«В строке поэт успевает поспорить с самим собой»
Фото: обложка книги предоставлена автором
Выход поэтической книги для книжного пространства – событие ординарное. «Книга не может не выйти», тем более, если она – очередная, вышедшая в издательстве «Стеклораф». О том, какие чувства испытывает её автор, Сергей Арутюнов, он расскажет сам
- Сергей, у вас что ни поэтический сборник, то загадка в названии. Вам так нравится? Хорошо, что же такое – «ТВЭЛФ»?
- «ТВЕЛФ» - это русская транскрипция английского числительного «двенадцать» (для меня эта книга – двенадцатая). А ещё – это след аббревиатуры «тепловыделяющего элемента», гигантской, знаете ли, такой трубы из циркониевого сплава, главного, между прочим, конструктивного элемента активной зоны гетерогенного ядерного реактора, содержащего ядерное топливо. В ТВЭЛах происходит деление тяжёлых ядер. Мне кажется, что эта книжка – аналог такой вот ядерной трубы, где плавятся слова, смыслы...
- Зачем так сложно? Вы уверены, что люди поймут?
- Конечно, не уверен, но затем и нужны такие вот интервью с авторами, чтобы они поняли…
- Хорошо. А что насчёт содержания?
- Мне сложно сказать о нём что-то вразумительное. Так же сложно, когда издатель просит что-то дать для аннотации. Обычно я пишу, что вот, мол, очередная поэтическая книга московского автора, известного (здесь пропуск), выходит в свет. И вряд ли судьба издания будет особенно громкой, поскольку такова судьба всех современных поэтических книг.
- А почему, как вам кажется?
- Потому что общество сосредоточено на решении своих сиюминутных проблем, удовлетворении своих потребностей, в число которых поэзия уже давно не входит.
- То есть, общество у нас не поэтическое, не способное проявить интерес к поэзии?
- Отчего же… люди вполне способны читать поэзию, только вот и поэзия должна ради общества измениться настолько, чтобы оно её понимало и принимало. Попроще, посмешнее. Но поэзия никогда не развлекала, и не станет развлекать и смешить ради того, чтобы её читали…
В наших людях, некогда обязанных быть мечтателями и творцами, в последние годы проявляются совсем не созидательные качества, а накопительные. Семьи бьются в силках кредитов, панических мыслях о том, что будет с их детьми. Нормальные мысли, учитывая качество созданной информационной среды, между прочим. Она запугивает, она стращает, она ориентирует человека на получение материальных выгод от своего положения на Земле, в жизни.
Как тут читать поэзию? Зачем? Она становится безмерно далёкой от человека, тем более, если она формально классическая, если предлагает бескорыстно наслаждаться языком, его звучанием, рифмами, наконец...
«Устаревший жанр», малопонятный, как, например, каллиграфия, если письменное общение происходит исключительно скорописью.
- Вы пессимист, как я посмотрю. То есть, вышла книга, и уже никому не нужна?
- Примерно так. Вы не думайте, я знаю, о чём говорю. Максимум, на что можно рассчитывать, это на friendly fire, как говорят в компьютерных играх: на дружескую огневую поддержку в виде рецензий или просто дружеских отзывов в «личку». Рецензии могут напечатать в журналах или газетах литературной ориентации, но с тиражом вследствие такого внимания ничего существенного не произойдёт. Он останется у меня дома и будет медленно – в течение полугода-года – таять.
- То есть?
- То есть, я не потащу двадцать книжек на продажу ни в один из книжных магазинов, тем более центральных, тем более сетевых. В свободной продаже моей, а равно и любой поэтической книжки, вышедшей недавно у практически любого автора, исключая считанные единицы, чья репутация вполне себе «продажная» (в положительном смысле, если он вообще может быть положительным), читатель не увидит.
- А может, попытаться всё-таки отнести её в магазин?
- Пытался. Бросил.
- Почему?
- Да времени нет на такие глупости.
- Почему сразу – глупости?
- Потому что – по опыту – книжку поэтическую точно никто не купит. Книгопродавцы прекрасно знают, что это так, и потому требуют не только счёт-фактуру от издательства, но и некие гарантии того, что книжка не пролежит на полке полгода нетронутой. А какие я могу дать гарантии продажи? Чтение поэтических сборников стало прерогативой самого узкого читательского слоя, который можно было бы назвать элитарным, не лезь у нас в элиту люди такого облика и такого набора убеждений и речевых калек, что делается страшно.
- Не понимаю, зачем тогда вообще издаваться, если не собираешься продавать книгу...
- Для того, чтобы она была. Это мой личный, как и у многих, путь. Он проторён давным-давно, и сходить с него я не планирую.
- Звучит патетически. И что вы делаете с тиражом?
- Раздаю. Друзьям, знакомым, незнакомым людям. В основном на вечерах, где представляю книгу, и лично в руки.
- Расскажите об издательстве «Стеклограф».
- Издательство возглавляет поэт Дана Курская, оно является не коммерческим - поэтические книги издают бесплатно. Изредка автор платит за тираж книги, чуть больше десяти тысяч рублей. Ждать приходится несколько месяцев: очередь стоит огромная. Для авторов, многие из которых дебютанты, издание книги – определяющий шаг - шаг в словесность, какой бы она ни была. Шаг к себе. Неважно, будешь ли ты известен. В момент издания своей книги ты служишь словесности. Это святыня.
- Так что насчёт содержания? Оно такое же, как название?
- Поэзия – это монолог человека, который он обращает к любому другому человеку, будь он мужчина, женщина, ребёнок, старик, старуха, почивший или живой. К ребёнку, признаюсь, обращение гораздо реже: поэтическая манера выражения такова, что для детей существует особенная, ясная и солнечная детская поэзия. Отдельный жанр.
А современный лирический поэт… ему достаточно точно поймать состояние. Почти неуловимое, кстати… И сделать его общим, доступным и разделяемым всеми сразу.
Ну вот, например – человек встаёт на работу посреди зимы и понимает, что совершенно темно, и что зима уже давно и в принципе непонятно, когда она кончится. Может быть, она бесконечна, думает человек, но всё равно собирается, идёт, чувствуя, как неохотно расходится над ним сумрак. Он вынужден задавать бытию вопросы – когда оно, такое, прейдёт, зачем оно сделано таким, и так далее. Аналог молитвы, далеко не всегда радостной, праздничной.
Здесь нужны особенные слова именно потому, что ничего особенного принципиально не происходит. А уж если к этому состоянию, настроению присоединяться особенно удачные мысли поверх него, вообще замечательно. А если рифма первопроходческая, не заимствованная ни у кого из предшественников, - почти шедевр.
Это и есть лирика: одиночное фигурное катание на крохотном пространстве состояния и настроения. Нужно быть просто-таки предельно живым, чтобы сказать неповторимые могущие быть процитированными из-за их сугубой точности слова так, словно они прозвучали от лица тысяч и тысяч людей.
- Что говорится в «ТВЭЛФе»?
- Говорится, что русская жизнь… сложна. Опасна, безысходна, но и блаженна. Возможно, над нами Господь, но до него надо достучаться горячим сердцем, и лишь тогда почувствовать отклик. Больше всё равно обращаться не к кому.
- Может быть, цитату?
- Буду честен: первое же стихотворение, по которому читатель и должен судить о целом:
Я вряд ли придусь по нраву
Сбивающимся в ораву,
Обмотанным TNT,
И лучше бы в GTA, да
Мистерия одноактна.
Чего там – сиди, гляди.
Я скоро окончу с нею,
И ты испытаешь землю,
Кисла ль она, соляна ль,
Водительством Валтасара
Я вспомню об этом завтра,
А ты и не вспоминай.
…В запретной советской сказке,
Свинцовой по-протестантски,
В преддверье палёных сект,
Отец привставал с дивана,
И мать меня раздевала,
Щелчком выключая свет.
И я, обалдевший за день,
Прошедший десятки стадий,
От айнов до англичан,
Страны ледяной крупица,
Сигнальщика от горниста
Нимало не отличал.
И был бесконечно долог
Мой сон, растворённый в толпах,
Пижамных и плащевых.
На лунный нанизан вертел,
Я был, как весёлый ветер,
Средь будущих прощелыг.
Тому, кто скрипично боек,
Должно быть реально пофиг,
Сойдётся ль пасьянс «Паук».
И, призван за счастье драться,
Аккорд Мирового Братства
Выпархивал из-под рук.
- Что касается меня, я понял не всё. О чём стихотворение, можно в двух словах?
- Оно о детстве, о человеческой судьбе, которая пытается сбыться, несмотря на гнёт внешних – исторических и личных – обстоятельств, о жажде добра, Мирового Братства, как и сказано, несмотря ни на что.
- А почему такой сложный язык?
- Наверно, потому, что иначе я не умею. Видите ли, в поэзии ты обязан показать класс владения языком на уровне фразы. Каждая строка должна быть такой… запоминающейся, парадоксальной, чтобы цитироваться как сгусток смысла. В строке поэт успевает поспорить с самим собой. Конечно, тут явное противоречие с восприятийным аппаратом читателя, и ему ещё нужно настроиться на поэта. Как правило, искушённый читатель сразу понимает, «его» ли поэт, с первых же строк.
Беседовал Сергей Ломов
