Михаил Александрович Тарковский родился в 1958 году в Москве. Закончил Московский педагогический институт им. В.И. Ленина по специальности география/биология и Литературный институт им. А.М. Горького, заочное отделение, семинар поэзии В.Д. Цыбина. Автор книг: «Стихотворения», «За пять лет до счастья», «Замороженное время», «Енисей, отпусти!», «Тойота-креста», «Избранное», «Вековечно», «Сказка о Коте и Саше», «Полёт совы». Главный редактор альманаха «Енисей». Живёт в посёлке Бахта Красноярского края, где много лет работал охотником. Не так давно писатель представил в Новосибирске свою книгу «Полёт совы».
– Спасибо, что заехали к нам с новой книгой!
– Ну, по-другому и быть не могло! Новосибирск – важный и дорогой для меня город. Здесь у меня друзья. Здесь в издательстве «Историческое наследие Сибири», которым руководит писатель и общественный деятель Николай Александрович Александров, вышли и мой трёхтомник, и книга «Избранное».
Поэтому место действия повести «Фарт» из книги «Полёт совы» – городок недалеко от Новосибирска, можно сказать – почти напротив, где живёт писатель Игорь Баскаков. Герой же повести «Полёт совы» (у книги одноимённое название) – молодой школьный учитель русского языка и литературы Сергей Иванович Скурихин. Замучили городом и бесконечными разговорами о толерантности и успешности, и он решает уехать в далёкий таёжный посёлок, чтобы подпитаться, как он выражается, «взваром незыблемости». Но и на новом месте он столкнулся с теми же проблемами – с учителями, заложниками образовательных директив. Не успев толком устроиться на работу, он уже повёл себя почти как Чацкий, прочитав коллегам страстную лекцию о системе ценностей!
Книга началась с одной фразы. Как-то раз одна учительница сказала одну знаменательную фразу. Человек она очень хороший и надёжный и, скорее всего, не вдумалась в то, что сказала. Это говорит о том, что сказанное витает в воздухе. Она сказала: «Если ты сейчас будешь руководствоваться добром, то ничего в этой жизни не добьёшься!» Эта поразившая меня фраза и побудила к написанию повести.
– Почему последняя треть «Полёта совы» написана от третьего лица?
– Да там несколько раз меняется, так сказать, положение камеры. Это всего лишь приём, нужный для того, чтобы придать объём картине. Форма дневника даёт писателю большие возможности, связанные с манерой изложения, ну и с целом рядом моментов, – долго рассказывать. Допустим, становится возможной самоирония, или наоборот лирический монолог. К тому же повествование от первого лица избавляет от бесконечных вводных «он подумал», «ему показалось». Но не позволяет, к примеру, описать его внешность. Поэтому нужна смена точек съёмки.
– Главный герой не тонет в ледяной воде – это же символично?
– Ну да. Иначе зачем вся эта история? Наоборот, он получил закалку в ледяном озере.
– Насколько бескомпромиссная натура учителя Скурихина близка писателю Тарковскому?
– Очень близка. Возможно, таких как Сергей мало, но разве в этом дело? А писатель всегда надеется, что после выхода книги что-то в жизни изменится, что, например, таких Серёж прибавится. Но если вспомнить, что повесть «Прощанье с Матёрой» В.Г. Распутина не остановила возобновление стройки Богучанской ГЭС, то задумаешься.
– Согласны ли вы с таким определением: Скурихин и Тарковский – егеря русского языка?
– Я бы сказал, что егеря – это даже слабовато. Скурихин вполне тянет на начальника охотинспекции Туруханского района, равного по площади трём Франциям.
– Один из ваших персонажей говорит, что русская литература учит быть сдержанным. Почему именно этому? И чему ещё учат книги?
– Сдержанность – одно из важных качеств мужчины. Жалко, что слабо удаётся этому качеству соответствовать. В книге Сергей сам себя призывает к сдержанности, чтобы не взорваться в разговоре с либералкой Тоней. А книги учат... да, пожалуй, всему набору положительных человеческих качеств. Сегодня особенно важно повернуть молодёжь к традиционным ценностям Русского мира. Наша литература содержит для этого всё необходимое, и даже во много раз больше. Разные книги учат разным ипостасям добра – храбрости и жертвенности, смирению и способности вступиться за несправедливо обиженного, любви и верности... Можно вспомнить «Тараса Бульбу», «Войну и мир», «Братьев Карамазовых», прозу Бунина, Астафьева, Распутина.
Мы учимся преемственности вообще и преемственности в поиске, в решении тех духовно-нравственных вопросов, над которыми ломали голову князь Андрей и князь Мышкин, Пьер Безухов и Алёша Карамазов. Размышления над этими метафизическими безднами не назовёшь иначе, как русской долей. Писатель – участник бесконечной эстафеты, бесконечной передачи свечи – этого росточка пламени, которое движется от прошлого к будущему. А в руках учителя эта свеча приобретает особое значение. Это очень трудно. Не все учителя понимают своё назначение.
Вообще система образования сейчас самая важная и проблемная точка. Вы знаете, что были, к примеру, попытки убрать Гоголя и Есенина из школьной программы! Не так давно на телеканале «Культура» была передача, не помню названия, в общем, её ведёт Архангельский. Обсуждались проблема чтения, школы, программы и «отвычки» от чтения целого поколения. Алексей Варламов, писатель и ректор Литинститута, вы его знаете, он повторил всем известную и неоспоримую истину о том, как важна литература для воспитания национального духа. Мгновенно одна искушённая в гуманитарных делах дама взвилась: «Так не может быть, чтобы национальное сознание формировалось литературными текстами!». Дословно. Десять восклицательных знаков. Тема той передачи «Принуждение к чтению». Посмотрите сами. Обожаю, когда такие люди проговариваются. Да спроси любого работягу из деревни – он и тот признает, что книги учат доброте, самопожертвованию, любви к родной земле. Не зря в народе так любят именно Есенина.
Ну и конечно русская литература учит восприятию мира как единого целого. Как можно знать только свою историю и не знать истории других стран? И какое представление имеют американцы о Енисее и Ангаре? И почему русские знают Миссисипи так, будто сами проплыли по ней на плоту, и мыс Горн так, будто терпели там кораблекрушение? Русское сознание – космично. По Достоевскому.
– Прозвучали имена русских классиков. Я так понимаю, это ваши любимые писатели?
– У меня, наверное, нет нелюбимых русских писателей. Один 19-й век чего стоит. Весь. А уж Гоголь, Толстой, Достоевский – вовсе непостижимые материки в русской культуре. «Война и мир», «Подросток», «Идиот», «Преступление и наказание», «Записки сумасшедшего». Другой вопрос, как их давать школьникам?
– Но ведь и не давать нельзя!
– Разумеется. Я имел в виду, что это требует учительского дара. Сейчас в школах – педагог, а раньше был – учитель. Как были: писатель и литература, а стали – автор и текст. Педагог пытается сделать специалиста, а учитель человека. Учитель учит огромности и сложности мира. А педагог – даёт сухо по кусочкам углублённые и разрозненные сведения. Нынче школьников замучили тестами. Хотя умение проходить тесты и умение мыслить – вещи разные. Третий класс. Окружающий мир. Дети должны выучить все разновидности литературы. Буквально до зазубривания. Научно-популярная, справочная литература, путеводитель и т.д. Зачем третьеклашке это всё знать назубок? Образная сказка гораздо больше даст знания о мире, чем сухой перечень, ошибка в котором грозит непрохождением теста. Так и хочется сказать уже в пищеварительном контексте: непрохождение теста.
– Есть ли книги двадцать первого века, что произвели на вас сильное впечатление?
– Захар Прилепин – писатель, который выполняет заповедь русского художника по Константину Батюшкову: «Пиши как живёшь. Живи как пишешь». Так Гумилёв жил. Сейчас активно навязываются авторы, чьи тексты (а не произведения, заметьте) имеют слабое отношение к русской литературе. У них другой код, они не попадают ни в сердце, ни даже... что ли в... центр музыки, дыхания, внутреннего ритма. Это будто не художественные произведения, а подстрочники – для перевода на иностранные языки... Плохо, когда писатель мыслит языком переводной литературы.
– Житие ваше в посёлке Бахта воспринимается как отшельничество. Это было осознанное или спонтанное решение?
– Это была мечта, которая воплощалась постепенно и неотвратимо. Другое дело, что жизнь в тайге открыла очень много неожиданного. Как говорится, шёл за красотой тайги, а открыл красоту людей и стариннейшую трудовую традицию (промысел). Было ощущение независимости, присущее тем, кто многое делает своими руками. Нехорошо себя цитировать – нескромно, но экономно: там мир сводится до таких размеров, когда в нём ещё можно навести порядок своими руками. Ну и просто вид Батюшки-Анисея...
Потом открылась Сибирь другая, Сибирь регионов, городов и городков. Сколько мудрых, глубоких, интересных людей я встретил в Иркутске, Барнауле, Шушенском, на Дальнем Востоке! Учителя, музейщики, краеведы, охотоведы, писатели, священнослужители... А почему отошёл от промысла в тайге? Настоящий полноценный промысел совмещать с работой над прозой нельзя. Прозу высиживают. Писатель – как копалуха на гнезде. И одновременно как глухарь! Ко всему отвлекающему.
– А стихи-то – пишутся?
– Пока только теоретически... В принципе, всё готово к ним. Но лежит в чехле. Будет повод – напишу. Вообще давно не писал стихов...
– К чьим стихам неровно дышите?
– Да вся русская поэзия дорога, во всём её многообразии, от Ломоносова и Тредьяковского, до Пушкина, Батюшкова... До Николая Заблоцкого и Павла Васильева. Десять-пятнадцать имён я могу назвать даже не задумываясь, но мне особенно близок Николай Степанович Гумилёв; возможно, потому, что он как никто другой претворил в жизнь завет Батюшкова. Из современников... есть замечательный поэт Николай Зиновьев из Краснодарского края: «Не понимаю, что творится. /Во имя благостных идей /Ложь торжествует, блуд ярится.../ Махнуть рукой, как говорится? /Но как же мне потом креститься /Рукой, махнувшей на людей?» Юрий Беликов из Перми, Дмитрий Мурзин из Кемерово. Их знает узкий круг, хотя этих поэтов надо изучать в школах и в институтах. В Иркутской области сильнейшая литература. Молодой поэт и прозаик Андрей Антипин. В Красноярске появился ещё один литературный голос – молодой писательницы Марии Шурыгиной. Люди тоскуют по живой жизненной литературе. На днях выступал в Лесосибирске, это 300 километров от Красноярска на север, почти у Енисейска. Выяснилось, что туда почему-то редко ездят писатели. Далеко. Когда в городе мероприятия, то отправляют литературные десанты в городки, до которых часа полтора езды. А три-четыре – уже много, вечером же надо вернуться назад. А люди просто изнывают по духовному общению.
– Как часто вы находитесь на «грани срыва в улыбку»?
– Даже не знаю... Всё зависит от собеседника (смущённо улыбается). Порой встречаются люди, с которыми очень весело!
– В русском языке схожи слова «суть» и «сутки». В чём суть времени?
– У времени, как субстанции, никакой сути нету. Время – это условие существования материи. А вот суть времени, в котором ты живёшь – это вопрос, на который каждый уважающий себя писатель (не беру жанровиков) и старается ответить. Это очень трудно. Тем более в интервью. Думаю, ответ – наши книги. А кратко – время излома, в котором общей кризис цивилизации наложился на сложнейший период в истории России.
– Не кажется ли вам, что многие достижения научно-технического прогресса – это какая-то ловушка для человека, западня комфорта?
– Это известный и отнюдь не новый взгляд, об этом говорено-переговорено. Что человечество перешло точку разумного равновесья между человеческими потребностями, в сущности, не столь великими, и навязанным, излишне изощрённым рядом предложений. Что некоторые современные технологии уже больше работают на производителей, чем на потребителей. Что современная мысль настолько увлеклась борьбой за... скажем так, плоскость экрана, что забыла о решении стратегических задач цивилизации. И это нежелание задуматься о будущем являет вопиющий контраст с технологической и в общем-то довольно мелководной эйфорией по поводу «успехов технической мысли». Не говоря уж о том, что роботизация, компьютеризация, комфортизация бытия расхолаживает человека, делает его не только физически бессильным и не готовым к смене условий, но и сказывается на состоянии духа, приводит его в депрессивное состояние. В «Полёте совы» автором своеобразной теории прогресса является несколько комичный персонаж из разряда Шукшинских чудиков по имени Эдуард.
– В чём главные трудности будней Тарковского-редактора?
– Первое, и оно не в счёт: приходится читать очень много рукописей, которые приходят и от редакторов отделов, и из Дома Искусств, и просто от людей, узнавших мою почту. Второе: приходится соблюдать почти невыполнимый баланс между задачей поддержки молодых дарований и вообще начинающих писателей и удержания высокого художественного уровня всех произведений. Третье: приходится выслушивать обиды тех, кого не напечатали, объяснять причины, а порой и разбирать произведения. Чтобы как-то собрать в точку усилия по разбору рукописей, пришлось даже открыть в альманахе «Енисей» рубрику «Литературное мастерство». Почему-то принято считать, что для музыканта или живописца мастерская необходима, а писателю достаточно вдохновения!
Конечно, когда встречаешь яркую прозу – душа радуется. Хотя общий в целом фон литературы за последние десятилетия просел по художественности. Но не из-за внезапной массовой бездарности, а из-за того, что будто сменились образцы, на которые равняются пишущие. Часто – это журналистский очерк. Или вообще переводной роман. Но очень много и хороших сочинителей. Ведь надо писать не только правдиво или справедливо, но ещё и художественно, чтобы те вещи, о которых ты пишешь, показать во всей жизненной силе. Очень часто писатели пишут скудно и сценарно.
– Ваша повесть «Тойота-креста» просто просится быть экранизированной. Как с этим обстоят дела?
– Не занимался этим вопросом. Совсем. Это очень сложное дело. Мечта, естественно, была сразу и остаётся. Хотя вообще снимать этот фильм надо было на пике праворукой эры. Были ещё мысли о фильме по рассказу «Замороженное время». Режиссёр Николай Петрович Бурляев даже свёл меня с одним великолепным кинооператором, который удивительным образом оказался связанным с Василием Вялковым – его жена возила ансамбль Вялковых в Индию. (Василий Вялков потрясающий народный певец, собиратель русского музыкального мира из Турочака, трагически погибший в печально известной вертолётной аварии в Кош-Агачском районе в 2009 году. – М.Тарковский). Но я не решился начать даже подготовку, потому что съёмки игрового фильма дело огромное и неподъёмное, и я выбрал работу над новыми книгами. А доверить кому-либо съёмки по своим произведениям – для меня совершенно неприемлемо. Опыт съёмок даже фильма «Счастливые люди» показал, что снимать надо единолично. Самому. А для этого необходимо лечь костьми. На фильм уйдёт года два, не меньше. Поэтому – пока есть книга «Полёт совы», возможно продолжение «Тойоты-кресты» и – поделюсь радостью – уже готова короткая повесть на 60 страниц – написанная от лица охотничьей собаки по кличке Серый. Называется «О чём скажет Солнышко». Надеюсь, на днях она появится на сайте газеты «День литературы».
– Какие ощущения у писателя, недавно ставшего отцом? Почему решили назвать сына Ермаком? По чьим стопам он пойдёт?
– По чьим стопам он пойдёт – одному Богу известно. А назвали Ермаком по целому узлу причин. Потому, что в 2014-м году побывали в Тобольске, и проехали мимо Вагая, и что всё время в дороге звучала песня Владимира Ворожко в исполнении Василия Вялкова «Лодочка». И то, что внука Василия Вялкова тоже зовут Ермаком. И то, что Ворожко с Вялковым создали целый музыкальный проект «Ермак». Ну и то, что... мы в Сибири живём.
Беседовал Юрий ТАТАРЕНКО
Источник: «Литературная Россия»
