«Толкин напомнил разрушающейся традиционной культуре о сомнительной ценности прогресса ради прогресса»

— Сергей Викторович, почему книги в стиле фэнтези Толкина оказались настолько популярными, ожидал такой популярности сам автор?

— Уже в начале XX века в обществе сложился сильнейший запрос на эскапизм, на бегство от нового мира «машин и политики». Первая мировая война, естественно, усилила этот запрос. Само творчество Толкина вне этого понять нельзя. Его юношеская идея о «мифологии для Англии» — это и мечта, и реквием по уходящему. Сочетание преклонения перед красотой естественности и сознания ее обреченности становится лейтмотивом в его творчестве. Произведений в жанре фэнтези (сам Толкин говорил о фантазии как о методе создания «волшебной истории», но не как о жанре) в первой половине столетия было создано немало. Но эпопея Толкина выделялась масштабностью замысла, полнокровным образом «вторичного мира» (введенный им, кстати, термин). И в то же время от большинства современных ему эскапистов Толкина отличало не просто отсутствие вызова морали и вере, но твердая укорененность в них. Это само по себе оказалось вызовом литературной моде, и «Властелин колец» испытал немало атак критиков, привыкших находить в неоромантической литературе декадентское всеотрицание.

Сам Толкин, безусловно, не ожидал «такой» популярности — с культом своей личности и принятием своего литературного вымысла за правдивую историю. С другой стороны, роман «Властелин колец» писался уже после успеха «Хоббита» по заказу издателя и, конечно, в расчете на то, что будет иметь успех. Правда, в коммерческой ценности своих творений Толкин сомневался до тех пор, пока не убеждался в обратном.

— На какого читателя рассчитывал Толкин, создавая миры Средиземья?

— Когда молодой Толкин только задумывал «мифологию для Англии», он мог мечтать о славе создателя финской «Калевалы» Лённрота — но в реальности создававшиеся тогда тексты, в том числе на известных лишь самому автору вымышленных языках или на древнеанглийском, оставались персональной литературной игрой. Толкин иногда предавал огласке фрагменты своего «Легендариума», но до публикации и успеха «Хоббита» на массового читателя не рассчитывал. Думается, даже после этого он видел своим читателем преимущественно известный ему круг более или менее образованных людей, в основном в Великобритании, максимум в Западной Европе. Конечно, он рассчитывал и на читателя, с детства знакомого с христианством. Не надо забывать, что Толкин был оксфордским профессором и довольно склонным к домоседству. С массовым читателем эпохи массового общества Толкин по-настоящему встретился лишь после того, как «Властелин колец» стал бестселлером. «Американская сцена», в частности, его основательно шокировала.

— Можно ли сказать, что литературный эксперимент неожиданно и неуправляемо превратился в одну из самых популярных книг XX века?

— В определенном смысле да. С другой стороны, как я уже говорил, «Властелин колец» если и создавался автором в свое удовольствие, все же был — для издателей Толкина — и коммерческим проектом. С этой точки зрения Allen & Unwin отнюдь не были разочарованы и прилагали все силы для того, чтобы успех развить. Но масштаб успеха был следствием искреннего интереса читателей, а не стараний издателя.

— Мне доводилось слышать истории о том, что люди приходили к вере, прочитав «Властелина колец». Можно ли серию этих книг расценивать как прозелитические? Стали бы вы рекомендовать книги Толкина как путь к христианству?

— Сам Толкин не считал свои книги целенаправленно прозелитическими. Вместе с тем он был рад, если благодаря этим книгам люди лучше понимали христианство. Как единственный путь к вере я никакую художественную книгу рекомендовать не стал бы. В определенном культурном контексте конкретным людям это может помочь. Так и книги Толкина или его друга Льюиса (гораздо более откровенные в религиозном смысле) помогали многим в России в тот переходный период, когда сведения о христианстве черпали из любых возможных источников. Сейчас этот «литературный голод» уже исчез, есть достаточно православных авторов. Надо относиться к творениям английского писателя как к выдающемуся памятнику западной христианской словесности. Если они кому-то помогут что-либо понять — хорошо. Но не стоит возлагать на Толкина слишком многое.

— Какая картина мира положена в основу царства Арды?

— Создавая «мифологию для Англии» в написанной в молодые годы «Книге забытых сказаний», Толкин описывал мир, основанный на христианских началах, но глазами новокрещеного англосакса раннего Средневековья, — мир, в котором есть и Бог-Творец, и мифическая страна блаженных на западе мира, и эльфы, где ангельские духи малоотличимы от языческих богов, а дьявол напоминает скандинавского бога-трикстера Локи. Позднее этот мир менялся и усложнялся, становясь все более христианским, все более отражая мировоззрение самого автора. Стремление приблизить «первобытную мифологию» Арды к реальному миру верующего христианина и современного человека усилилось в последние десятилетия жизни автора, когда он раз за разом перерабатывал в этом духе «Сильмариллион».

— Есть ли в этой картине мира аллюзии на единого Бога, грехопадение, пришествие Христа?

— В этом мире есть единый Бог-Творец, Эру Илуватар. Посланные им в мир духи самим Толкином многократно определялись как ангельские (Валар, в частности, буквально «Силы», — как отмечал Толкин, в богословском смысле). Совращение людей силами зла при их «пробуждении» упоминается в «Сильмариллионе». Тема падения (и последующих малых падений) людей пронизывает весь «Легендариум», хотя Толкин не повторяет библейской истории (сознательно, как тоже не раз отмечал). Христианину нетрудно найти в произведениях Толкина аллюзии на Евангелие и евангельские события (самая известная — победа над Сауроном одерживается 25 марта, в день Благовещения). Но прямо, опять же умышленно, Толкин о Христе не говорит. Его мир — не только дохристианский, но и дозаветный. Только в одном из поздних текстов, дополняющих «Сильмариллион», «Разговоре Финрода и Андрет», эльфийский мудрец Финрод, один из самых положительных героев «Сильмариллиона», предполагает, что для спасения мира Творец должен войти в него сам. И только, согласно авторскому комментарию, Финрод мог прийти к мысли, что для этого Творец должен воплотиться как человек.

— Какой миф воспроизводил Толкин, создавая фэнтезийный мир?

— Изначально, как я уже сказал, он создавал «мифологию для Англии». Это должен был быть древнегерманский миф, но облагороженный влиянием христианства, мифология «первобытная», но не совсем. Однако в итоге Толкин быстро отказался от идеи воспроизводить какой бы то ни было существующий миф. Его «вторичный мир» — авторский, включающий самые разные ингредиенты из «котла волшебных историй» западного мира. Здесь можно найти мотивы германские, кельтские, финские и даже не сильно любимые Толкином романские или античные.

— В чем отличие менталитета, скажем, англосакса VIII века от славянина XI–XII веков?

— Если брать простого человека, еще во многих отношениях двоевера, то отличий будет мало. Но если говорить о людях книжных, сознательно принявших новую веру, особенно духовных лицах, то отличия появятся. В славянский мир письменная культура пришла вместе с христианством, не имела ни своего, ни привнесенного (как латинская литература в Англии) языческого прошлого. Книжное слово для славянина — христианское, истинное слово. В славянском мире не записывали языческий мифологический эпос. Англосакс или скандинав, принимая христианство, отказывался от поклонения языческим богам. Славянин — принципиально отказывался от веры в само их существование.

— Есть ли в России эпосы, подобные эпосу, который создал Толкин? Можно ли сравнить «Властелина колец» с романом «Лавр» Водолазкина, где он пытается реконструировать христианское мировоззрение в раннем Средневековье?

— Эпос Толкина все-таки порождение определенного времени, культуры, аналогичной по корням культуре русского Серебряного века. Были попытки создания чего-то подобного, причем тогда же, когда творил Толкин (в эмигрантской литературе «Повесть о Светомире» Вячеслава Иванова, например). Но ничего сопоставимого нет. Что касается «Лавра», то это произведение совершенно иного жанра. Общее тут то, что в обоих случаях автор — талантливый профессионал-гуманитарий, очень хорошо знающий, о чем пишет.

— Я слышала мнение, что Толкин — вот еще немного и стал бы православным. Так ли это?

— Нет. Толкин был католик и беззаветно верный сын Римской церкви, пронесший свою веру через враждебность и настороженность англиканского общества. Ни малейших признаков интереса к православию в его изданных материалах нет. Это печально, но это факт.

— Моя подруга училась семь лет в католическом университете в Германии. По ее словам, для немецких католиков не существует православия в принципе, как и наследия восточных святых отцов. Можно ли все-таки предположить, что у западного человека есть оптика, через которую он не видит ни религиозной, ни культурной жизни России?

— Еще князю Владимиру его советники справедливо заметили, что «своего никто не хулит, но хвалит». В большинстве стран и культур так и есть. Дело скорее не в оптике, а в самоудовлетворенности. Однако не надо забывать, что на Западе достаточное количество людей приходят к православию. И это более удивительно, когда православия и русской культуры как будто не существует для отечественного образованного класса. А такое встречается.

— Возвращаясь к космологии: можно ли считать, что Средиземье для Толкина — это наш мир, но в других условиях?

— Да, и Толкин сам об этом говорил. Наш мир, наша Земля — но в вымышленное мифологическое время.

— Действительно ли Толкин писал, что британская королева может себя считать наследницей нуменорских королей?

— Да, это одна из характерных толкиновских шуток, в которых имеется доля шутки. Поскольку отдаленным предком королей Англии может считаться эпический конунг Скеава, или Скильд Скевинг, прибывший в Данию из загадочного заморья, следовательно…

— Все-таки вернусь к первому вопросу, но несколько изменив его. Как книги Толкина повлияли на современную культуру?

— Сложно определить однозначно. Влияние очень разностороннее и противоречивое. С одной стороны, Толкин невольно создал «жанровое фэнтези» со всеми его шаблонами, породив тысячи подражателей и тысячи оппонентов-«ревизионистов». С другой стороны, он напомнил разрушающейся традиционной культуре о каких-то обычных, но подзабытых вещах — о добре и зле, о красоте, о сомнительной ценности прогресса ради прогресса. Его герои не пытаются отменить грядущий упадок — они стремятся его замедлить, исправить и сохранить то, что можно исправить и сохранить на их веку. Думается, и сам Толкин вряд ли рассчитывал на большее.

Материал Елены Сердечновой опубликован в №4 печатной версии газеты «Культура» от 28 апреля 2022 года