Монография «И.С. Шмелёв и его время» доктора филологических наук литературовед, лауреата международных и всероссийских литературных конкурсов, ведущего сотрудника Дома русского зарубежья, доцента филологического факультета РУДН Евгении Коршуновой – лауреат XIX-го Открытого конкурса изданий «Просвещение через книгу».
О книге и о протяжённом, занявшем не один год пути к ней беседуем с её автором
- Евгения Александровна, с какого примерно года вы занимаетесь наследием Ивана Сергеевича Шмелёва, и когда вы впервые почувствовали, что заняться им стоит? Выбирали ли вы его из множества, или было нечто вроде настояния свыше? Что привлекло вас в нём больше – тон, стиль, тайна, широта открывающегося мира?
- Я занимаюсь творчеством Ивана Сергеевича Шмелева со времён аспирантуры, с 2007-го года. Это была моя кандидатская диссертация, которая называлась «Традиция и интертекстуальность в поэтике прозы И. С. Шмелева» (2010). А выбор был сделан мной самостоятельно: за несколько лет до этого я интуитивно и вполне спонтанно покупала и читала его главные книги, «Лето Господне», «Богомолье» и т.д.
Мой научный руководитель, профессор Татьяна Анатольевна Шеховцова, предложила мне заниматься и Борисом Чичибабиным, и Антоном Павловичем Чеховым, ведь я была участницей ее чеховского семинара с третьего курса. А в последнем классе школы под ее руководством я выполнила научную работу, после которой стала членом Малой академии наук Украины (была такая организация для молодых ученых, русскую филологию в начале 2000-х еще поддерживали). Однако выбор был сделан мной именно такой.
Книги Шмелева я читала медленно, вдумчиво, привлекало в них многое... В том числе уникальный тон автора, изобразившего «не заляпанную» Россию, оригинальная поэтика духовного реализма и нечто близкое, что скользит между строк. Наверное, способность быть настоящим реалистом. А, как говорил Б. Пастернак, настоящий реалист – это тот, который просто смог расслышать бытие и передать нам, читателям то, что у него получилось.
У Шмелева тонкий слух и невероятное чувство правды. Было совершено очевидно, что это мой автор. Татьяна Анатольевна поддержала мой выбор, а позже, уже во время моей преподавательской деятельности в университете имени В. Н. Каразина (Харьков – прим.ред.), я продолжала им заниматься и написала первую книгу о Шмелеве «Между классикой и модерном: традиция и интертекстуальность в поэтике прозы Ивана Шмелева» (Х., 2013) в совсем юном возрасте. Конечно, привлек уникальный тон, с каким Иван Шмелев показал душу русского Православия и чудо обретения веры в человеческой душе. Сыграли роль и некоторые факты биографии, с юности я пела в церковном хоре, а затем получила и дополнительное, религоведческое образование.
- Насколько ваш интерес к научной деятельности определяет человеческая приязнь к «предмету» исследования, и какова была история ваших взаимоотношений сквозь время с Иваном Сергеевичем?
- Так получается, что с каждым писателем у меня свой роман (смеётся).
Ивану Шмелеву в этом отношении отведено отдельное место – это моя первая любовь. И приязнь тут своего рода особая: я его пожалела так, как жалеют беззащитных, слабых. Да, именно это и было отчасти стимулом.
Неисследованный писатель, отчасти маргинал, не совсем оцененный критикой и историками литературы. И я его взяла, взяла отчасти под свою защиту. Так было и с С. Н. Дурылиным. А со Шмелевым я, по всей видимости, очень надолго. Постоянно участвую и в шмелевских конференциях, сборниках, теперь с 2022 года работаю со шмелевским архивом в Доме русского зарубежья (ДРЗ) имени Александра Солженицына, провожу круглые столы, семинары. Наш диалог продолжился во времени, и мы этим тоже занимаемся в Доме русского зарубежья – защищаем Шмелева. Это особенно было важно в прошлом году, во время нападок на писателя со стороны тех, кто пытался его обвинить в коллаборационизме.
В Доме русского зарубежья к 150-летию Шмелева Татьяна Вячеславовна Марченко провела масштабную конференцию, издала том переписки Шмелева с Деникиным, был организован специальный лекторий и состоялся международный шмелевский читательский марафон. В ДРЗ, можно сказать, создался неформальный шмелевский кружок. Например, Н. А. Герчикова тоже напряженно работает с архивом Шмелева. Это радует, и радует, прежде всего, то, что здесь поддерживаются исследования этого писателя, и сделано все возможное, чтобы архив писателя был доступен исследователям.
Однако Иван Сергеевич ревнив, например, к моим занятиям над творчеством других писателей. По иронии судьбы защита моей докторской диссертации на филфаке МГУ в 2021 г. состоялась 24 июня, в день памяти И. С. Шмелева. Так, вспомнили и о Шмелеве. Метафизика тайны и судьбы, несомненно, присутствует, и заботу Шмелева я ощущала дважды. Сначала он меня устроил на работу в Университет, а потом в Дом русского зарубежья – год был шмелевский, юбилейный. Вот так и живем: писатели умеют благодарить, они чуткие.
По литературе Русского Зарубежья читала я курс в РУДН, теперь он называется «курс по выбору». Вместе с РУДН мы провели и шмелевскую ассамблею в июне 2024 года «Крымская шмелевиана как часть литературной географии полуострова». Форматы нужно обновлять, в частности, в этот раз, кроме научного семинара, состоялся и читательский марафон «на воде», в открытом море. Студенты-иностранцы тоже читают Шмелева, ведь знакомство с Россией очень хорошо начать с произведений И. С. Шмелева.
Фото - Вячеслав Виш
- Кого из исследователей Шмелёва вы считаете близкими себе по взглядам, и какие работы следовало бы прочесть человеку, желающему знать об Иване Сергеевиче несколько больше, чем написано в школьных учебниках и хрестоматиях?
- Племя шмелевоведов все растет, и это не может не быть радостным. Между тем, не так много работ, обнаруживающих понимание творчества писателя... а филология – любовь к слову – без понимания не совсем наука.
Прикоснуться к миру Шмелева можно, обратившись к работам Е. А. Осьмининой, составителю собрания сочинений И. С. Шмелева, Н. М. Солнцевой, автору двух книг о писателе, работам И. А. Есаулова, А. М. Любомудрова. Алексей Маркович совсем недавно создал и издал очень нужный проект – двухтомник в серии "Pro et contra", где фигура Шмелева представлена в прижизненной критике, и не только... Очень рекомендую это издание.
- Феномен Ивана Сергеевича состоит, на мой взгляд, в его природной эмоциональности: он мало кого оставляет равнодушным – либо горячая любовь к его слову, либо столь же упорное неприятие его менявшихся год от года воззрений. Русский человек, на ваш взгляд, и обязан быть пламенным, а не тепло-хладным? Эта горячность, порой трогательная безапелляционность – его основное свойство во вселенском потоке людей?
- Вы тонко подметили, что феномен Ивана Шмелева, в том числе, и в эмоциональности… чего стоит только его кредо «искать укрытую красоту под гримасами жизни». Здесь уже просматривается с этой непростой жизнью весьма напряженный диалог, и диалог динамичный.
Ещё вы точно подметили, что Шмелев – горячий писатель. Недаром и сравнивают его со шмелем, как он шуточно это обыграл в одном из своих стихотворений, опубликованных в этой книге. Я бы назвала это особой манерой, стилем. Воззрения же его менялись медленно, но всегда в правую сторону. Почувствовал же воздух, который потерял, он вполне только за границей, и воссоздал лик Руси – не подобие, но лик, и в этом ему равных нет.
А эмоциональность, непоследовательность некоторая – типичная черта русского человека. О разорванности и широте русского человека в свое время писал и Ф. М. Достоевский, а Н. С. Лесков и вовсе создал формулу в рассказе «Чертогон»: «Видите, он духом к небу горит, а ножками-то еще к аду перебирает». Об уравновешенности здесь, конечно, речь идет, и о наших взлетах и падениях. Черта и правда национальная.
Но основное в Шмелеве не это, а то, что он смог действительно создать новую эстетику – эстетику христианского реализма.
- Чем, на ваш взгляд, была продиктована атака на него в прошлом 2023-ем году, «приуроченная» к 150-летию со дня рождения? Можно было бы, конечно, и отмахнуться – «нео-большевистская акция, и точка», - но пытались ли вы осознать, понять мотивы претензий, простить, как заповедано православному человеку, всем атакующим незнание фактуры, горячность, отчасти «спровоцированную» самим Иваном Сергеевичем?
- Спасибо за этот вопрос. Отвечу на него словами самого И. С. Шмелева из письма к И. А. Ильину от 24 июня 1947 г. : «Но какие мотивы руководили ими? … Я, кажется, догадываюсь. Месть, да. За что? За все, за все мое делание в эту четверть века».
Круги истории имеют место быть. И сейчас мстят за то же. И неважно, какие при этом внешние мотивы имеются в виду. Диавол с Богом всегда борется, а поле битвы – сердца людей. И. С. Шмелев все пояснил в письме к Б. И. Николаевскому от 8 марта 1946 г. – пояснил и то, что участие в молебне по убиенным в Крыму – было надеждой обрести останки замученного сына Сергея. Согласился он на это не сразу. Но в празднованиях не участвовал и ни к чему не призывал. Была небольшая «оговорка», не запятнавшая, однако, чести писателя. За «оговорку» зацепились недоброжелатели и пошёл поток клеветы, из-за которой Шмелев претерпел многое.
В 2023-ем году была вторая волна, но она схлынула, и радостно, что Издательский совет поддержал Шмелева. Вы провели отдельную конференцию «И. С. Шмелев и мы», регулярно проводите детский конкурс «Лето Господне».
- Какие аспекты монографии вы бы выделили как особенно важные для понимания Ивана Сергеевича и его метаязыка?
- Метаязык Шмелева – в попытке создать новую эстетику, это и литургичность, иконичность, христоцентризм, способность показать время-вечность…
Христианский реализм Шмелева – это не мировоззрение, а поэтика. Важной задачей монографии, проистекающей из ее названия, является и определение роли Шмелева в литературном процессе ХХ века. Поэтому я исследовала его связи и с реалистами, и с модернистами, и с неореалистами. Это было ранее не сделано: у нас либо пишут о шмелевском Православии, либо причисляют автора к традиционалистам и продолжателям традиций XIX-го века. А Шмелев все же – писатель века ХХ-го. И в процессе исследования я пришла к выводу, что художественное мышление Шмелева модернистское. Не хватает в книге фигуры М. Горького, это я признаю. Тут еще очень многое не сделано, несмотря на то, что горьковеды у нас долгое время занимаются Шмелевым.
- «Московский текст» - один из наиболее сокровенных, не разгаданных до сих пор – язык детства, первых прозрений, установления соотношений добра и зла… Что следовало бы перечесть в его наследии связанного с родным городом, и на что обратить особенное внимание?
- Да, исследование «московского текста» - одна из моих излюбленных тем. У Шмелева выстраивается целый миф о Москве – в рассказе «Голуби», «Рождество в Москве», «Москва в позоре», «Лето Господне», «Богомолье», «Пути небесные». Об этом мы подробно говорили с Антониной Арендаренко на радио «Радонеж» в одной из передач цикла «И. С. Шмелев и его время».
Москва в «Лете Господнем» - особенно интересна. Город перед маленьким героем показан глазами отца, память о котором сохранилась навеки. «Золотая Москва всех лучше», - вспоминает рассказчик. Приемы панорамного видения при изображении города представляют его православным центром, духовной столицей родины, тем самым удается запечатлеть и исторические сдвиги. Ведь во время написания романа не было многих монастырей, храмов, упомянутых Шмелевым.
- Второй значимый для вас герой словесности – литератор и летописец Москвы Сергей Дурылин. Как, если коротко, связана между собой Москва этих двух людей, и насколько важна она для сопоставляющих столицу столетней давности и её уже современный облик и дух?
- Сергей Дурылин, создавая в стол свою «Москву» в 1928, первую главу книги «В родном углу», удивительно совпал со Шмелевым, автором «Богомолья» и «Лета Господня». И примечательно, что Шмелев Дурылина прочитать не мог. Это еще одно доказательство того, что все-таки писатель смог показать не иллюзию, миф или мечту, а все-таки «не заляпанную», настоящую Россию.
Публикация текста Дурылина, как мне кажется, опровергает нападки Г. Адамовича и ряд критиков его толка. Для того, чтобы современному человеку услышать голос старой Москвы, необходимо читать книги Шмелева и Дурылина. Это очень актуально в XXI-м веке, веке потери наших национальных ориентиров. Тут важно помнить, что шмелевская и дурылинская Москва – это Москва прежде всего тихая…
- Как бы вы ответили на вопрос о новизне монографии? Что впервые проступило в ней? Правда ли, что – стихотворения Ивана Сергеевича? Как вы к ним относитесь – нравятся ли, заметно ли в них начало сколь неисповедимо классическое, «от гимназии», столь и немного шутливое и слегка юродивое, словно в стихотворениях Достоевского?
- Для меня дорого в этой книге то, что написано о «Солнце мертвых». Я попробовала предложить новое прочтение этого важного для писателя текста.
Также здесь есть и целая глава о междисциплинарных исследованиях его творчества, живописных, кинопоэтических аспектах. Этого почти нет, а, несомненно, шмелевоведение должно идти вперед.
Была удачная попытка и создания «Театра Шмелева» В. Салтыковым. С некоторого времени я увлекаюсь исследованием интермедиальности, в данной монографии это тоже отразилось.
А совершенно новое – это публикация стихов Шмелева. И слишком поверхностно их прочитывать как просто шутки или посвящения. В поэзии Шмелев открылся совсем с иной стороны – с человеческой. То, что умалчивалось в прозе, здесь прозвучало как неслыханная откровенность. Есть посвящения и Бредиус-Субботиной, и Ольге Александровне Шмелевой. А в «Петухах» очень мощный мифопоэтический пласт, античные мотивы придают этой поэзии и глубину, и новый, несводимый к шутке смысл. То же касается и стихотворения «Марево», заинтересовавшее и ранее ряд исследователей.
- Продолжите ли вы работу с наследием Ивана Сергеевича, и если продолжите, то на каких аспектах его сосредоточитесь?
- Несомненно, я собираюсь продолжать работу над исследованием творчества И. С. Шмелева. Прежде всего, продолжу то, что намечено и здесь. Возможно, сосредоточусь на архивных публикациях.
Беседовал Сергей Арутюнов
