В конце прошлого года в издательстве «Символик» увидела свет новая детская повесть Ольги Батлер — «Живой уголок»
Написанная замечательным языком, в лучших традициях «школьной» прозы 1970-80-х гг., эта история рассказывает о забавных, а порой и драматичных событиях, приключившихся с обитателями ничем не приметного городка Водокрещенска. О том, как появилась эта книжка, о детской и взрослой литературе, а также о жизни в России и в Англии (где автор книги живет примерно половину времени) мы беседуем с Ольгой БАТЛЕР.
– Ваша первая детская повесть «Тринкет» началась со сна. А как родился замысел повести «Живой уголок»?
– В «Тринкете» события начинаются и завершаются в Англии. Но я чувствовала, что мне нельзя писать об Англии, не написав что-нибудь и для России. Толчком для меня послужила история с первой публикацией повести «Тринкет» в сборнике победителей конкурса детской и юношеской литературы имени Алексея Толстого: в предисловии к этому сборнику я была представлена как «русскоязычная сказочница». Меня это покоробило, я ведь русская до мозга костей. И тогда я подумала: может быть, действительно написать что-то «русское», с русским сюжетом. Ну, и деревня Могутово в Наро-Фоминском районе, где у нас дача, тоже меня вдохновила (смеется).
– Но одного желания написать что-нибудь «русское», наверное, было недостаточно? Должен был откуда-то взяться сюжет, герои…
– Наверное, это сложилось помимо меня. Бывает, пробуешь – и не складывается. А здесь сложилось, к счастью.
РЕБЕНКУ НЕ НУЖНЫ ЭКСПЕРИМЕНТЫ
– Мне «Живой уголок» напомнил лучшие образцы «школьной прозы» 1960-70-х гг.
– Когда я работала над повестью, то думала: а что я сама любила читать ребенком? Что бы я хотела прочитать, если бы я была ребенком? Или если бы мой ребенок был еще школьником?
– И что же вы любили читать в детстве?
– Одну книгу я всегда вспоминаю отдельно. Совсем нетолстая такая книжица была в мягкой обложке, на которой нарисованы мальчик в деревянных башмаках и большой пёс. «Нелло и Патраш», одна из моих первых самостоятельно прочитанных серьёзных книжек… Очень грустная история про талантливого маленького сироту и его преданного друга, собаку по кличке Патраш. Никому не было до этих двоих дела, и они погибли, замерзнув в соборе в Рождественскую ночь. Я плакала каждый раз, перечитывая книжку, и долго была не в силах справиться со своим горем.
Лишь много лет спустя узнала, что это был адаптированный для детей пересказ романа англичанки Марии Луизы де ла Раме, писавшей под псевдонимом Уида. Роман назывался «Фландрийский пёс», он до сих пор популярен в мире, его сюжет воссоздан в нескольких фильмах и даже в аниме. Говорят, в России он так и не был полностью опубликован.
Правильно ли было предлагать такую историю семилетнему ребенку? Не знаю. Но я знаю точно, что подобные переживания, хотя и ранят детскую душу, всё же не калечат её…
В то время детские книги было нелегко достать, зато они были качественными в литературном плане. Среди моих любимых были «Незнайка на луне» Николая Носова, повесть «Динка прощается с детством» Валентины Осеевой. И многое другое, что все дети в советское время читали. Может, поэтому мне и захотелось, чтобы моя повесть напоминала советскую книжкую
Подобные переживания, хотя и ранят детскую душу, всё же не калечат её
– Вы рассматривали какую-то из тех, старых книг как образец?
— Даже не образец, а просто вдохновение брала оттуда.
– У героев «Живого уголка» есть прототипы в реальной жизни?
– Есть, и тоже из моего детства. Во-первых, у меня были хомяки. Я помню, мы поехали с папой на Птичий рынок и купили хомячиху, очень большую и толстую. Пока мы ее везли в метро, она родила еще четверых! Поэтому мы не довезли ее до дома (мы жили в то время на «Речном вокзале»), а поехали к дедушке на «Парк культуры» и на время оставили всех хомяков у него. Потом двух маленьких себе взяли (их звали Олечка и Леночка), а остальных раздали.
Во-вторых, животных очень любила моя подруга, мы с ней через это и познакомились. Она ухаживала за зверушками в «живом уголке» в нашем школьном кабинете биологии. Хотя, конечно, таких перипетий, как в книжке, у нас не было (смеется).
– Подругу звали Надя, как и вашу главную героиню?
– Нет, ее Ира зовут (смеется). В чем-то она действительно стала прообразом Нади Лесановой. Она совершенно другая, но у нее такая же доброта, такая же любовь к животным. Мы с ней дружим уже пятьдесят лет.
– А другие герои? Вова Афиногенов, Мальвина Подризова, бабушка Нади…
– Всё это тоже реальные люди.
– Итак, эта повесть – родом из вашего детства?
– Возможно, да. Хотя я попыталась ее осовременить: добавила в нее мобильники и так далее.
В современной литературе все ищут какие-то новаторские идеи, чтобы удивить ребенка, чем-то его поразить. Какой-то нетрадиционной формой, или необычными героями. Скажем, в одной повести героями оказались чемоданы… Многие, наверное, думают, если они про обычного ребенка возьмутся писать, то никого уже не заинтересуют. А мне кажется, это неправильно. Ребенку не нужно никаких экспериментов. Ему нужна традиция, классика. Просто что-то хорошее и качественное.
Ребенку не нужно никаких экспериментов. Ему нужна традиция, классика. Просто что-то хорошее и качественное.
Мой сын, например, в детстве обожал «Макдональдс», мог съесть шесть биг-маков подряд. Но это же не значит, что я должна была их ему покупать. С книжками бывает так же: «Ой, деткам так нравится!» А посмотришь – явно что-то некачественное. То, что ребенку это нравится, ничего не значит, он еще просто ничего не понимает, его надо воспитывать! А не кривляться перед ним, не «интересничать». Нельзя идти на рискованные эксперименты только ради того, чтобы удержать его внимание. Ты принесешь жертву намного бóльшую.
ЛЕТО НА ЧЕРДАКЕ
– Когда вы писали «Живой уголок», то как представляли себе читателя?
– Никогда не задавала себе такого вопроса… Пожалуй, я не вижу своего читателя. Люблю его, но не вижу.
– Мне показалось, что в первую очередь повесть обращена к девочкам. Просто потому, что главные персонажи девочки.
– Да, я тоже так думаю.
– Как же происходила работа над повестью?
– В деревне, на даче. Если «Тринкета» я писала, сидя с подушкой на полу около камина, то «Живой уголок» – на чердаке. Писала всё лето.
– Кто-то вам помогал? Хотя бы советами?
– Помогла Ирина Репьёва, с которой я очень тесно общалась еще во время работы над «Тринкетом». Она занималась конкурсом детской литературы, который организовывала Молодежная палата, искала хорошие книжки. И она сказала мне: «Сюжетная линия с этими твоими нехорошими Подризовыми оборвана. На протяжении повести они остаются плохими людьми, а в конце вдруг меняются. Непонятно, что случилось, хочется объяснений». И я объяснила, вставила главу про золотые искорки и про решение главы семейства Подризовых потратить деньги, отложенные на мотоцикл, на хорошее дело.
Потом я получила рецензию от Молодежной палаты. По-моему, им всё понравилось, кроме слов Мальвины: «Я бы застрелилась, если бы мне пришлось носить такие джинсы». Что ж, я в таких случаях только благодарна за подсказки, поэтому без сомнений убрала тот фрагмент.
Она сказала мне: «Сюжетная линия с этими твоими Подризовыми оборвана. На протяжении повести они остаются плохими людьми, а в конце вдруг меняются. Непонятно, что случилось, хочется объяснений»
И еще мне помогла редактор Наталья Иртенина. Мне казалось, что с текстом уже всё нормально, он столько раз вычитан, но она «выловила» немало всякого разного. А ещё у меня там было слово «тормохá». Бабушка, которая растила меня до девяти лет, часто говорила мне: «Какая же ты тормохá!» Очень ёмкое и точное определение, но, оказывается, в словаре этого слова нет. Пришлось заменить его на более спокойное – «неловкая».
И ещё в конце моей повести была глава о том, как ухаживать за животными. Я кое-что собрала для этой главы, но потом решила, что это лишнее. Все-таки это сказка.
Бабушка, которая растила меня до девяти лет, часто говорила мне: «Какая же ты тормохá!» Очень ёмкое и точное определение, но, оказывается, в словаре этого слова нет. Пришлось заменить его в повести на более спокойное – «неловкая»
– И в результате на свет появилось такое замечательное издание.
– Это был долгий путь, как и с другими моими книгами. Но, если уж повесть выбралась в финалисты конкурса «Необычайные приключения» (проводился в 2016-2017 гг. издательством «Символик» совместно с Международным творческим объединением детских авторов. – Прим. ред.) – значит, это не просто графоманство какое-то; не то, что в Англии называется vanity publishing (смеется).
Художница Екатерина Милославская, которая рисовала иллюстрации, написала мне, получив свои экземпляры «Живого уголка»: «Как приятно держать эти книжки в руках! Ура!» Хороший подарок, говорит, к Новому году для ребенка.
Надеюсь, теперь уж никто больше не посмеет назвать меня «русскоязычной сказочницей» (смеется).
– Иллюстрации к книжке чудесные, и о них стоит сказать отдельно.
– И иллюстрации чудесные, и сама иллюстратор. Её стиль идеально подошел для моей книжки. Поищите в интернете другие работы Екатерины, вы буквально засмотритесь на них. Так рисовать зверей может только человек, который их любит, жалеет и понимает.
Я считаю Екатерину своим соавтором, потому что она не только придала плоть и кровь моим персонажам, она добавила к моей сказке свою собственную. Придуманный ею форзац с картой путешествий хомяка, якобы нарисованной самим Авоськиным, – разве это не отдельное приключение внутри большой истории?
Конечно, до встречи с художником у меня были в голове и образы героев, и сценки, но – весьма туманные и фрагментарные, как это случается у писателей. А иллюстратору надо ведь всё это логично изобразить, потому что даже в сказке нужна правда.
Надеюсь, никто больше не посмеет назвать меня «русскоязычной сказочницей»
Например, дракон Хомяпоп Ужасный – слипшиеся вместе пластилиновые фигурки попугая, ужихи и хомяка. Или летающий в небе хомяк. Легко было писателю написать… Позже я поняла, какие непростые загадки загадала художнику.
Я тут на днях написала Екатерине, что собираюсь говорить о «Живом уголке» в нескольких интервью и что наверняка будут вопросы об иллюстраторе. Она ответила: «Скажите, что я серый питерский гном-интроверт на самом деле». Я никогда не встречалась с Катей, но благодаря интернету знаю, что она – настоящая красавица, что у нее оба родителя – тоже художники, и что она – автор необыкновенных анимационных фильмов.
ИСТОРИИ С ХОРОШИМ КОНЦОМ
– В прошлом году вы не только выпустили новую детскую повесть, но и стали победителем конкурса современной новеллы «СерНа». Как это произошло?
– Случайно. У меня есть рассказы и для взрослого читателя, и я хотела где-то их опубликовать. (Хотя многие уже были напечатаны в журналах «Урал», «Уральский следопыт», в сборнике фантастики «Аэлита».) И тут в моей жизни появился конкурс «СерНа», где мои «Асгарэль» и «Милорд» неожиданно победили.
Организаторы «СерНы» заранее отбирают 32 новеллы, после этого сам конкурс длится полгода. Там восемь судей, несколько этапов. Один судья меня невзлюбил, раскритиковал оба моих рассказа; сказал, что они не о том, что надо писать про Юрия Гагарина (улыбается). Но, мне кажется, во всем есть какая-то своя история, правда? Тот опыт на «СерНе» мне дорог еще и потому, что я стала первой женщиной, победившей за шестилетнюю историю конкурса. Можно сказать, поломала их крепкую мужскую традицию…
Все мои рассказы и повести – это истории реальных людей. В действительности многое происходило достаточно трагично. Тот же «Асгарэль», например, – это история про мою двоюродную бабушку Нюшу, которая всю жизнь всем помогала – и вот пожалуйста: закончила дни в доме престарелых, плакала там каждый день. В реальности всё было ужасно, но я сочинила сказку с оптимистичным концом.
Я стала первой женщиной, победившей за шестилетнюю историю конкурса. Можно сказать, поломала их крепкую мужскую традицию…
Когда меня уже наградили, я обнаружила, что организатор конкурса взяла еще одну мою повесть – «Золотой желудь» и поставила в свой литературный интернет-журнал. Я не считала эту повесть хорошей, но, значит, не так всё плохо в ней (улыбается).
Это повесть о двух подругах, которая разворачивается в двух временных перспективах – до войны и после. Одна из подруг предала другую, донесла на нее, потому что та сказала что-то нехорошее про Сталина. Подруга погибла в лагерях. А после войны к женщине, совершившей это предательство, приходит девушка, представляется внучкой этой погибшей подруги. Но до конца повести остаются сомнения, кто это – реальная девушка, приехавшая из провинции, или видение, та самая подруга. В конце концов героиня повести – до этого весьма успешная и самодовольная бабуля – горько раскаивается в сделанном. Тем более, что за её грехи платит любимый внук… В общем, это как «Тринкет», только для взрослых (смеется).
– Какие влияния вы испытываете как писатель? Что вас вдохновляет работать?
– Скажем, на «Золотой желудь» меня вдохновила одна английская новелла, пока не переведенная на русский язык. Она состоит из обрывков дневника одной женщины, которая исчезла. И у меня в повесть тоже вставлены обрывки дневника девочки, которая потом вырастает и оказывается в лагере… Читаешь обрывок – и додумываешь остальное.
Еще вдохновляет музыка. Например, рассказ «Милорд», победивший на конкурсе «СерНа», я писала под песню Эдит Пиаф. И сразу всё легло на свое место. Удивительно…
– А если говорить про литературные влияния? Что вы любите читать?
– В первую очередь классику, конечно. Очень люблю Ахматову. Не только ее стихи, но и прозу, которую она оставила. И воспоминания о ней.
Лев Толстой, конечно. У моей мамы плохое зрение, всё лето на даче она слушала Толстого. Смотрю – грустная сидит. Спрашиваю, что случилось. Оказывается, Петю Ростова убили. А я и сама сюжет уже плохо помню. Стала с ней слушать – потрясающе!
Очень люблю Ахматову. Не только ее стихи, но и прозу, которую она оставила. И воспоминания о ней
Очень люблю читать мемуары, автобиографии; смотреть, как человек свой путь проходит. Последний, о ком читала, – актер Майкл Кейн, искренняя и полная юмора книга у него получилась.
НЕ ХОЧУ ПИСАТЬ «ЗАМЕТКИ ТУРИСТА»
– На сайте «Символик» опубликованы несколько ваших эссе в жанре «путевых заметок». Что в путешествиях для вас самое интересное?
– Природа. Мы часто ездим на Мадейру, и, на мой взгляд, это ближайшее к раю место. Серьезно! Чего стоят одни только левады – рукотворные каналы, по которым вода течет с горных вершин, орошая остров! Есть прогулки разной сложности вдоль этих левад; туристы сами выбирают, хотят ли они карабкаться в гору или идти по самому простому ровному пути. Кругом цветы! Вообще, Мадейра – очень цветущий остров. А, когда ты поднимаешься на гору и смотришь оттуда на океан, то кажется, что корабли где-то в небе висят. И видно, что земля – круглая.
– А обитатели Мадейры? Отличаются они от жителей материковых государств?
– Люди на Мадейре очень доброжелательные, спокойные и традиционные. Даже молодежь привержена традициям. У них тоже есть какие-то ночные клубы и тусовки, но на первом месте стоят семейные традиции. Семья, религиозные праздники – всё это очень значимо. Примерно то же самое на Мальте, но там нас несколько раз все-таки пытались обмануть. А на Мадейре такого с нами не случалось ни разу!
Когда люди рассказывают, вернувшись с каникул, в какие рестораны они ходили и что там ели, – это, конечно, очень узкий взгляд. И он не зависит от национальности туристов. Но всегда интересно наблюдать за конкретной нацией на отдыхе. Скажем, англичане предпочитают сидеть вокруг бассейна, даже когда в нескольких десятках метров от них плещется прекрасное море. Если кто-то плавает в этом море, то это, скорее всего, или русские туристы, или местные жители.
– Не возникало мысли сложить из впечатлений книжку – так же, как в свое время вы выпустили книжку об Англии?
– Это будут «заметки туриста», а я не хочу писать поверхностно. Я даже из-за своего сборника об Англии, которую хорошо знаю много лет, знаете, сколько критики получила? Во-первых, книжка не понравилась либералам: по их мнению, я там вру про либеральные ценности. Пишу, что у англичан они не работают, что многие англичане их не воспринимают. Во-вторых, другим читателям не понравилось, что я написала очерки про великих людей и знаменитостей. Битломанов рассердило, как я про «Битлз» написала; интересующиеся королевской семьей решили, что я зря полезла в королевские дела.
С другой стороны, я же писала всё это для газеты, весь сборник состоит из газетных статей. Редакции были интересны определенные темы. Может быть, если бы я составляла эту книгу сегодня, я бы скомпоновала ее иначе.
С другой стороны – наверное, это нормально, когда много и отзывов, и критики.
– А из последних впечатлений от поездок что вас особенно тронуло?
– В сентябре мы ехали с дачи в Лондон на машине, и было очень интересно смотреть и сравнивать. Мы проехали Прибалтику, Польшу, Германию, два дня провели в Чехии. Во Франции я открыла для себя городок Шенген, на границе с Германией. Не знала, что вообще есть такой город! Сам маленький, но на заправках очереди: немцы приезжают заправляться более дешевым французским бензином. Пока мы искали банкомат, нам четыре раза приходили эсэмэски о въезде в другую страну – мы четыре раза пересекли государственную границу! Побывали в Люксембурге, во Франции, в Германии, по-моему, даже в Бельгию попали. А банкомат так и не нашли (смеется).
И всю дорогу (мы специально ехали через европейские деревни и маленькие города) – дома и домики, деревянные и кирпичные, пасущиеся на лугах коровы и козы. Всё почти как у нас. Единственное, чего в деревенской Европе я не увидела, – это металлических заборов.
Пока мы искали банкомат, четыре раза пересекли государственную границу! Побывали в Люксембурге, во Франции, в Германии, по-моему, даже в Бельгию попали. А банкомат так и не нашли
ВО МНЕ ПРОСНУЛИСЬ ЖУРНАЛИСТСКИЕ НАВЫКИ
– Вы работали журналистом. А сейчас следите за событиями в мире?
–Так случилось, к несчастью, что последние полтора года меня остро интересует мусорная тема. Или, если говорить правильным языком, проблема бытовых отходов. Особенно это касается сжигания мусора. Рядом с нашей деревней вырубили лес, чтобы построить огромный мусоросжигательный завод. Инвестор завода называет процесс мусоросжигания переработкой отходов и уверяет, что в цивилизованных странах все довольны соседством с МСЗ. Но ученые и экологи говорят, что мусоросжигание – это совсем не переработка, а уничтожение ценных материалов, из которых можно извлечь пользу, если их действительно рассортировать и переработать.
Ты быстро углубляешься в проблему и узнаёшь, что во всем мире (и в той же Британии) люди активно выступают против мусоросжигания и ищут альтернативы ему. Одновременно узнаёшь о возможных выбросах от этих МСЗ и о том, что спасающие от них заводские фильтры стоят огромных денег. Фильтры надо регулярно менять… Завод – в частных руках…
В тех районах, где намечено строительство таких заводов, люди беспокоятся о своем здоровье, о своих детях. Вот и я стала одной из них. Вообще, я не могу назвать себя «человеком с активной гражданской позицией», но – видите, как получилось. Все, кто поневоле оказались в теме, вдруг стали активными.
– Если сравнивать телевизионные передачи, темы разговоров за столом, в общественных местах – насколько разные интересы у нас и англичан?
– Телевизионные шоу, которые идут у нас по главным каналам, – это очень низкий уровень. Я имею в виду, например, передачи Андрея Малахова. У британцев есть подобное – Jeremy Kyle Show, но все-таки у них оно выходит не в прайм-тайм и не на государственном телеканале. На том шоу идут в ход самые низкие приемы, людей пытаются столкнуть друг с другом, самые нехорошие эмоции у них вызвать. Доходит до драк в эфире.
А что касается тем, для англичан сейчас самое главное и больное – это Brexit, выход Британии из Евросоюза. Он расколол общество: половина была за то, чтобы остаться с Европой, другая половина – категорически против. Все недовольны премьер-министром и правительством, но по разным причинам. Одни считают, что Тереза Мэй слишком медленно проводит политику разделения с Европой, идет на поводу у [канцлера ФРГ Ангелы] Меркель и других европейских лидеров. Другие говорят, что, наоборот, она тащит страну в пропасть.
Это тоже кризис своего рода, хотя экономически дела в Англии идут неплохо.
Вообще, англичане как островитяне больше всего интересуются своими внутренними делами, тем, что непосредственно их затрагивает. Россия в последнее время как-то отошла для них на задний план.
– А события на Украине их не интересуют?
– Нет, что вы. Пока Украина не побеспокоит их лично, она и не будет их интересовать. Это только мы интересуемся.
НЕКОТОРЫЕ НАЗЫВАЮТ ЭТО «КЛЮНУТЬ» ДРУГ ДРУГА
– Вам сейчас где комфортнее – в России или в Англии?
– Здесь, конечно.
– Потому, что родина?
– Родные люди, родной язык. По-английски я, как бы ни старалась, всё равно с акцентом говорю.
– А ваш муж как ощущает себя в России? Он же англичанин.
– Он не говорит по-русски, поэтому не всегда чувствует себя в своей тарелке. Но он хорошо ориентируется. В Наро-Фоминске, например, сразу нашел лучшую пекарню. Местные его уже знают, особенно – продавцы стройматериалов и инструментов для работящих дачников (улыбается). И он, и я немало труда за эти годы вложили в наш кусок подмосковной земли, многое создали своими руками.
– А вообще много отличий между русскими и англичанами?
– О, миллион! (смеется) Вам как ответить – по-доброму или по-вредному?
– По-честному.
– Я уверена, что люди везде одинаковы. Плохие и хорошие есть в любой стране… Могу поделиться бытовыми наблюдениями. Англичане очень любят при встрече и прощании целоваться. Руки пожимать – это нет, разве что при знакомстве. Но когда встречаешься – обязательно надо поцеловаться, какого бы вы ни были третьесортного знакомства. Даже если не любишь человека, всё равно целуешься, поэтому некоторые дамы называют это – «клюнуть» друг друга.
Помню, мы были в одной компании, и я чувствовала, что одной из женщин чем-то не нравлюсь: она со мной не разговаривала, отворачивалась. А, когда мы уже уходили, – вдруг она ко мне тянется. Я думаю: Боже, чего она от меня хочет? А она, оказывается, хотела меня расцеловать! (смеется) Я еще подумала: какие поцелуи, когда мы с ней даже словом не обмолвились.
Если ты не написал открытку на день рождения, а тем более – на Рождество, или по случаю рождения ребенка, или даже по случаю развода, то считается, что ты человека вычеркнул из своей жизни, проигнорировал, обидел
Англичане очень любят открытки. По любым поводам. Если ты не написал открытку на день рождения, а тем более – на Рождество, или по случаю рождения ребенка, или даже по случаю развода, то считается, что ты человека вычеркнул из своей жизни, проигнорировал, обидел. Открыточные магазины – огромные, в них множество отделов, и там есть открытки на любой случай. Открытки к помолвке, открытки «бойфренду твоей мамы», «любимой мачехе» и т.д. Включая самые нетривиальные, например: «Вместе с тобой я скорблю о смерти твоей любимой собаки».
– Видимо, это такая традиционная для Англии форма общения? Может, оно и неплохо?
– Это знак – знак внимания, благодарности, любви, дружбы, сочувствия, чего угодно. Насчет полноценного общения сомневаюсь. Ты раскрываешь эту открытку – а там уже готовый текст. Остается только дописать, например: «Моему дорогому мужу. Присоединяюсь к написанному, люблю, целую, твоя верная жена». А всё остальное за тебя уже кто-то написал. Сначала это меня просто выбивало из колеи. Помню, я как-то не купила своему мужу открытку, просто отдала подарок и поздравила на словах. Одна наша знакомая была шокирована: «Как, ты ему не написала открытку?!».
– Чем еще англичане от нас отличаются?
– Мы в целом более образованные и любознательные. Советская эпоха, как ее ни ругай, все-таки дала простым людям образование. А у них осталось разделение на классы. Конечно, в Англии есть свои нувориши – успешные футболисты и т.д., но на них смотрят свысока. Пусть даже он купил себе поместье за миллионы, в глазах «высшего общества» он – всего лишь футболист с плохим вкусом. И соседей-аристократов он раздражает. Английское общество до сих пор поделено на своеобразные касты: рабочий класс, средний класс, высший класс. Некоторые хотят казаться чуть выше по положению, чем есть в действительности. Обеспеченные люди из рабочей среды хотят казаться представителями middle class и т.д.
В Англии есть свои нувориши – успешные футболисты и т.д., но на них смотрят свысока. Пусть даже он купил себе поместье за миллионы, в глазах «высшего общества» он – всего лишь футболист с плохим вкусом. И соседей-аристократов он раздражает
Таких людей в Англии называют social climbers: они как бы «карабкаются» вверх по социальной лестнице, претендуют на повышение статуса. Но англичанина всегда выдает его речь. Если ты ходил в университет, вырос в семье, где говорят правильно, – это сразу видно (точнее, слышно). Если ты из простой среды – это выдает твой акцент. У англичан очень тонкий слух, они слышат нюансы, которые мы никогда не различим. Для этого нужно быть англичанином.
У нас все говорят более или менее одинаково. А в Англии, даже когда переезжаешь из одного графства в другое, – сразу другой акцент. Я не понимаю, откуда это берется; и высоких гор вроде нет, и телепередачи одни и те же.
В последнее время, правда, стало немодно говорить на хорошем, «королевском» английском. Выпускники университетов даже специально пытаются говорить простонародно, хитрят, чтобы как-то себя к «массам» приблизить. Тут даже не поймешь, что лучше…
– Людям, которые уезжают из России в Англию, удается обрести там новую родину?
– Если говорить о нормальных людях, а не о богачах с деньгами из России, то вообще, для англичан мы все – «восточные европейцы». И это слово произносится с определенным выражением лица. Это касается и поляков, и прибалтов, и русских. И, как ни крути, мы здесь становимся ближе друг к другу. Помню, как на праздновании дня рождения моей подруги за столом сидели русские, молдаване, украинцы, поляки, белорусы, латыши. И прекрасно так сидели, расходиться не хотели. Большинство этих молодых ребят переехали в Англию сравнительно недавно, результаты им пока рановато подводить.
У нас есть знакомые из Прибалтики. Она наполовину украинка, он латыш. Она учится, он работает. Домашний язык у обоих – русский (и это неудивительно. Что меня всегда поражало в Латвии – нигде ни одной надписи по-русски, но при этом люди вокруг говорят на чистейшем московском русском). Их дочки ходят в обычную английскую школу, но дома родители старательно учат своих девочек чтению и письму на русском языке. Я уже подарила им своего «Тринкета», понравился. Теперь вот «Живой уголок» собираюсь отвезти. Надеюсь, тоже прочитают – сначала взрослые, а потом и дети.
Символик
