных службах я видел и слышал, как меняется человек, меняется его мировоззрение, богословие, возраст, проповедь. Эта книга – проповеди уже маститого старца.
У отца Геннадия есть дар. В отличие от людей, которые сегодня стараются говорить о простых вещах очень сложно, с какими-то терминами, какими-то –измами, отец Геннадий говорит просто о сложных вещах. О поразительно сложных вещах – о Богочеловечестве Христа, о Троице, о пророках, о Духе Святом, о котором говорить в Православии не очень принято. И в огромных богословских книгах, которых он написал не одну, и в лекциях, которые он читает тридцать с лишним лет, и в проповедях – он говорит просто о сложных вещах.
Я был свидетелем того, как с Валентиной и Людмилой составлялись первые книги отца Геннадия, как писалась кандидатская диссертация, которая потом стала «Толкованием на книгу Песнь песней Соломона». Отец Геннадий три года подряд ежедневно вставал в 4–5 утра и садился писать. А потом начиналась жизнь – пастырская, семейная и все остальное. Господь дал сил. Представьте, три года каждый день вставать в такое время, а при этом часто еще и ложиться за полночь. Он писал, сидя за простым столом в абсолютно аскетичной обстановке в Енисейской деревне. А за окном – абсолютно депрессивный пейзаж. Это я вам как архитектор говорю. Как можно было, глядя на железобетонный угол обшарпанного детского садика, ямы, рытвины, на каких-то кроликов и куриц под окном, писать такие мысли? Поистине, все великое создается в каких-то таких обстоятельствах. Хорошо, что не в тюрьме еще пришлось писать.
Эти проповеди (я уже несколько успел прочитать) – они другие, чем те, которые говорились 30 лет назад. Они очень диалогичны, раньше этого не было. Раньше батюшка задумывал какую-то композицию и по этой композиции рисовал некую картину: на 20–30–40 минут. А здесь идет диалог. Те, кто присутствует в храме, даже провоцируются на какой-то ответ. Я не знаю, дерзают ли сами слушатели отвечать? Каждый раз, когда задается некий риторический вопрос, хочется на него ответить. И это здорово.
И вот таким простым языком, таким диалогом человек приглашается ко встрече со Христом. Отец Арсений уже сказал, что все творчество отца Геннадия глубоко погружено в Священное Писание, и это так. Священное Писание – книга, которая вся о Христе. И все творчество отца Геннадия, вся его жизнь, каждое слово – это все о Христе. Все – Христос. Ничто вне Христа.
Рассказ отца Геннадия о своей жизни, о своей вере сразу задает серьезный тон. Я думаю, что это какая-то стяжечка, которая проходит сквозь все творчество отца Геннадия – в лекциях, в жизни, в книгах, в проповедях, в богословской литературе. Серьезно, глубоко и просто. Спасибо.
– Думаю, настало время передать микрофон залу.
О добрых делах
Вопрос из зала: Я работаю в школе, преподаю Основы православной культуры (6–8 классы). Допустим, у меня класс из 25-ти человек. Мне задают вопросы, часто провокационные. Я отвечаю. Кого-то из школьников родители водят в храм, кто-то далек от этого. И среди этих 25-ти человек есть несколько качающихся, которые наблюдают за нашей схваткой. Как бы вы как учитель ответили на два вопроса восьмиклассников? Первый: что значит «добрые дела»? И второй: а зачем делать эти добрые дела?
– Спасибо. Подобный вопрос тридцать, сорок, пятьдесят лет назад никому бы и в голову не пришел. Что такое добрые дела, все знали, а зачем их делать, знали тем более. Теперь это вопрос. Я тоже, случается, встречаюсь с молодежью. Да, современная молодежь шокируют людей нашего поколения. Они реально говорят, что нет добрых дел и бессмысленно их делать. Например, упадет человек. Спрашиваю: «Надо его поднимать?» – «Нет», – говорят. Но это «нет» до тех пор, пока ты сам не упал. «Нет, – говорит, – и меня не надо поднимать». – «Так и будешь лежать?» – «Нет, позвоню в “скорую”». – «Так им же не надо тебя поднимать!» – «Нет, им надо меня поднимать, они за это получают деньги». То есть такая логика, которая нам и во сне не снилась.
Наше поколение было другим. К счастью, далеко не все такие. Есть дети, которые очень хорошо знают, что такое добрые дела и зачем их надо делать. А насчет того, как отвечать другим детям, я даже не скажу, что у меня есть рецепты. Я думаю, сам Господь их будет научать. Что такое добрые дела? Это дела, преисполненные любви. А для чего их надо делать? Помню, когда я еще изучал физику, у нас был очень сильный профессор. Мы проходили теорию полей. Когда две доски были полностью исписаны формулами, он вдруг вспомнил, что вообще-то есть еще и студенты. Говорит: «А если вам это непонятно (а все смотрят на эти иероглифы), то я ничем не могу помочь». И раз детям непонятно, зачем нужны добрые дела, то я ничем не могу вам помочь. Тут, наверное, каждый раз Господь должен посылать какую-то мысль. Иногда это должно быть острое словцо, иногда смешное, иногда доброе, иногда сердечное. Потому что сама логика, зачем нужны добрые дела и что это за дела, современной молодежи непонятна.
Миром правит капитал. Это наше поколение считало: «Вот, буржуи, капиталисты…» А теперь действительно миром правит капитал, и поэтому есть дела успешные и неуспешные, дела полезные и неполезные, дела приятные и неприятные. А вот дела добрые и недобрые – тут, оказывается, есть проблема. Я думаю, что Господь все равно не отнимает ни совести, ни образ Свой ни у кого, в том числе и у этого поколения. Поэтому отвечать надо сердцем, здесь логикой не ответишь.
О смысле и цели брака
– Я люблю читать православный журнал «Фома». В нем протоиерей Андрей Ефанов на письма читателей ответил, что, конечно, ребенок в браке – это хорошо, но смысл и цель брака – в любви и в единстве супругов. Дети в браке могут быть, а могут и не быть, это уж как Бог даст. А в чем, по-вашему, смысл брака?
– Сказано: «будут двое в плоть едину», а плоть в данном случае – это не только плоть телесная. «Двое в плоть едину» – это и единый дух, и единая плоть тоже. То есть брак – это воссоединение в любви полноты человеческой природы. То есть полнота человека – это муж и жена. Бог сотворил человека – мужчину и женщину. И это, конечно, первичная задача брака. Бог изъял из мужа ребро, и теперь оно к нему возвращается. И это любовь, союз любви, воссоединение любви. А плод этого воссоединения – дети.
Иногда в православной среде можно слышать, что цель брака – дети и все. Тогда получается, что муж и жена – это детородильный аппарат. Но это не так. Детей действительно может не быть. Но только в одном случае: если их Господь не дает. А полнота семьи – это, конечно, и то, и другое. Воссоединение в любви мужского и женского начала – это восстановление полноты человеческой природы. А результат, плод этого союза – дети. Об этом Господь еще нашим прародителям сказал. Это двуединая задача. Что соединяет родителей и детей? Их соединяет любовь. И появляется гнездо как основа жизни. Из этого гнезда вылетают птенцы, в том числе и те самые Сергиевы птенцы, то есть монашествующие. Они же все появились из этого гнезда.
«К проповеди надо готовиться»
– У меня вопрос от представителей молодого духовенства. Скажите, батюшка, как вы готовитесь к проповеди? Всегда ли вы готовитесь к ней? И еще один вопрос. Настоятель храма, где я служил, устраивал гонения на клириков, если они говорили проповедь больше 7 минут. Как вам кажется, должна ли проповедь быть ограниченной по времени? И, наверное, из этого вопроса вытекает вопрос о месте проповеди. Наши прихожане хотят, чтобы она была в конце литургии. Хотелось бы услышать ваше мнение.
– Насчет подготовки к проповеди. Да, к проповеди я готовлюсь. Не готовиться к проповеди – это все равно что приступать к причащению без прочтения Последования. Ведь даже те, кто пятьдесят лет причащается, совершают Последование ко Святому Причащению. К проповеди тоже надо готовиться. Я уверен в этом. У Златоуста есть проповедь, сказанная без преуготовления. Эти проповеди не обязательно будут, но они не специальные. Если ты вместо преуготовления нажимал на подушку, то потом на амвоне Господь лишит слова, и придется самому фантазировать. Надо трудиться, готовиться.
Как? Но это уже немножко разное. В юности, в 1970-е, когда проповедовал, готовился две недели. Проповедь свою знал наизусть. Знал, что она у меня на девять с половиной минут. А мне вдруг говорили: «У тебя есть семь минут». У меня возникала проблема, куда девать эти полторы? Это были проблемы молодого проповедника.
Потом, конечно, стало не так. Теперь такой подготовки нет. Надо продумать проповедь, найти ее стержень. Но рождается она всегда на амвоне. Она не выписывается дома – дома продумывается мысль, скелет, а живая плоть рождается в процессе. Потому что если все рассказывать наизусть, тогда проповедь будет пахнуть бумагой. У семинариста хорошо, когда она пахнет бумагой. Это значит, что он готовился. А у проповедника, который не учится проповедовать, а проповедует (хотя учимся мы всю жизнь, конечно), она рождается на амвоне. Естественно, бываю всякие случаи. Например, протодиакон ошибается и читает не то Евангелие, и у тебя есть несколько секунд на то, чтобы сменить тему, выйти и говорить уже без преуготовления. Такое было, да. Всякие могут быть ситуации.
Теперь о том, как готовиться к проповеди. Об этом надо всегда молиться. Есть правило: никогда не говори о том, что не прошло через твое сердце, через твою душу. Проповедь должна быть свидетельством. Свидетельством пережитого. Надо не просто передать прочитанное. В молодости это, может быть, иногда неизбежно. Но со временем проповедь становится свидетельством веры.
Молодому священнику нужно готовиться к проповеди всегда, даже если вдруг не придется ее говорить. Например, тот же настоятель благословит ее произносить не вам. Это тоже хороший принцип – готовиться всегда.
И, конечно же, молитва. Приходишь утром в алтарь: входная молитва, заходишь в алтарь, склоняешься у престола – и тут всегда испрашивай благословения на проповедь. «Отверзу уста моя, и наполнятся духом», «и Петр, исполнившись духом, отверз уста». Эти слова не должны быть риторикой. «Исполнятся духом», «отверз уста» и начал говорить. Это жизнь, это реальность. Кто ее испытал, тот ее знал. Это и есть подготовка к проповеди. А технически для этого есть целый предмет – гомилетика. Об этом я не буду сейчас говорить, хотя это ужасно интересно.
Что касается места проповеди, в конце концов, апостол говорит: «Проповедуй во время и не во время», так что всегда есть место для проповеди. Но все-таки есть литургия слова и есть литургия таинства. Литургия оглашенных без проповеди – это уха без рыбы. Три антифона приготовляют почву сердца. Читается Апостол и Евангелие, произносится слово, и потом идет молитва о здравии, об упокоении и об оглашенных. Вот, собственно, и вся литургия оглашенных. То есть литургия оглашенных действительно должна превратиться в таковую. Причем «оглашенные» в данном случае – это не обязательно готовящиеся ко крещению. У нас в храме могут быть все крещеные. Оглашение в данном случае – это слово Божие для всех, а не только сугубо подготовка к крещению. Подготовка к крещению практически всегда совершается отдельно, в виде катехизических бесед. А литургия оглашенных – это литургия слова.
Слово «священнодействие» по отношению к епископам, пресвитерам и диаконам в Новом Завете употреблено только один раз. И вот догадайтесь, в отношении чего – крещения, литургии, освящения домов, воды или чего? Только один раз. В послании к римлянам апостола Павла сказано: «священнодействие – благовестие». Благовестие есть священнодействие. Что такое священнодействие? Это внешнее действие и действие Святого Духа. Внешнее действие – это речь говорящего. И при этом действует Святой Дух. Бывает, после проповеди подходят: «Ой, батюшка, вот вы говорили, и я получила ответ…» А это совсем не тема твоей проповеди! То есть Святой Дух ей отвечал твоими устами и вовсе не по теме, которую ты раскрывал. Она ответ услышала и нашла. Это действительно священнодействие.
Часто говорят: «Вот пришли, хотели дождаться конца службы, чтоб потом задать вопрос, а его уже не надо задавать, потому что ответ был получен». Проповедь не может удлинить службу, потому что проповедь и есть служба. Литургия оглашенных – все равно что подготовка к проповеди, а проповедь – это чтение Апостола, Евангелия и благовестие проповедующего. А когда мы выносим проповедь куда-то после отпуста (как математики, выносим за скобки), тогда мы сразу будто говорим: «Это не служба, служба кончилась, отпуст сказан». Проповедь – она в центре службы: проповедь, литургия слова и освящение, приобщение к Святым дарам – вот двухглавый Эльбрус, и это самому надо пережить, ощутить и передавать общине, передавать верным, передавать всем.
А что касается времени, самая короткая проповедь, насколько понимаю, – это две минуты. Самая длинная – пять часов. Потому что после пяти часов начинаются туалетно-буфетные проблемы. Дольше уже невозможно. Но две минуты – это не литургическая проповедь. Литургическая проповедь – да, она имеет какие-то свои минутные пределы. А то говорят батюшке: «Девять минут». А когда девять минут прошло, а он не кончил, из алтаря тянут коврик. Ему, значит, надо возвращаться в алтарь. Здесь, конечно, все должно быть в пределах разумного. Понятно, что Златоуст мог говорить четыре часа, но я думаю, четыре часа он говорил не на литургии. На литургии – от десяти минут до сорока, я бы так сказал. Но это зависит от проповедующего, и тут настоятель имеет право немножко регулировать. Все-таки говорить дольше пятнадцати минут, наверное, не для всех полезно, потому что ведь не всякий обладает дарованием. Вот я, например, не обладаю музыкальным дарованием, ну прямо совсем не обладаю! Но никто меня как священника не освобождает, например, от пения величания – пою. Но меня надо очень сильно ограничивать. Так же и здесь. Есть священники, которых можно и сорок минут слушать, но сорок минут – это уже верхний предел. Дольше уже и правда не надо. А десять, пятнадцать минут – нормально. Но дальше зависит от говорящего.
Чудо встречи
– Хотела поделиться историей. У меня дочка – инвалид. Был период, когда мне было трудно молиться и ходить в храм. Однажды мне попалась в руки ваша книга «Семь дней на Святой Земле». И в ней так описан момент, когда Петр говорит: «Стань, Тафива», – и она встает, что у меня возникло понимание: это книга, которая в моей ситуации может помочь. И я молилась той Тавифе, к сожалению, даже не зная ее жития. Теперь знаю. И моя дочка, тяжело больной ребенок, сегодня ходит. То, что я узнала о сегодняшней встрече, – это тоже Божий Промысл, потому что я не думала, что смогу встреться с человеком, который когда-то Богом мне был послан через книгу. Спасибо вам. Спасибо Богу.
– Благодарю вас за свидетельство. Да, слово Божие – оно живое. Оно и в устной, и в письменной форме находит отклик в сердцах. И слава Богу, что и в вашем сердце, в вашей жизни оно нашло отзвук. Спаси Господи.
«Мы ожидаем не конца света – мы ожидаем Христа»
– Батюшка, я смотрю на Россию глазами иностранца, который родился и вырос не здесь. У меня вопрос касательно ваших наблюдений о России: как она изменилась с того времени, когда была такая духовная атмосфера, что каждому жителю города дарили духовные книги? Я часто слышу мнение, что момент упущен, уже не то время, что мы пропустили какой-то шанс. А иногда наоборот слышу, что сейчас самое лучшее время. Как вы считаете, наша страна движется к Богу (просто уже иным путем)? Или это движение прекратилось?
– Ваш вопрос превосходит мои возможности. Давать такие глобальные оценки я не могу. Да, я прожил свою жизнь здесь, в России. Упущенные шансы, конечно, есть. Сказать, что мы ничего не упустили и все, что могли, сделали, – это явно было бы переоценкой. В данном случае под словом «мы» имеется в виду наш православный российский народ. Конечно, мы упустили много шансов, но Господь нам много дал, и многое произошло. Обстановка менялась регулярно. Я не прожил сто лет, но помню по детству хрущевские времена – это одна обстановка, брежневские – другая, поздний советский период, уже 1980-е годы, – опять иное. Наконец «перестройка», потом «лихие 1990-е». 2010-е – уже другое, 2020-е – похоже, тоже другое. То, что обстановка всегда меняется, это нормально. И, конечно, старшее поколение всегда будет говорить о том, как было хорошо раньше. Неслучайно все древние верили в «золотой век», который когда-то был.
Если говорить о массовом возрождении, этот прорыв, конечно, был в конце 1980-х – 1990-х. Может быть, еще в начале нулевых. После семидесятилетия безбожия, атеизма, который, к слову, тоже постоянно менялся, изменения сильно ощущались. Например, в Америке, говорят, президенты меняются, а общество остается. У нас не так. У нас другое устройство. Меняется глава – радикально меняется все. Конечно, восхождение в то время было сильнейшее, и Господь одарил наше поколение возможностью в то время жить и в этом возрождении участвовать. Каждый внес в него какой-то свой вклад.
Говорить о том, что сейчас идет какое-то духовное возрождение, мы не можем. Сейчас, скорее всего, ситуация стабильная. Непростая, сложная. Конечно, можно сказать: «Вот антихрист». Но тогда делать ничего невозможно. Он может быть ближе, чем мы думаем. Но христианин – он ожидает Христа. Мы не ожидаем конца света – мы ожидаем торжество Света. И то, что называют концом света, – это «во свете твоем узрим свет». К нам придет Господь Славы. Придет за своей возлюбленной, искупленной Церковью. И поэтому, что бы в этом мире ни происходило, – у нас константа: Иисус Христос вчера, сегодня и во веки Тот же. Это свидетельство о Христе. Это жизнь во Христе. Это устроение Царства Божия, и неважно, в каких обстоятельствах. Вот вы сейчас есть, и вы можете устроять Царство Божие сейчас, в наше время. И нет, и не было такого времени, когда невозможно было бы участвовать в устроении Царства Божия здесь, в этом мире. Книга называется «А вечность уже началась…». То есть это не рай, который мы ждем за гробом, а это жизнь во Христе, которая сейчас. «Царство Божие внутрь нас есть», и его можно устроять.
Это довольно обтекаемый ответ, но у вас и вопрос обтекаемый. Вы немножко помоложе, поэтому Божией помощи вам и силы Духа Святого, энергии и новых прорывов в устроении Царства Божия, здесь, на земле, в ваше время.
– Батюшка, мы снимали фильм «Свидетельство о любви», а сейчас возникла идея создать онлайн-кинотеатр. Может, не узкохристианский, чтобы зацепить как можно больше людей. Там будут кинофильмы, программы… Уже на днях пойдем отдавать в разработку, но я лично для себя не могу до конца понять, как правильно это сделать. Как правильно рассказать о Христе людям, которые пока еще далеки от веры? Простите за такой обтекаемый вопрос.
– Ну, тогда прощайте за обтекаемый ответ. В нашей молодости была хорошая фраза, я даже не знаю, кому она принадлежит. По-моему, кому-то из советских писателей: «Сейте разумное, доброе, вечное».
– Это Некрасов.
– Некрасов, да? Взять советские песни, например. В них есть это разумное, доброе, вечное. Но там нет напрямую о вере. Песня о друге, например, еще о чем-то. Это «разумное, доброе, вечное» – вполне в ваших возможностях. Но все-таки вам как христианке я бы посоветовал не забывать, что «разумное, доброе, вечное» – это колесо, а ось – Христос. То есть о Нем должно быть. Он Альфа и Омега. Тем более в наше время об этом можно говорить, это даже формально не запрещено.
«Свидетельствовать о вере может каждый»
– Вы упомянули послание к римлянам: «Священнодействие – благовествование Божие». А почему у нас в Православии благовествование практически закрыто для мирян и священники тоже не спешат на проповедь вне храма? С чем это связано и как это изменить?
– История Церкви очень драматична, очень сложна, иногда трагична, иногда прекрасна. Все было. И сегодня все есть. Иногда спрашивают: «Батюшка, у вас все хорошо?» – Я говорю: «Все хорошо та́м!» А здесь, в нашем мире, всегда есть проблемы. И в Церкви тоже. Есть проблема благовестия. Но сказать, что проповеди полностью нет, было бы несправедливо. Тогда бы и нас не было. Там, где нет благовестия, там уже ничего не будет, а Церковь есть и жива. Каждый в меру своего дарования, в меру своей ревности может немало говорить. Проповедь должна звучать на каждой литургии. Есть практика, когда она звучит еще и на вечерних богослужениях, это реже, но кое-где бывает. Вечером она другого типа. Там берется что-то из святых отцов, и священник комментирует это чтение. Вот такой стиль. Потому что стиль проповеди может быть самый разный.
Говорите, нет проповеди мирян? Есть проповедь мирян! Другое дело, что для этого с самых ранних времен все-таки были поставлены служители. Но у нас есть и не священнослужители, а при этом проповедники. Ну, например, чуть ли не самый известный лектор Русской Православной Церкви последнего десятилетия – это кто? Алексей Ильич Осипов, который никакого сана не имеет. Но никто и ничто ему не помешало благовествовать. Поэтому методов и путей благовестия много. Более того, апостолат мирян просто необходим. Собственно литургийная проповедь – это все равно преимущественно дело священническое. Но есть же еще проповедь вообще: воскресные школы, катехизация…
Я вспоминаю свою юность. Мы, например, считали, что если ты сел в поезд и вышел, не поговорив с соседом по купе о Господе, то ты чуть ли не согрешил. Ну, сейчас-то все сидят в телефончиках. Мне недавно удалось заговорить с одним человеком в поезде. Это было просто ЧП. Потому что все в телефончиках. А я помню, как еще тогда, в те времена, в 1970–80-е, бывало, даже с двух вагонов сходились! То есть проповедовать можно много где.
Священник как раз далеко не везде может проповедовать. С одной стороны, он имеет огромные возможности – он служит службу, он может выйти на амвон. А, с другой стороны, он сильно ограничен там, где не ограничены обычные люди. Поэтому проповедуйте! Свидетельствовать о вере может каждый в той форме, в которой ему это дано. Не обязательно вставать и говорить речь. Вот, допустим, издатели. Они разве не проповедники? Как они проповедуют? Они издают книги. Это тоже форма проповеди. Форм проповеди много, и все могут участвовать в священнодействии и благовестии.
– А что делать мирянину, когда ему говорят: «Ты не можешь проповедовать, ты не священник, молчи»?
– Преподобный Арсений Великий говорил, что много раз он жалел о сказанном и ни разу о том, когда молчал. Молчание – это великая добродетель. И, кстати, для священников тоже. От кого вы слышали: «Молчи»? От священников? Я ни разу не слышал. И не помню, чтобы сам кому-то так сказал. Другое дело, если человек молотит незнамо что, тогда стоит, может быть, направить его в другое русло. Но за последние десятилетия у нас, кажется, наоборот, постоянно идет призыв, привлечение мирян к проповеди, к свидетельству, к катехизации, к слову.
Иногда, конечно, можно нарваться на «молчи», ведь мы любим читать проповеди, учить батюшек, как правильно служить. Но если мирянин реально свидетельствует о Боге, если он благовествует…
– А если мирянин говорит: «Ты неверующий, ты в ад пойдешь»? Такая проповедь, наверное, не очень хороша.
– Есть ключи от Царства Небесного, а есть ключи от ада. Ключи от Царства Небесного даны Церкви. А ключи от ада (это первая глава Апокалипсиса) – у Христа. Их Господь никому не передал. Поэтому наша задача – открывать людям Царство Божие. Мы ключари. Христос сказал: «Дам ключи от Царства Небесного». И никогда ни Петру, ни апостолам, никому Он не сказал: «Дам тебе ключи от ада». Ад уже давно был бы переполнен, если б нам их дали. Поэтому наше дело – только предостерегать о том, что ад существует, но не более того. Кстати, в этой книге есть проповеди об аде.
– «Молчи» мне говорили коллеги по работе…
– Хорошо, что в тюрьму не посадили. Что всего лишь остановили. Сколько-то десятилетий назад за благовестие в тюрьму сажали. А мы что думаем? Что мы будем благовествовать, а все будут наше благовестие аплодисментами встречать? Когда апостол Павел проповедовал на Ареопаге, ему сказали: «Мы выслушаем тебя в другой раз, ты не о том говоришь. Какое-то там воскресение из мертвых! У нас Аристотель, Платон. У нас другая философия». Им то, что он говорил, казалось примитивным и глупым, и ему заткнули рот. И он ушел. В Афинах у апостола Павла было всего несколько уверовавших. Поэтому, когда и нам затыкают рот, это нормально. А как без этого? Это жизнь. Такого не бывает, чтобы нас всегда слушали и принимали.
Конечно, все-таки многое зависит и от того, как мы говорим. Нельзя говорить с агрессией – только с любовью. Я был как-то в одной семье, где была неверующая жена и верующий муж. Вы знаете, мне к концу дня полностью хотелось встать на ее сторону – настолько занудно и без конца он долбил, пилил. Это же невозможно! Какое там благовестие! Благовестие – это благо.
Как говорить с протестантами?
– Отец Геннадий, у меня вопрос, на который можете ответить именно вы. Один мой знакомый жил в криминальной среде и сам готовился стать бандитом. Но, как он рассказывал, ему было явление, после которого он обратился ко Христу. Однако стал он протестантом. Поскольку вы сами выходец из протестантской среды, подскажите, как строить диалог с такими людьми? Для них все слова должны быть подкреплены Священным Писанием, и этим они перечеркивают то, без чего немыслимо Православие (молитву святым, молитву за усопших и т.д.). Стоит ли пытаться как-то достучаться до них? И другой вопрос. Надо ли говорить, что спастись можно только в Православной Церкви? Как вы относитесь к христианскому экуменизму?
– Я думаю, что вопрос выходит далеко за рамки нашей сегодняшней презентации книги. Если вы обращаетесь ко мне, то я вас отправляю в ютуб. Там есть целые циклы лекций, где все эти вопросы подробно разбираются (о сравнительном богословии, о различных конфессиях и так далее).
Если отвечать в рамках сегодняшней презентации, то, во-первых, ко всем надо относиться с любовью. Язык любви понятен всем. А язык без любви не понятен никому – ни православным, ни протестантам, ни мусульманам, ни атеистам. И, конечно же, чтобы говорить с представителем конкретной конфессии, надо иметь хорошую подготовку. С протестантами надо говорить на почве того, что для них является незыблемым авторитетом. А это Священное Писание. Потому что если говорить с ними, ссылаясь на Николая Чудотворца или еще на кого-то, то для них это не будет иметь никакого авторитета. С протестантами надо говорить, во-первых, любя их, а во-вторых, надо уметь обосновывать Православие Священным Писанием. Это протестантов обычно шокирует. Потому что протестант знает свою сильную сторону – он знает Писание. В его представлении православные не разумеют Писания. И когда вдруг он слышит обоснование того, что почитал за выдумки, не имеющие опоры в Писании (то же иконопочитание), это его потрясает.
Что такое экуменизм? В свое время диакон Андрей Кураев перечислил восемь определений экуменизма. Поэтому прежде чем говорить об экуменизме, надо определить, о чем мы вообще говорим. А то все швыряются этим словом – либо восхищаются им, либо ужасаются. Но надо договориться, о чем вообще идет речь. Естественно, мы исповедуем христианство православно, Православная Церковь идет от святых апостолов. А насчет разговора с другими конфессиями – к нему надо быть готовым.
Что касается Предания, то протестантам нужно показать, где они сами исключительно опираются только на Предание. Когда они говорят: «Sola scriptura», – их надо спросить, откуда взялась scriptura и кто им сказал, что Послание к коринфянам – это Священное Писание, а Послание Варнавы – вроде бы как нет? Чем Варнава хуже апостола Иуды? То есть Предание определяет, что такое Писание.
Идет один православный, а навстречу – протестант. Тот видит, что это православный священник, и задиристо говорит: «Пойдемте, я вам покажу церковь, в которой все по Писанию», – а тот отвечает: «А хотите, я вам покажу Церковь, в которой возникло Писание?» Ведь Иисус Христос не дал никакой книги. Он умолил Отца дать Святого Духа. И Святым Духом в Церкви возникло Писание. И Им Церковь определила, что есть Писание, а что не есть Писание. Чтобы опереться на «sola scriptura», надо опереться на Предание.
Потом их надо спросить, где в Новом Завете говорится о молитве к Иисусу Христу. Пусть они покажут, где Иисус Христос учит молитве «Отче наш». Где в Писании? Там есть всего три места, где скорее косвенно, чем прямо, обращаются к Иисусу: «Ей, гряди, Иисусе», – в конце Апокалипсиса. Скажи, где о молитве? Это Предание. Казалось бы, все христиане молятся Иисусу Христу, а где в Новом Завете об этом сказано?
– От Матфея, глава шестая.
– Там не говорится о том, что надо молиться Иисусу Христу. «Во имя Иисуса Христа» – это есть в Евангелии. А молитва Иисусу Христу, которой руководствуются все протестантские деноминации, – это Священное Предание. Я думаю, что дальше не стоит продолжать эту тему, она выходит за пределы сегодняшней встречи.
Заключение презентации
Ж.-П. Тьери: Отец Геннадий, последний вопрос. Пришел по фейсбуку. Кто вам близок из подвижников XX века? Не только русских.
– Можно не одно имя?
– Можно.
– Я парень карагандинский. В Караганде был старец Севастиан Карагандинский. Моя тетя жила с ним на одной улице. Мне очень близок этот старец. Кстати, по своим дарованиям он был вовсе не проповедник. Он продолжил оптинскую традицию – был послушником последних оптинских старцев.
Конечно, близок и архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), поскольку моя жизнь тоже тесно переплетена и с наукой, и с верой. Из зарубежных – святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский.
Из зала: Вы в Караганде не встречались с отцом Павлом Адельгеймом? Он же тоже был учеником отца Севастиана.
– Отец Павел старше меня и был в Караганде раньше. Я с ним никогда в жизни не пересекался. Читал его статьи, книгу о нем, поминаю его, но лично не знаком. Господь даровал ему святую кончину. Царство ему небесное!
Ж.-П. Тьери: Благодарю вас, отец Геннадий за все, что вы сегодня рассказали, за этот христоцентричный разговор, который помог нам сфокусироваться на самом главном, что есть в нашей жизни. Действительно, самое главное – это смотреть на Него.
– Спаси Господи всех участников сегодняшнего вечера.
