Новый Завет не совсем простой для современного человека текст. Это неясные иногда образы, не совсем понятные слова, какие-то запутанные ситуации, древняя культура. Раньше писали и говорили по-другому. Конечно же, мы должны углубляться в те или иные трудные места, пытаться разобраться, сверять свое понимание с святоотеческими толкованиями. В рамках проекта «Говорим» Духовно-просветительского центра Сретенского монастыря в этих вопросах помогает разобраться священник Александр Сатомский, кандидат теологии, настоятель храма Богоявления в г. Ярославле
– Отче, давайте попытаемся понять, откуда вообще в Новом Завете трудности, ведь это все-таки не Ветхий Завет. И апостолы пишут на греческом языке, языке европейской мысли, по сути. Откуда там трудные места? Почему они возникают? И, если можно, сразу второй вопрос: можем ли мы разделить трудные места Нового Завета на какие-то категории? Допустим, так называемые противоречия или трудности, связанные с особенностями перевода или с древней культурой?
– В вопросе содержится ровно половина ответа. Да, с одной стороны, если мы сравниваем ветхозаветные и новозаветные тексты, то видим, что тексты Нового Завета написаны очень маленькой и плотной группой авторов. Все они лично знакомы друг с другом или знакомы через одного человека. Все они живут в один момент времени, соответственно, используют один и тот же язык. У них и относительно общая образная система. Все это, конечно, значительно упрощает изучение данного блока текстов. Если мы говорим, например, о столетиях, которые разделяют ранние и поздние тексты Ветхого Завета, то здесь у нас период с точки зрения истории абсолютно ничтожный: все новозаветные тексты, все 27, написаны в период от 50-х до 90-х годов I века. Но тот факт, что Новый Завет к нам все-таки ближе, чем текст ветхозаветный, не делает его радикально понятнее. Это тоже надо иметь в виду.
Откуда в Новом Завете так называемые трудные места и в чем могут возникать соответствующие затруднения? Несмотря на то, что вся группа новозаветных авторов достаточно близка друг другу, они совершенно своеобразные проповедники. У всех свой авторский стиль и язык. И некоторых из них, например, Иоанна Богослова исследователи Нового Завета долгое время даже считали человеком с крайне низкой культурой греческого языка. Он так своеобразно пользуется греческим, что, по мнению исследователей, это указывает на его откровенно плохое знание греческого языка. Однако потом выяснилось, что это неверно, просто апостол так оригинально работает с языком в привычных ему формах, он переносит семитские конструкции в совершенно другое языковое поле. Он делает так потому, что ему это удобно, а не потому, что он такой плохой знаток языка. Дело в его авторском решении, как мы бы назвали это сейчас.
Так же и с другими авторами. Например, апостол Павел – автор достаточно много писавший, и писавший в определенный период времени. Кроме всего прочего, мы наблюдаем в его текстах динамику отличия ранних от поздних. В нем происходит определенное продолжение внутреннего роста и даже смена угла зрения на ряд вопросов. Например, его восприятие эсхатологии меняется с течением времени от ранних текстов к поздним. И в конечном итоге все это авторское своеобразие оставляет нам много не вполне очевидных фрагментов текста. Более того, если текст евангельский, это все-таки преимущественно нарратив: он нам рассказывает какую-то последовательно развивающуюся историю. И за такого рода сюжетом следить достаточно легко. Но большая часть новозаветных текстов – это учительная литература. А учительный текст – всегда интеллектуально нагруженный текст.
Та классификация, которую вы предложили, возможна. Где-то трудные места можно разделить на какие-то принципиальные блоки, где-то мы видим трудность перевода. Где-то мы видим своеобразные авторские синтаксис и пунктуацию. А где-то просто достаточно оригинальный уровень презентации богословской идеи. В принципе такого рода разделение этих трудных мест возможно.
– Тогда давайте начнем исследовать трудные места. «Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровию и Духом, не водою только, но водою и кровию, и Дух свидетельствует о Нем, потому что Дух есть истина. Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святой Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном» (1 Ин. 5: 6–8).
Если можно, объясните это место. Что означает, что Христос пришел водою и кровью, и Духом? Почему Иоанн подчеркивает, что не водою только, но водою и кровью? И почему сказано, что три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь? О чем это? И насчет статуса этого места. Говорят, что оно было вставлено уже впоследствии, якобы в древнейших рукописях этих стихов нет. Возникает вопрос о богодухновенности этих слов.
– Здесь, наверное, один из самых знаковых примеров текста Иоанна как такового. Вот на этом малюсеньком фрагменте мы можем сразу оценить все своеобразие Иоанна Богослова как новозаветного автора. Так как он, не пишет больше никто. Он страстный любитель простых существительных. Мы видим, что внутри этого текста все смысловые ударения стоят именно на такого рода существительных: вода, кровь, дух, единое свидетельство. Все это исключительно его авторское своеобразие.
|
Относительно специфики той ситуации, в которой, по всей видимости, пишется данный текст, и смыслов, которые Иоанн сюда закладывает, в библеистике есть очень любопытное мнение по поводу судьбы Иоанновых общин. Мы помним, что наиболее успешный миссионерский подход нам демонстрирует апостол Павел. Абсолютное большинство средиземноморских общин – это церкви, основанные апостолом Павлом. Но мы из новозаветного свидетельства и на основании ряда древних церковных свидетельств Предания видим, что и другие апостолы точно так же подвизаются, основывают какие-то общины. Но, как правило, с Иоанном не связывают какую-то широкую миссионерскую деятельность. Об Иоанне мы этого не слышим. Он связывается с малоазийским регионом. Как правило, даже точечно – с Эфесом. Эфесская базилика Иоанна Богослова будет второй по размерам в империи после Софии Константинопольской в свой момент времени.
Но на примере его общин мы можем сделать вывод о достаточно сложной ситуации, в которой находилась ранняя Церковь. Мы в принципе склонны идеализировать этот период христианской истории. Здесь, наверное, нужно сделать обширную ремарку, что мы в целом, в рамках общей логики «хорошо там, где нас нет», всегда считаем, что где-то там есть что-то лучше. И уж, казалось бы, кто более духовен, чем апостол из круга двенадцати, автор евангельского текста, человек, о котором вся последующая церковная история говорит как об апостоле любви? Кто, как не Иоанн Богослов?
Но мы видим, что и об этом нам косвенно свидетельствуют как раз тексты его посланий, что уже во время его жизни внутри его общин назревает серьезный конфликт. А по всей видимости, даже и разражается, пока он еще жив и здравствует. Проповедь Иоанна, как и проповедь Павла, тоже является достаточно авторской и своеобразной. У каждого из них есть какое-то свое определенное видение, свой угол зрения, под которым они подают общую керигму, то есть общее благовестие о Христе воскресшем.
И если для Павла одним из самых знаковых тезисов является тема обретаемой во Христе свободы от закона, и он регулярно к этому тезису обращается в огромном объеме своих посланий, то для Иоанна, например, это тема жизни в Духе. Она прочитывается через любовь внутри христианской общины. Но тема Духа, скажем так, пневматизация богословия у него достаточно активна.
Эта пневматизация богословия привела к тому, что очень рано в его общине появляются люди, которые большие роялисты, чем сам король, святее, чем Папа Римский, и духовнее, чем Иоанн Богослов. Они понимают, что откровение, полученное ими от Святого Духа, выше, краше, сильнее и интереснее, чем у престарелого Иоанна. И они начинают раскачивать тему духовных откровений со страшной силой. Они приходят к такого рода провозвестию, которое Иоанн отродясь не озвучивал. И у нас возникает это свидетельство про воду, кровь и Дух. Свидетельство относительно того, что Христос приходит водою, наиболее очевидно и принимается и этой еретической группой тоже. Ранние церковные историки считают, что руководителем этой группы был один из ранних учеников Иоанновых Керинф, который очень авторски переработал отеческое богословие Иоанна.
То, что о Христе свидетельствует вода, обращает нас к тезису о крещении Господнем, что в совершенно конкретный момент времени Иисус из Назарета Галилейского являет Себя миру через водное крещение, которое получает от Иоанна на Иордане. Это общий, базовый тезис, с ним все согласны. Но Иоанн говорит, что Христос приходит не только водою. Дальше начинается системное расхождение, с точки зрения как Иоанна, так и вообще ортодоксального учения, которое преподают апостолы. Христос, придя таким образом, восходит в смерть и воскресение. Он страдает на кресте телесно и впоследствии воскресает на третий день, то есть Он реальным образом проходит через смерть и возвращается в жизнь. А с точки зрения еретиков, это абсолютно невозможно, так как Христос обладает определенным Божественным статусом и достоинством, Он, как причастный жизни и вечности, никакого страдания и смерти переживать не может. Свидетельство про воду, повторюсь, все приняли, а свидетельство про кровь Иоанну приходится прописывать отдельно: «…не водою только, но и кровью, и Духом».
|
А дальше про Дух – это очевидный тезис про свидетельство от Святого Духа, о котором говорит нам и Евангелие, и Книга Деяний. Дух этот, во-первых, есть дух Христов. Он не автономен, как в случае с еретиками. Они приобрели дыхание духа, и дух в них глаголет отличное. Он дарит им какие-то новые уникальные откровения. Соответственно, Иоанн указывает, что этот дух находится в этой же самой парадигме. Это дух, который свидетельствует об истине Христовой. Соответственно, в Иоанновых текстах это будет тоже неоднократный тезис. Это же ему принадлежит тезис «испытывайте духов, от Бога ли они» (1 Ин. 4: 1). Далеко не всякое духовно полученное откровение вообще является истинным просто потому, что стало плодом вашего религиозного переживания.
Здесь есть важное но. Например, в нашем Синодальном переводе все это написано с маленькой буквы. Оригинальный текст, как вообще любой древний текст, не имеет разницы регистров. Там нет слов с больших и маленьких букв, они все написаны в одну строку маюскульным письмом, большими буквами. Там нет пробелов между словами, нет знаков препинания. Мы читаем текст в совершенно определенной обработке. Более того, мы и не можем на нашем образовательном уровне читать его в каком-то другом виде. Но мы должны понимать, что текст мы получаем интерпретированным, поэтому там, где слово «дух» стоит в тексте с большой буквы, а где с маленькой, это не всегда авторская идея и задумка, а логика и угол зрения интерпретатора.
А в данном случае так как у нас дальше идет текст про то, что трое свидетельствуют на небе – Отец, Сын и Дух – и вот там все с больших букв, поэтому дух из свидетельства воды и крови вышел на букву маленькую. Но проблема в том, что текст про свидетельствующих на небе как раз и является вставкой. Этого фрагмента мы не видим ни в каких древних рукописях. Более того, он широко входит в христианскую европейскую культуру очень поздно: это уже процессы позднего Средневековья или Возрождения. Мы можем здесь вспомнить Эразма Роттердамского и его издание библейского текста. Можем вспомнить кардинала Хименеса и Комплютенскую полиглоту. Собственно, от них у нас появляется лютеровский извод Библии, Библия короля Иакова. Практически в них во всех этот отрывок в итоге появился. Появился он потом и у нас. Но свидетельство о том, что это вставка, мы имеем в том числе и в святоотеческой традиции. У нас есть достаточно серьезный объем отцов церкви, которые вели догматическую полемику, например, с тем же арианством.
Как раз антитринитарная доктрина настаивает на том, что никакой Троицы как Бога не существует, что Бог только единица, тот, кого мы бы назвали Отцом. Сын и Дух – это первотворение, служебные, вторые Боги. Но ни о какой Троице речи не идет. И в подтверждение правоты православной точки зрения эти святые отцы, внимательнейшим образом вычитав библейский текст, приводят целый ряд библейских свидетельств, иногда даже ветхозаветных. Все свидетельства новозаветные они приводят с доскональной тщательностью и никогда не обращаются к этому фрагменту. В Библиях, которые они читают, этого фрагмента нет, поэтому присваивать этому фрагменту догматический статус кажется излишним по той простой причине, что мы имеем целый ряд других свидетельств о Святой Троице внутри новозаветного текста, которые является оригинальными частями текста. Нам не нужна дополнительная вставка к тому, чтобы мы знаем о Святой Троице.
– Идем дальше. Послание апостола Павла к Евреям, шестая глава с четвертого стиха. «Ибо невозможно – однажды просвещенных, и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святого, и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, и отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему» (Евр. 6: 4–6). Если это место прочитать так, как оно написано, то складывается впечатление, что оно утверждает невозможность покаяния после серьезного греха. Однако это противоречит нашему церковному пониманию вопроса.
– Здесь мне нравится подход, который предлагает блаженный Феодорит Кирский. Он в принципе один из самых интересных церковных авторов и, как мне кажется, один из самых недооцененных. Он говорит, что апостол соотносит христианское Крещение и его уникальный единичный статус с иудейской практикой регулярных ритуальных омовений. Здесь есть, конечно, дополнительные но. Мы имеем в виду, что ритуальное омовение, которое дарует ритуальную чистоту, а не безгрешность, – это немного другой разговор. Но апостольская аудитория – это аудитория иудео-христианская и языко-христианская параллельно. У апостола Павла смешанные общины. Есть те, кто обратились по его слову из язычества, но все-таки каждый раз костяк общины составляет некоторое количество иудеев. Вполне возможно, что данным тезисом апостол демонстрирует принципиальное отличие христианского Крещения от любых других подобных практик. Термин Крещение мы применяем к одной-единственной практике, а собственно новозаветный текст применяет термин «баптизо», то есть погружение, к разного рода практикам. Погружает Иоанн, но его погружение одного типа и одной логики. Крестят ученики Христовы, но это тоже своя определенная логика. Христос принимает крещение от Иоанна. Есть очистительные практики у иудеев. Все это мы можем обозначить этим термином, но за этим стоят совершенно разные идеи, совершенно разные ритуальные посылы и ходы. И вполне возможно, что перед нами вот такая демаркация, что христианское Крещение отлично от всех остальных.
|
А у Максима Исповедника мы встречаем такие мысли: в чем же такая радикальная проблема, чтобы не крестится вторично? Дело хорошее, от грехов освобождает, новую жизнь дает – все замечательно. Он говорит, что те, кто приступает к такого рода таинству вторично, ругаются над его логикой, сутью и смыслом. Крещение – это рождение в жизнь, но через соумирание со Христом. И как единичен и уникален акт Креста Христова, Христос не распинается многократно за всякого грешника, Он распялся единожды и за всех, точно так же и человек соумирает и совоскресает со Христом единожды. Когда человек задумывается над тем, чтобы повторить этот опыт, получается, он не верит своему первому опыту. Внутри современной парадигмы нам про такую логику Крещений говорить не приходится. Хотя есть удивительная практика, например, в ряде цыганских общин крестить детей неоднократно. Опять же, потому что дело хорошее и благодать лишней никогда не бывает.
– А кто крестит во второй-третий раз?
– Они как правило просто не сообщают крестящему священнику о том, что они уже это делали. Но это частный случай. А если говорить в общем, то изнутри нашего подхода к исповеди мы наблюдаем иногда похожего рода логику. Не когда человек в принципе исповедуется неоднократно, это все очевидно и понятно. У нас есть грехи, которые стали для нас страстями, мы впадаем в них вновь и вновь и приходим с покаянием. А когда человек приходит и говорит, что 15 лет назад исповедовался в одном, другом и третьем, но его как-то внутренне это не отпускает. И он хочет еще раз исповедоваться в том же самом, чтобы наверняка. Это на самом деле такого же рода надругательство над таинством и преподаваемой в нем благодатью. То, что ты не властен над своей памятью, и то, что ты все равно будешь помнить определенные эпизоды своей жизни, это один разговор. Но важно понимать, что ты получил прощение и теперь в этом прощении живешь дальше. Такой частный, как кажется, случай из Послания мы можем применять и к нашей актуальной практике, потому что желание поисповедоваться на всякий случай и пару-тройку раз генеральной исповедью, надругаться над психическими здоровьем священника порой возникает у людей. Не надо так делать.
– Неужели апостол Павел не понимал разницу между Крещением и покаянием? Почему же он так запутывает ситуацию? Почему он не пишет, что невозможно дважды обновлять крещение, а пишет именно покаянием?
– А вот здесь есть неприятная штука, что Библия в целом не догматический текст. Она догматический источник, это да, но ее авторы, как это странно ни звучит, и даже Господь наш Иисус Христос не ставят перед собой радикальную догматическую задачу. Они предъявляют нам некоторого рода реальность.
|
Например, Царство Божие, презентуемое иногда просто в образном ряде: «Царство Божие подобно…» – и пошел какой-то бытовой ряд сравнений. Царство Божие подобно женщине, которая нашла потерянную монету, подобно закваске, которая переквасила тесто, подобно горчичному зерну... Такого рода тезисы и, например, учительство великих каппадокийцев, которые абсолютно маркировали, разделив природы от ипостасей, вменив всему совершенно корректные поля смыслов и создав костяк догматической системы, несравнимы совершенно. Ровно по той причине, что задача Христа в конечном итоге просто взять и ввести человека туда. Поэтому и у апостолов никакой абсолютной догматической конкретики мы не встретим. Взаимозаменяемые термины, разные обороты для них совершенно характерны.
– Первое послание к Коринфянам, глава 15, стих 29. Апостол Павел пишет маленький трактат о телесном воскресении из мертвых. И он, доказывая то, что мертвые обязательно воскреснут, прибегает к разного рода аргументам. Вот один из них: «Иначе, что делают крестящиеся для мертвых? Если мертвые совсем не воскресают, то для чего и крестятся для мертвых?»
– Тут же вспоминается мармоновская повестка, когда и крестят мертвых, и венчают, и светло празднуют массу событий из жизни давно усопших людей. Нужно иметь в виду, что перед нами классический случай, когда текст обозначает все что угодно, кроме того, что мы можем изнутри нашей современной культуры из него вычитать в лоб. Вот, смотрите, есть крестящиеся для мертвых, делают они это не зря. Тем самым они доказывают истинность воскресения из мертвых, они молодцы. Мы должны бы прочитать это напрямую.
Какой ужас! В истории христианской Церкви, конечно, были эпизоды разной степени удивительности. Мы можем вспомнить историю наших ранних христианских князей, когда также крестили кости своих праотцов-язычников. Можем вспомнить истории, когда таким же способом, но чуть позже, например, православные покойные князья по воле внучки принимали католическую веру, исповедуя ее, тоже будучи давно покойными.
– Но это мы воспринимаем как некие отклонения от нормального?
– Выражение «некое отклонение» для такого рода практики является наиболее корректным из всех возможных. Отсюда простой вывод: безусловно, ни про какое Крещение для мертвых речи быть не может. Значит, перед нами какое-то другое смысловое поле, нам его необходимо обнаружить. И вот здесь, в греческом тексте, мы встречаем вариант перевода не «для», а «из-за»: «крестящиеся из-за мертвых». Сразу оговорюсь, это место на самом деле является темным, какой-то абсолютно однозначной схемы, трактующей этот фрагмент, мы не встретим. В любой из них будут предположения. Например, у Иоанна Златоуста мы встретим тезис про то, что крестящийся крестится с верой в воскресение мертвых, поэтому тут мертвых Павел и упоминает. Такой достаточно спекулятивный тезис.
|
Мы встречаем у ряда исследователей другую мысль, что крестящийся из-за мертвых – это тот, кто крестится в свете мученического свидетельства о вере. Мученик в конечном итоге в рамках своего свидетельства делает не что иное, как умирает. Но мы видим, например, из огромного объема ранней житийной литературы, что такого рода свидетельства для большого числа людей не становятся предостережением от христианства. Этого хотела бы, например, государственная власть, которая таким показным образом казнит, но получается совершенно обратный эффект. Возможно, апостол говорит здесь именно о такого рода свидетельстве: если мертвые не воскресают, то получается, что те самые мученики, которые стали для вас примером к принятию Крещения, умерли зря и никакого смысла в этом не было. И вы, поверив им и по их примеру крестясь из-за мертвых, делаете бессмысленное. Они умерли, и на этом их история закончилась. Вы умрете, закончится ваша история. В чем же сила их назидательного подвига? Возможно, это подтверждается и следующим стихом. Потому что дальше апостол говорит про то, что не зря же и мы терпим злоключения, страдания и всяческие неудобства. Из контекста и словоупотребления внутри этого стиха мы можем предположить вот такого рода его прочтения.
– Христос говорит: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16: 18). И в другом месте говорит: «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» (Лк. 18: 8). Так непонятно: вера доживет до Второго пришествия Христова или нет? Потому что в одном месте Он говорит, что Церковь будет всегда и врата ада ее не одолеют, а в другом месте говорит: «Придя, найду ли веру на земле?» Неужели Церковь будет, а веры не будет? Как это?
– Про то, что Церковь будет, а веры не будет, ничего сложного. Тезис про то, что Христос на апостольском основании воздвигает Церковь, которая будет существовать отныне и вовеки, очевиден. Он очевиден в том плане, что вообще весь библейский текст указывает нам на существование той самой общины, с которой Бог ведет диалог. Она началась в Эдемском саду с Адама и Евы, вела свою очень сложную, своеобразную, неоднозначную историю в рамках ветхозаветного повествования, формализовавшись, например, в Аврааме и его потомках, и потом, на Моисеевом этапе, заключившись в рамках конкретного завета. Так она продолжила свое не менее своеобразное существование и в истории новозаветной, и во всей последующей церковной истории.
А тезис про то, что, придя, найдет ли веру на земле, скорее относится к словам Христа про малое стадо: «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк. 12: 32). Здесь два разнонаправленных вектора. Это церковное стремление и церковное самовосприятие. Церковь стремится, как газ, заполнить любое пространство, то есть обратиться к максимальному числу людей, всем предложить свидетельство о Христе и даровать возможность спасения. Отсюда ее постоянное миссионерское усилие и стремление к росту, увеличению. Но при этом внутри себя она помнит, что в конечном итоге она всегда есть удел немногих. Мы пытаемся сработать количественно, а в конечном итоге это все равно будет про качество. Христиан в нашей стране, согласно статистике, абсолютное большинство. При этом, зайдя в какой угодно храм мегаполиса, мы не увидим там безумной очереди молящихся. Наличие формально организованной общины – это один разговор про то, что найдет ли Господь веру на земле. Причем, опять же, это, конечно, фигура речи. Христос подает это в таком риторическом виде. Он не говорит: «Приду и не найду». Нет, Он придет и найдет. Эта община всегда будет существовать, причем существовать именно качественно. Это абсолютный факт. Но есть вопрос ее объема и соотнесенности границ, когда будут соотноситься формальный признак и внутренний. Это вечный вопрос, и он, как правило, всегда решается достаточно мрачно.
– Апостол Павел, 1-е послание к Фессалоникийцам, четвертая глава: «Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы, живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших, потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем». Получается, апостол Павел ошибся, считая, что второе пришествие Христа произойдет в его время? Он же все время говорит «мы», считая, что современное ему поколение застанет второе пришествие Христа. Но, как мы видим, история несколько затянулась. Что же, апостол ошибся?
– Нужно заметить, что да.
– А как такое может быть? Ведь это богодухновенный текст Священного Писания.
– Самым очевидным способом. Мы наблюдаем, как раннехристианская община переживает, наверное, один из самых тяжелых кризисов внутри как раз своего самого раннего этапа. Нам о нем честно пишет, например, апостол Лука в Книге Деяний, когда он указывает на пример иерусалимской общины как общины, которая ожидает пришествия Христова со дня на день. Делает он это неслучайно. Апостолы на Елеонской горе были свидетелями тому, как Ангел сказал им: «Мужи Галилейские! Что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо» (Деян. 1: 11).
|
Свидетельство это не было понято. Иерусалимская община осталась «общиной на чемоданах». Они считали, что не нужно связывать себя ни с чем происходящим в мире и обременять себя хоть каким-то взаимодействием с ним. У нас достаточно имущества, чтобы продать его, и на какой-то период времени это нас прокормит. Нужно заметить, что на самом деле это вопрос именно интерпретации слова Христова. Он никогда и никому не называл никаких конкретных времен и сроков. Христос говорит: «Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти» (Деян. 1: 7).
– Возникает вопрос о статусе библейского слова как такового. Мы же считаем, что библейские тексты, новозаветные в том числе, это тексты богодухновенные, это некое откровение. Тем более апостол Павел здесь употребляет такую формулировку: «ибо сие говорим вам словом Господним». У него есть такие места, где он говорит как бы от себя. В послании к Коринфянам, например, он просто делится неким советом, а тут он конкретно говорит, что это слово Божие. Как же тогда вообще относиться к новозаветному тексту, если допустимы такие вещи? Оказывается, где-то апостол ошибается. Просто, насколько я знаю, Церковь относится к тексту Нового Завета и вообще к тексту библейскому как к тексту в вероучительном смысле безупречному.
– Слово Божие есть в том числе слово человеческое, то есть оно не имеет никакой абстрактной формы, как слово Божие внутри самого себя. Оно преподается каждый раз в общину, интерпретируется общиной, фиксируется общиной верных. И у отцов мы встречаем эту мысль, что одним и тем же Духом, то есть Святым Духом. Церковь – это община живого, действующего в ней Святого Духа. Но при этом мы с вами наблюдаем, что внутри этой самой общины постоянно рождаются какие-то иные формы, одни из которых будут иметь долгую историю жизни и будут Церковью сохранены. От других она каким-то образом отойдет и как учительную концепцию это не воспримет. Мы даже внутри новозаветного текста видим такого рода сюжеты, например, идею про тысячелетнее царство Христа с праведниками. Это выписанный новозаветный текст, но Церковь от его прямой, очевидной интерпретации ушла сразу же. В этом смысле понимание того, что Священное Писание – это абсолютная ценность и ни в каком другом виде преподанного откровения Божия мы не имеем, – это очевидный тезис. Но второй тезис, что это откровение, преподанное в живое человеческое сообщество. Нам просто надо их регулярно уравновешивать.
– У евангелиста Луки описывается история про двух учеников. Один из них называется Клеопой, а второй, может быть, сам Лука. Они идут в Эммаус и встречают на пути воскресшего Иисуса Христа. Меня волнует вопрос, почему же они не узнали Его? И почему далее, когда Его видят апостолы, Он уже показывает им раны?
– На самом деле этот вопрос действительно значимый. Для меня, например, такого рода фрагменты, связанные с историей Воскресения Христова, являются одними из самых сильных среди евангельских свидетельств истинности Воскресения как факта. Мы видим по их текстам, что это люди вполне книжные, достаточно грамотные. Мы на основании ряда свидетельств Книги Деяний видим, что тот же апостол Петр – это человек очень системной религиозности, не народной. Так вот, если бы стояла такая задача, они бы со всей силой литературного слова описали Воскресение Христово самыми эффектными красками. Христос воскрес бы так, что были перечислены свидетели, которые видели это. Он бы явил Себя каким-то очевидным способом. Ученики бы, соответственно, уверились в этом очевидным способом. Мы ничего этого в Евангелии не встречаем. Нам преподана тайна Воскресения как тайна, внутрь которой мы до конца не можем войти. Священное Писание каждый раз оставляет нам зазор свободы, в рамках которого мы можем принять и верить или отвергнуть и не верить. Поэтому Христос воскресает в закрытой гробнице, поэтому Его не узнают Его собственные ученики. Именно поэтому факт Воскресения проповедуется женщинами, которые не могут быть свидетелями ни при каком серьезном деле, поэтому внутри круга ближайших учеников мы регулярно встречаем неверие этому факту.
Пока каждому Христос не явится, лично не объяснит, что это Он, не предъявит Свои раны, эта вера за них не зацепится. А иначе она никак не входит в их сообщество. Собственно, и эти-то ученики узнают Христа только по характерному жесту. Когда Он так своеобразно преломил хлеб, как делал только Он, присутствовавшие на Его трапезах сопоставили всю эту картинку. Без этого они целый день Его не узнавали.
– Непонятно такое выражение в Евангелии: «Приобретайте себе друзей богатством неправедным» (Лк. 16: 9).
– Про богатство неправедное, на мой вкус, один из лучших евангельских сюжетов, самых оптимистичных, которые указывают нам на то, что шанс есть у всех. Это учительный эпизод, поданный нам в качестве притчи. С притчами сразу важная деталь. Мы любим интерпретировать притчи досуха, до последней точечки. Так же и здесь. Притча о неверном управителе нами интерпретироваться до самых окраин не должна. Здесь речь идет про милосердие. Что делает священник? Он сталкивается с людьми, которые приходят к нему как к свидетелю приносить покаяние.
|
И вот именно из этой притчи я выношу совершенно конкретное учительство про то, что мы должны делать в этот момент. Ты был должен сто, но пока никто не видит, ты стал должен восемьдесят. У вас было шестьдесят мер, но ничего страшного, напишите сорок. Не своим распоряжаюсь, мне это вообще не принадлежит. Милосердие здесь проявляет Бог. Мое прощение и мое милосердие здесь, в общем-то, вроде не играет никакой роли. А Господь говорит, что это важно, значимо и играет. Что на самом деле, раздавая не свое, преподавая то, что к тебе никакого отношения не имеет, ты преуспеваешь, как это ни удивительно. В отношениях, если мы говорим не про священническое служение, а про нас в целом, это работает точно так же. Мы это в другом фрагменте, в молитве «Отче наш» видим.
«Прости нам долги наши, как мы прощаем должникам нашим». Нам тоже дана эта мера прощения. То есть прощаешь ты, отдаешь тоже ты, но в каком-то смысле не свое. Это все прощение от Бога, тебе не принадлежащее. Но ты и тому дал, и сам приобрел.
– Почему богатство это названо неправедным? Возникает негативный контекст, как будто что-то наворованное.
– Здесь не то что наворованное, просто он распоряжается не своим. Это не его щедроты.
– Если из этого исходить, то получается, что все, что мы имеем, а именно здоровье, время, энергию, силы, материальную обеспеченность, это все неправедное, потому что как бы не наше, а данное Богом.
– Источником этого является Бог. Но здесь также про синергию и соработничество: все, что мы получили, мы могли развивать и умножать, а могли пускать по ветру.
– В продолжение нашей беседы притча о минах в Евангелии от Луки, 19 глава. Там осуждается тот, кто не стал рисковать и свою мину сохранил, спрятал и сберег. Кто это он, такой человек, как Вы его видите? Каков его психологический портрет? И второй вопрос: дальше господин из притчи говорит привести его врагов, и он будет их бить. Что Вы можете сказать об этих врагах?
– По большому счету это один из изводов той же самой притчи о талантах. Это один и тот же дискурс, преподанный нам в двух разных форматах. Та же самая притча о званых на брачный пир. Она есть в одном изводе и в другом: где и званые ведут себя помягче, и хозяин дома тоже плюс-минус корректен, и где и званые совсем своеобразные граждане, и хозяин с ними тоже не церемонится. Но посыл и общая логика там одинаковы. Так же и здесь, в притче о талантах. Не у одного евангелиста мы ее встречаем, и она примерно про одно. Что про мины, что про таланты, мы видим, что тот, кто никуда не вложил свой талант, проиграл. И отсюда у нас в культуре это выражение – «закопать талант в землю».
Г. Мюллер «Получивший же один талант пошел и закопал его в землю», гравюра XVI в.
|
Из русской литературы лучшим образом здесь будет кто-нибудь из гоголевской «Шинели». Это крайне маленький человек с очень маленькими планами, задачами, требованиями. С талантами, мне кажется, логика ровно такая же. Христос в другом месте примерно в том же ключе озвучивает учительный тезис про то, что тот, кто хочет сберечь свою душу, погубит ее. А тот, кто, наоборот, погубит душу ради Христа и Евангелия, тот приобретет ее. И есть хороший образ про источник: если мы его затыкаем, вода портится. Если мы открываем его, он течет. Но на самом деле он живет, действует, умножается и приносит какой-то результат и пользу. В этом смысле мне кажется, что человек, который губит свой талант, это человек, который бездеятелен относительно тех даров, которые имеет.
Эта бездеятельность может быть очень разной. Допустим, я всю жизнь хотел ухаживать за лошадьми, а пошел учиться на юрфак. Это на самом деле тоже про таланты, что лошадей не надо было забрасывать. Мы где-то на самой своей сердечной глубине имеем очевидное понимание того, в чем наш талант. Мы просто в ряде случаев себе радикально не верим. Важно понять, к чему нас устремляет внутреннее, глубокое, настоящее сердечное движение, это как минимум один из вариантов талантов. Человек в принципе много чему может научиться. В формат «хорошо» мы можем войти по многим позициям, но в формат «прекрасно», как правило, только по чему-то конкретному. Это то, что нам где-то там глубоко внутри соприродно, и на это надо делать максимальную ставку.
Беседовал Сергей Комаров/Сретенский монастырь
