"Сложно совмещать в одной упряжке быка и трепетную лань"

Георгиевский кавалер Александр Алябьев (в центре) воевал геройски, но всегда мечтал о мирной крестьянской жизни. Фото: Предоставлено Константином Сомовым

- Поражен тем, как вам удалось воссоздать огромный мир: дореволюционную крестьянскую Россию, окопы в Маньчжурии, китайские деревеньки, Владивосток начала ХХ века...

- Биографических данных об Алябьеве был сущий мизер. Но я не представлял, сколько фактуры найду в процессе работы. Фундаментом для написания "Гаоляна..." стала "История Русско-японской войны", изданная в 2010 году и найденная мною в архивах ТГУ. Пригодились воспоминания генерала Маркова - легендарного участника Белого движения. В Русско-японскую войн Сергей Леонидович, как и Александр Алябьев, был участником боев за деревню Сандепу. Сильно помогли наши краеведы Андрей Краснощеков и Юрий Гончаров. В 1901 году был издан "Путеводитель по Великому Сибирскому пути", а в 1900-м той же дорогой до Владивостока проехали Алябьев и другие призывники из Сибири. Кстати, я ведь служил в Забайкалье. То есть, описывая дорогу до Тихого океана, ничего не сочинял.

Но "Гаолян..." - не документальное произведение, это художественно-публицистическая мозаика. В советское время люди взахлеб читали роман Богомолова "В августе 44-го". При этом не знали, что часть "документальных" вставок была придумана и мастерски стилизована под сводки, записки по ВЧ и другие оперативные документы. И у меня письма в повести тоже придуманные, как и многие однополчане Алябьева. Есть, конечно, реальные персонажи - например, командующий 1-м Сибирским армейским корпусом барон Штакельберг и командир роты Случановский.

Сложно совмещать в одной упряжке быка и трепетную лань, реальные факты и вымысел. Но я всегда хочу, чтобы у читателя возникало ощущение подлинности времени, его запахи, ритм, звуки. Документальные вставки в главах изначально были намного больше - хотелось, чтобы читатель как можно больше узнал о той войне. Однако пришлось беспощадно резать. Все равно как из огромного соснового ствола сначала вытесываешь столб, из него - оглоблю, а из оглобли - тросточку. Убираешь накопанную фактуру и обливаешься слезами. Но иначе нельзя - потеряешь динамику. Экшен, как выражается молодежь, пропадет, и при самой богатой фактуре книжка не будет читаться.

- Что было самым сложным?

- Убивать своих героев. Особенно Кольчу Шмакова - друга детства Алябьева. Что самое обидное: вот поссорились они, но оба понимают, что надо остыть, чтобы потом помириться. Увы, на войне очень часто "потом" не бывает. Да и в мирной жизни не всегда надо откладывать что-то на потом. 

- Почему малые войны в ХХ веке нас ничему не учат? Мы вновь наступаем на те же грабли. После трагедий Порт-Артура, Цусимы и Мукдена были поражения в Первую мировую, особенно на германском фронте. После огромных потерь в финской кампании разразилась страшная катастрофа 1941 года. Да и после войны в Афганистане наша армия чуть ли не с нуля училась воевать в горах Северного Кавказа.

- Я не мог не думать об этом. В последних главах, где идет рассказ о боях под Сумапу и Мукденом, проступают отчетливые аналогии с Первой чеченской войной: набрали с миру по нитке "запасников", надергали из частей военнослужащих и бросили в самое пекло. Действительно, умом Россию не понять. Меня могут обвинить во всех тяжких грехах, в милитаризме, но, наверное, правильно, что наши военные получают опыт современной войны в Сирии.

- Из повести видно, как на Дальнем Востоке начал зарождаться девятый вал двух революций 1917 года и Гражданской войны. Я вот не знал о погромах во Владивостоке, об одетых во что попало фронтовиках в Маньчжурии, стрельбе в спину офицерам, дезертирстве и беспорядках в эшелонах среди демобилизованных. И все это уже в 1904-1905 годах - как последнее предупреждение о том, что грядет.

- Я не хотел поначалу затрагивать эту тему, но как рассказать о Русско-японской войне, не затрагивая того, что происходило и прорастало в стране? Поэтому мой герой не раз становится свидетелем страстных разговоров о политике - то сидя у офицерской палатки, то в ханшинных (питейных заведениях Харбина), то в кругу сослуживцев.

Вообще интересно, как в нашей стране все моментально меняется: вчера было тихо и мирно, сегодня все бушует. Значит, копилось, копилось и прорвало. Но вряд ли стоит все случившиеся зверства в ходе Гражданской войны в России списывать на то, что народ одичал за годы Первой мировой. Тут много было причин. Мой старший друг и учитель Виктор Николаевич Попов, когда я, еще молодой и бестолковый, начинал рассказывать, какой у нас великодушный, добросердечный, щедрый народ, качал головой: "Ничего, Костя, поживешь ты еще..." Пожив, я убедился в правоте Ивана Бунина: "Из нас, как из дерева, - и дубина, и икона, - в зависимости от обстоятельств, от того, кто это дерево обрабатывает".

- Много было открытий в событиях тех дней?

- Много! Самое главное: на суше Русско-японскую войну мы не проиграли. Во-первых, общие потери сопоставимы (в пределах 250 тысяч с обеих сторон), а безвозвратных потерь (убитых) у японцев было больше: наших погибло пятьдесят тысяч, их - восемьдесят тысяч. Даже под Мукденом потери сторон были сопоставимы. Во-вторых, а что мы потеряли в Маньчжурии? Узенькую полоску земли вдоль железной дороги. Японцы не дошли до Харбина и уж тем более Владивостока. Война загнала Страну восходящего солнца в колоссальные долги. И именно там родилось знаменитое выражение: "Сибиряк? Значит, гвардеец!" Связано это с подвигами 1-го Сибирского корпуса.

- Уже начали работу над второй частью дилогии о судьбе алтайского крестьянина Александра Алябьева?

- Да, называться она будет "Кавалер". Пойдет рассказ о Первой мировой. Здесь будет сложнее, чем с "Гаоляном...", потому что фундаментальных исследований про "империалистическую бойню", как писали в советское время, по сути, нет. Возможно, из-за ее огромных масштабов. Путеводной ниточкой станут награды Александра Абрамовича. И я пока ничего не знаю о том, что будет завтра с моим героем. Проживу события германской войны вместе с ним. Сегодня для меня на календаре август 1914 года, когда вышел приказ о мобилизации.

Про злоключения нашего земляка в Гражданскую войну, когда он командовал охранной ротой на железной дороге, писать не хочу. Не хотел он воевать в рядах Белой армии - к тому времени был не раз контужен, два раза ранен и дважды отравлен газами. Он вообще всю жизнь мечтал работать на земле, был настоящим крестьянином. Заключительная глава о последних годах жизни Алябьева будет без всякого вымысла. Только факты и документы. Они сильнее фантазий и домыслов.

- Где можно прочитать повесть?

- Надеюсь, в скором времени проще всего это будет сделать в краевой библиотечной сети.

В июле 2018 года в Стуково был освящен поклонный крест в память о жителях села, отдавших жизнь "за веру и Отечество" - иерее Василии Дьяконове и Александре Алябьеве. Эти люди прожили жизнь по-разному, но одинаково честно. Обоих расстреляли в роковые тридцатые годы. И оба были посмертно реабилитированы.

Алябьев Александр Абрамович (1878-1938). Родился 22 октября 1878 года в крестьянской семье в селе Павловском Барнаульского уезда Томской губернии.

С 1901 года воевал во время Китайской кампании. С 1904 года участник Русско-японской войны, старший унтер-офицер 8-й роты 34-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. В годы Первой мировой - зауряд-прапорщик 23-го Сибирского стрелкового полка.

Участник Гражданской войны. В 1918 году - в войсках Временного сибирского правительства и в армии адмирала А. В. Колчака.

19 мая 1921 года арестован как "участник контрреволюционной организации "Крестьянский союз", приговорен к пяти годам принудительных работ. 19 ноября 1937 года арестован, 10 января 1938 года расстрелян. Реабилитирован 8 октября 1997 года.