– Ирина Ивановна, что предшествовало появлению Вашей монографии о священномученике Василии?
Моя встреча со священномучеником Василием Надеждиным произошла, когда я готовила материалы к канонизации священномученика Владимира Амбарцумова. Оба священномученика были очень близки друг другу, и, готовя эти материалы, я впервые прочитала об отце Василии в публикации Лидии Владимировны Каледы (в постриге монахини Георгии). Там об отце Василии было сказано совсем немного. Так сложилось, что потомки священномученика Владимира и священномученика Василия были связаны между собой в течение многих десятилетий. Сама Лидия Владимировна предложила внучке отца Василия, Наталье Васильевне Крупиной, имеющиеся в семье документы, воспоминания и переписку передать мне для составления проекта его жития. По счастью, к 2000 году в Центральном архиве ФСБ уже было выявлено единственное архивно-следственное дело на отца Василия. Поскольку дело находилось в Москве, мне его довольно быстро предоставили для ознакомления. Наталья Васильевна Крупина принесла мне очень много писем отца Василия за разные годы, но тогда не было в избытке времени для изучения сохранившегося наследия. Последнее заседание Синодальной комиссии по канонизации святых перед Юбилейным Архиерейским Собором состоялось, кажется, 26 июня 2000 года, а наша встреча с Натальей Васильевной Крупиной произошла в мае. За этот очень короткий период были подготовлены материалы к канонизации священномученика Василия, написан проект его жития; ректором нашего университета (тогда института) отцом Владимиром Воробьевым все это было представлено на рассмотрение в Синодальную комиссию. Краткое житие священномученика Василия было издано в 2001 году, а в 2013 году перепечатано Издательским советом в книге «Таких рождает вера наша», где содержатся жития и других святых, подготовленных сотрудниками ПСТБИ для Синодальной комиссии по канонизации.
После Юбилейного Архиерейского Собора я узнала о канонизации другого святого – мученика Александра Медема, тоже из личного круга священномученика Василия Надеждина; оба мученика пострадали за веру и Церковь в годы гонений, скончались в заключении в тюремных больницах и ныне прославлены в лике святых. Канонизация святого мученика Александра была подготовлена не нами, не в ПСТБИ (ПСТГУ), но большая монография о нем была подготовлена у нас и вышла в 2016 году в нашем Издательстве.
После прославления священномученика Василия потомки разных ветвей семьи Надеждиных собрали воедино всю его переписку и все документы, к нему относящиеся. В настоящее время это единый архив внучек священномученика Василия – Натальи Васильевны Крупиной и Веры Васильевны Надеждиной. Внучки очень много поработали, особенно Вера Васильевна Надеждина, над систематизацией семейного архива. Чудом является то, что архив сохранился в такой полноте, потому что через три года после кончины отца Василия в Кемском пересыльном пункте его вдова Елена Сергеевна была арестована и восемь лет провела в ссылке. Были арестованы и высланы члены общины отца Василия, некоторые были заключены в лагерь. При обысках и арестах Елена Сергеевна Надеждина сумела сохранить огромный архив.
– Если сохранилось такое обилие документов, связанных с отцом Василием, потребовались ли какие-то дополнительные исследования при написании монографии?
– После ознакомления с полнотой всех имеющихся документов возникло много вопросов, которые надо было разрешать: подготовить комментарии к документам, найти недостающие сведения в исторических архивах – предстояла большая исследовательская работа.
В ходе проведенных исследований было найдено дело о регистрации общины московской церкви Покрова в Левшине, в приходе которой жила семья Надеждиных. Отец Василий был прихожанином этого храма с детских лет. Как только при советской власти началась передача храмов религиозным общинам, тогда еще мирянин Василий Федорович Надеждин вошел в состав церковного актива приходского храма. Его отец, Федор Алексеевич Надеждин, был ктитором этой церкви на рубеже 1910-х – 1920-х годов.
В 1919 году отцу Василию – в то время Василию Федоровичу Надеждину, студенту Московской духовной академии, – пришлось оставить Москву. Был расстрелян муж одной из его сестер, служивший в полиции в императорской России, и она осталась без средств с тремя малолетними детьми. Поскольку в Москве был голод, сокурсник Василия Федоровича по духовной академии, священник Иоанн Козлов, предложил ему поехать учителем в Никольский Поим (это село в Пензенской губернии, место хлебное). Василий Надеждин отправился в Поим вместе с другом, сестрой и ее детьми и устроился учителем в поимской гимназии. Через короткое время Василий Федорович привез в Поим свою жену – Елену Сергеевну Борисоглебскую, в браке Надеждину.
Из семейной переписки было известно, что перед принятием священного сана Василий Федорович Надеждин служил в железнодорожной конторе. Обстоятельства, повлекшие за собой его переход из гимназии на службу в контору, стали отчасти известны, когда в личный архив Надеждиных влились письма, хранившиеся у потомков его сестры. Но все коллизии этого перехода помогло раскрыть дело об увольнении его из учителей, найденное в Государственном архиве Российской Федерации. В 1920 году Василию Федоровичу необходимо было приехать в Москву для сдачи экзаменов в Московской духовной академии, которая тогда существовала уже нелегально, вне своих стен. В Москву в Наркомат юстиции он повез прошение чембарских мирян и духовенства об оставлении у верующих церкви, которую намеревались закрыть. Это ходатайство и дело о его увольнении пришлось искать в фонде ликвидационного отдела Наркомюста (А-353). Поиск дела занял много времени, потому что в этом фонде представлена вся Россия, а заголовки дел глухие: «Переписка…», а о чем переписка – не расписано. Мне были известны только хронологические рамки события и регион, поэтому пришлось просматривать массу дел. Буквально в последнем деле из отобранных я и нашла эти документы – проделав большую рудокопную работу, нашла этот «золотник». Такие вот особенности исследовательской работы с источниками советского времени.
Из найденного дела стало ясно, что посредничество отца Василия в передаче ходатайства верующих и отстаивание за ними церкви повлекло за собой репрессивные меры. Его уволили из учителей, хотя преподаваемым им предметом была математика, от советской идеологии наука далекая. Ему пришлось оставить школу и перейти на службу в железнодорожную контору.
Таким образом уже в Поиме, еще до иерейской хиротонии, отец Василий вступил на путь исповедничества, когда ему пришлось принять нежелательные изменения условий личной жизни, чтобы, по его же слову, быть христианином не только по имени.
В 1921 году Надеждины всей семьей возвратились из Поима в Москву, и в июле Василий Федорович был рукоположен вначале во диакона, а затем – в иерея к Никольскому храму в Петровско-Разумовском. Так началось его священническое служение. Храм, в котором проходило его служение, был построен в Первую мировую войну для расквартированной на окраине Москвы 675-ой пешей Тульской дружины и для совершения служб в зимнее время был совершенно непригоден. Первые годы отец Василий служил – и служил ревностно – в таких условиях, в которых, по свидетельству прихожан, другой священник служить не согласился бы. До нас дошли воспоминания и письма того времени духовных детей отца Василия. К середине 1920-х годов зодчий Никольской церкви архитектор Ф. О. Шехтель измыслил способ утепления части этого храма на зимний период, но к тому времени здоровье отца Василия было уже подорвано, и впоследствии ему пришлось лечиться в Башкирии от открывшегося туберкулеза. В отсутствие отца Василия в храме служил священномученик Владимир Амбарцумов. Когда отец Василий был арестован и заключен в лагерь, отец Владимир по просьбе отца Василия взял на себя окормление осиротевшей паствы и полтора года до ухода за штат служил на Никольском приходе.
К сожалению, так и не были выявлены документы о регистрации общины Никольской церкви в Петровско-Разумовском, в которой служил отец Василий со времени своего рукоположения до дня ареста (не выявлены не только мной, но и другими исследователями-археографами), и поэтому мы не в полной мере представляем, кто входил в эту общину.
– Нельзя не обратить внимание, в каких трудных исторических и личных жизненных обстоятельствах отцу Василию пришлось получать духовное образование.
– Да, и при этом, учась в семинарии и в академии, он был одним из лучших. Отец Василий был необычайно яркой, одаренной личностью. Живи он в благополучное время, наверное, стал бы по окончании академии профессорским стипендиатом.
Мы постарались в книгу включить все доступное наследие отца Василия, в том числе, и относящееся к периоду его обучения – все, что являет его характер, взгляды, богословие. Из дошедшего до нас в книгу не вошли только две его семестровые работы и поэтические произведения. К сожалению, не сохранилось кандидатское сочинение отца Василия. Он писал его под руководством отца Павла Флоренского, которого очень почитал. Но в книге опубликован очерк отца Василия о православной Литургии, его сочинение о соборности Церкви, ранние проповеди и доклады – можно сказать, что в этом издании богословское наследие отца Василия представлено в полноте. Но мученичество, стояние в вере – самое главное в подвиге русских святых XX века. Это главное и в жизни отца Василия.
Надо отметить, что особым призванием отца Василия – делом, к которому он сознательно готовился еще до принятия сана, было окормление юношества. Все члены собранной им общины сохранили веру (кроме одного, предавшего), почти все впоследствии прошли через преследования со стороны власти и сохранили связь между собой. Весь свой жизненный путь духовные дети отца Василия прошли в эпоху, когда вера и Церковь были гонимы или сильно утесняемы, лишь единицы дожили до времени, когда стало возможным прославление новомучеников и исповедников.
– Некоторые историки отечественного богословия утверждают, что нельзя считать письменное наследие мучеников – в том числе, ХХ века – святоотеческим за сам факт мученической кончины. Бывает, что страданию за веру предшествовала святая жизнь и строгое следование православному учению, как у святого Максима Исповедника (VII век), который был и мучеником за веру, и отцом Церкви, но так бывает не всегда. Например, в ХХ веке некоторые мнения мученика Иоанна Попова[1] или священномученика Илариона (Троицкого)[2] вызывают вопросы. Как Вы думаете, факт прославления подвижника делает ли «автоматически» его наследие святоотеческим?
– Нет, я так не считаю, но я и не берусь давать оценку богословскому наследию отца Василия Надеждина или мученика Иоанна Попова. Такую оценку могут дать богословы. Конечно, наследие святых требует досконального изучения, потому что и святые люди могли иметь особые мнения, которые не вполне согласны с Преданием Церкви.
У меня не было цели «лакировать» образ отца Василия в своей книге, о чем-то умалчивать или намеренно скрывать его ошибки. Так, я пишу о смуте в Московской духовной академии, после которой последовало изгнание из нее в 1917 году епископа Феодора (Поздеевского). Некоторые члены академической корпорации – например, протоиерей Павел Флоренский и будущий отец Федор Андреев – были против удаления владыки Федора из академии, считая главным в его деятельности как ректора отсутствие давления на богословскую мысль, а все остальные причины недовольства им несущественными. Отец Василий Надеждин занял другую позицию: не имея неприязненного отношения к владыке Феодору, он сочувствовал наступившим в академии переменам. Об отношении отца Василия к академической смуте можно судить по его переписке и приветственному слову новому ректору протоиерею Анатолию Орлову, которое полностью публикуется в книге.
В ходе поисковой работы были выявлены документы, их которых следовало, что в 1923 году, когда власть в Церкви была захвачена обновленцами, отец Василий принял участие в благочинническом собрании по выборам представителей (священников и мирян) от приходов благочиния в епархиальное собрание и был избран, наряду с благочинным, представителем от благочиния на это собрание. Епархиальное собрание, в свою очередь, избирало представителей от епархии на обновленческий лжесобор. Документы не позволяют однозначно утверждать, что отец Василий участвовал в работе епархиального собрания, но от избрания на него делегатом от благочиния он не уклонился. Об этом факте я также не умалчиваю в жизнеописании.
– Это факты из жизни отца Василия надо еще осмыслить, но видно, насколько сложное было время. В той же среде Московской духовной академии были такие молитвенники, как владыка Феодор (Поздеевский) и протоиерей Павел Флоренский, и ни тот, ни другой пока не прославлены в лике новомучеников, в то время как канонизированы люди, принадлежавшие либеральной партии в академии и находившиеся в конфликте с этими богословами – протоиерей Александр Туберовский и мученик Иоанн Попов.
– Правые мнения не делают людей святыми. Немало примеров отступничества со стороны людей, которые в какой-то период своей жизни выражали правые мнения – взять хотя бы отца Николая Дулова[3]. Эпоха обновленческого раскола в период его доминирования (1922–1923 годы) показала очень большую слабость духовенства. Таких священников, которые решительно отвергли обновленцев, было в Москве 10–15 и примерно столько же в Петрограде, а большая часть, к сожалению, подчинилась обновленцам. Главным образом в этот период обновленцам противостояли миряне.
– Как Вы думаете, почему духовенство ослабело в вере к началу века?
– В испытаниях по-настоящему все и выявляется – сила и немощь. В книге я почти полностью цитирую рапорт отца Романа Медведя, который во время обновленческой смуты проявил стойкость. Отец Роман пишет в своем рапорте, что Святейшего не поминали в его храме в течение того периода, когда он благословил прекратить его поминовение. Это можно назвать загадкой новейшей истории, потому что непонятно, чье имя тогда возносилось за богослужением и каким образом Святейший мог передать это благословение, находясь в очень строгой изоляции. Нередко цитируют слова святителя Тихона, что, если бы он знал, как невелики успехи обновленчества, он бы и не выходил из своего заключения и не делал покаянного заявления в Верховный Суд РСФСР, после которого его освободили из-под ареста. Но на самом деле успехи обновленцев были очень велики – значительная часть приходов, духовенства и епископата Российской Церкви подчинились им как законному начальству. И даже в Москве, где, как всегда считалось, служило лучшее в Русской Церкви духовенство, стойких противников бесчинству обновленцев было немного, а все, кто оказывал сопротивление, подвергались арестам.
Другой мученик, московский священник Сергий Голощапов[4] свидетельствовал в 1928 году, что он один устоял в неопустительном поминовении Патриарха Тихона, когда обновленцы запретили возносить на богослужении имя святителя. Летом 1922 года поминовение Патриарха в храмах еще совершалось, а осенью последовал целый ряд указов, запрещающих его поминовение. Для надзора за соблюдением этих указов было создано своего рода карательное ведомство.
После издания в 1927 году декларации митрополита Сергия (Страгородского) отец Василий Надеждин оказался в стане «непоминающих». Это было одной из причин его ареста в 1929 году, когда в первую очередь были арестованы те, кто не поддерживал церковную политику митрополита Сергия второго периода его заместительства.
Любой человек может поколебаться и восстать, и я не утаиваю таких фактов в житии отца Василия. На самом деле в книге приводится множество свидетельств, говорящих о том, что его жизнь была движением к совершенству, к святости. Мы даже решили напечатать его юношеский дневник – хронику жизни 16-летнего семинариста, потому что она неотразимо действует на читающего обаянием нравственной чистоты.
– Как думаете, может ли образ священномученика Василия стать примером для современных пастырей, руководством и образцом пастырской деятельности?
– Безусловно. Вся его жизнь, когда он достиг зрелости, была подвигом, самоотвержением, жертвенным служением – сначала служением близким, затем своей пастве, Богу и Церкви. Это видно из переписки, из его трудов, из его наследия, с которым мы имели возможность познакомиться, оно сохранилось для нас как свидетельство его святости.
Это может стать, конечно, предметом богословских исследований, потому что не каждый мученик оставляет после себя такое наследие. Сама по себе жизнь святых в эпоху гонений уже является и богословием, и назиданием. Время было очень тяжелое, сложное, жившим в это время приходилось претерпевать очень многое. Но чувство благоговения вызывает то, с какой покорностью воле Божией праведники ХХ века принимали все, что выпало на их долю, – этому можно учиться.
– Хотелось бы затронуть тему его отношений с женой. На меня сильное впечатление произвело последнее письмо отца Василия своей матушке, Елене Сергеевне, – полное любви, пронзительно нежное. Как Вы считаете, такое отношение к супруге можно назвать типичным для священников того времени?
– Такие чувства и такие отношения не могут быть типичными ни в какие времена, они исключительные, и это особый дар. Когда в 2000 году мне была передана переписка отца Василия с матушкой Еленой, я, прочитав ее, прожила вместе с ними их любовь.
Завязкой знакомства Василия Надеждина и Елены Борисоглебской было доброделание. Во время Первой мировой войны было организовано попечительство для помощи семьям призванных на войну, в основном это были семьи фабричных рабочих. Университетская молодежь, студентки Высших женских курсов, семинаристы стали устраивать благотворительные лекции, концерты, и сбор от них шел на улучшение содержания семей, которые в отсутствие кормильца оказались в очень тяжелом положении. Надо сказать, что к такого рода благотворительности священномученик Митрофан (Краснопольский) относился порицательно, считая, что жертва должна быть чистой, а не то, что одни наслаждаются слушанием музыки или питают свою любознательность, а сбор от этого идет на помощь бедным. Но уж таково было состояние общества, в котором жили и действовали Василий Надеждин и Елена Борисоглебская.
Их предки были из духовного звания. Владыка Анастасий (Грибановский) – впоследствии первоиерарх Русской Православной Церкви за границей – был двоюродным дядей Василия Надеждина. Он, безусловно, способствовал поступлению Василия в Заиконоспасское духовное училище и в духовную семинарию. В свое время отец Василия, Феодор Алексеевич, проучился один год в семинарии, но по духовной стезе не пошел и стал канцелярским служащим, оставаясь человеком очень благочестивым. В безбожное время он стал церковным старостой, входил в состав церковно-приходского совета. Хотя Василию, как человеку не из духовного сословия, поступить в духовное учебное заведение было непросто, он единственный из детей Федора Алексеевича Надеждина прошел все этапы духовной школы и стал священником.
Елена Сергеевна была внучкой диакона, а ее отец был солистом Большого театра. Елена Сергеевна росла в артистической среде, была пианисткой, а затем уже стала матушкой. С отцом Василием их связывало очень глубокое, сильное чувство. Она все разделила с отцом Василием, сохранила для нас его наследие. Когда отец Василий заболел, находясь в лагере, она приехала на Попов остров и служила ему до его кончины, насколько это было возможно для жены заключенного в лагере, и смогла предать его погребению в отдельной могиле. При этом она ожидала рождения пятого ребенка, а буквально через три месяца после кончины отца Василия родился их последний сын, Василий Васильевич. Его потомками как раз и являются Наталья Васильевна Крупина и Вера Васильевна Надеждина. Через два года после кончины отца Василия Елена Сергеевна приехала на место его погребения со старостой Никольского храма на Соломенной Сторожке, где раньше служил отец Василий, поставила ограду и установила крест с надписью над могилой мужа.
– Последнее письмо отца Василия супруге, как кажется, можно считать принадлежащим сокровищнице святоотеческого наследия. Подобно известному письму священномученика Вениамина Петроградского, письму, в котором он открыл, что с детства хотел пострадать за Христа, последнее письмо отца Василия – это текст, оставляющий впечатление написанного под водительством Святого Духа.
– В начале своего жизненного пути, будучи 20-летним юношей, он писал: «Я об одном молю Бога, чтобы мне была дана возможность “возлюбить много”, чтобы от огня любви совсем сгорела моя грудь и испепелилось сердце, я умер бы тогда счастливым. Жду и зову мое будущее, мою грядущую жизнь». У отца Василия был высочайший духовный дар любви – не только к жене и к семье, но и к священническому служению, к духовным детям. Нужно молиться, чтобы такой дар был дан и нам.
Беседовал Артем Малышев/ПСТГУ
1. Священник Николай Дулов относился к «непоминающим», входил в круг общения священномученика Кирилла (Смирнова), митрополита Казанского. После второго ареста отец Николай Дулов был сломлен и начал сотрудничать со следствием, в 1931 году снял с себя сан и повторно женился. В 1937 году был расстрелян.
2. Священномученик Сергий Голощапов расстрелян на Бутовском полигоне в 19.12.1937 года. До ареста служил в храме Грузинской иконы Божией Матери в Москве.
3. Мученик Иоанн Попов – выдающийся русский богослов, профессор патрологии Московской духовной Академии. После революции подвергся гонениям от советской власти, прошел Соловецкие лагеря, расстрелян в 1938 г.
4. Священномученик Иларион (Троицкий) – яркий русский богослов и исповедник. Известен своей критикой традиционного школьного русского богословия, разработкой экклесиологических тем и оригинальной сотериологией. После революции – один из ближайших сотрудников патриарха Тихона (Беллавина). Прошел Соловецкие лагеря, скончался от тифа в 1929 г.
