Дыхание Господне осеняет лишь то, что вне него не может и не хочет существовать. Всё на земле и живое, и трепетное, полное и неги, и ожидания жаждет открыться чуду, и поэзия – в первую очередь.
Стихотворения Инессы Иванцовой не говорят о мире горнем и неведомом напрямую, но предчувствуют и пред-знают его как ни с чем не сравнимую гармонию. Русский язык в них поставлен к великому служению блаженству и земному, и небесному.
Вчитайтесь в эту подборку, и скоро обнаружите, что многодетная мать и милая женщина, отданная судьбой постоянным хлопотам, и мыслит, и чувствует так высоко, как только и должна от самой природы: мир приходит к ней улыбчивым только потому, что улыбчива изначально сама она. Обязательство ежедневного счастья даётся поэту легко, как тихая песня – так вот, почему эти стихотворения дышат свободой и волей, и вот почему в них никто не скован колодками необходимости, и дышится, как ранней осенью, спокойно, радостно и привольно.
Мы утеряли дар нестяжённого дыхания, потому что позволили рутине поработить свои и разум, и чувства, однако среди нас – поразительно! – отыскиваются поэты, не утратившие способность наслаждаться манной, так и текущей с высот прямо на нас.
Таинственные нити, связывающие их с ней, ощутимы, явны: с ними Создатель разговор продолжит, а с теми, кто каждую минуту мучится и скрипит зубами, станет ли Он когда-нибудь говорить? С каждым – на его языке, вероятно… С Инессой Иванцовой – исключительно на её наречии солнечных зайчиков и весенних бликов. И о чём бы ни была эта поэзия, получается она – «о Тебе». Может быть, о Первоначале
Сергей Арутюнов
НЕПОЛУЧАЮЩЕЕСЯ О…
Сейчас бы писала о странных невыдуманных вещах.
О том, как внутри бьются гении - добрый и злой, да пока ничья.
О том, как нелепо, когда королева снисходит до палача -
Палач сносит голову, а король приживляет ее к плечам.
Рассказывала бы о том, как немеет строфа остыв,
Как в оттепель хочется снега, в жару – проливных, в феврале – весны.
О том, что не делится истина на полумесяцы и кресты.
О том, как молчание тягостно, если слова тесны.
О каждом. Земные и тленные – все ради неба, все неба для.
О страшном. Когда несгибаема воля, крепка петля -
Ни знать, ни предвидеть и… пух белой памятью зреет на тополях.
Так пусть будет пухом, а мне же твердыней пока земля.
О вечном и временном, элементарном да непростом -
Как зрелость ложится в ладони отжившим сухим листом,
Как пахнет младенец невинностью, счастьем всецелым и молоком,
Как дышится после прошедшей грозы и любви легко.
О той, что ничья, что сама по себе, и то тень, то свет,
Что заповедь Божью посмеет нарушить, но не этикет.
О том, как задумчив Памир, величав Кавказ, молчалив Тибет
Сейчас бы писала,
Да все получается
о ТЕБЕ…
POSTSCRIPT...
Мой карандаш не остр и не острит,
Ни пусто, ни мучительно от этого.
Оставлю недописанным постскрипт...
К чертям письмо! Поэтам - блажь поэтову.
Прощай, строфы изящный перезвон,
Игра в слова божественно прекрасная
(Dracunculus, тархун и эстрагон -
Одно, а как звучит оно по-разному!)
Как справедлива эта тишина -
Ни строчкой не обмолвиться об осени.
Не то чтобы я красок лишена,
Напротив - слишком ярко, с лишком сбросили
Деревья мне под ноги свою медь -
Гуляй, шурши, строчи, покуда строчится.
Но как сейчас мне важно не суметь
Сказать всё то, о чём сказать так хочется.
ЦИКЛ «ОЖИДАНИЕ»
MILKY WAY
Откуда-то сверху, из массы плотного бытия
Возникает ветер.
Колдуют ночные волшебники - ты и я,
И приходят дети.
Являются светом, криком из темноты,
Ароматом млечным.
И вяжут земные волшебники - я и ты,
Узелки всё крепче
Из свежести утр, бессонных ливней, цветов и книг
И, конечно, сказок.
Покуда ты в эти сказки по сердце вник -
Ты волшебник! Разом
Тебе вдруг доступны как крохотные миры,
Так и великаньи,
И правила ныне известны большой игры,
И прозрачны знания
О невероятном, о главном и о смешном,
Всё легко и просто.
Такое вот, друг мой, обычное волшебство -
Молоко и звёзды.
ЯБЛОЧНОЕ
Идти по мокрым яблокам, месить
Ранеточные маленькие души,
И как Вивальди эту осень слушать,
Как с Пушкиным с ней тихо говорить.
Как прошлая оставила рубец,
Так нынешняя, лёгкая, лелеет...
По кисло-сладким яблочным аллеям
Идти - ни швец, ни жнец, а лишь игрец
На дивной дудке. Только посмотри,
Послушай, как подыгрывает осень!
От листьев к листьям трубы переносит
И раздувает в лужах пузыри.
Пока воспето золото, пока
Рябины с виноградом брызжут алым,
Мы счастливо довольствуемся малым
И благодарно смотрим в облака.
Но вот предзимье сумраком пахнёт...
Ты не спеши размякнуть вслед за всеми,
Мои, сейчас уставшие, колени
И грудь - прожилки, молоко и мёд -
Вдохни... А небо пусть в себе несёт
Благую воду, блажь стихотворений,
И аромат доживших до варенья,
И душ уснувших уксусный полёт.
ЛОВЦЫ СНОВ
Небо накрыло шар темно-синей полостью,
Остывают крыши.
Сколько во мне тебя? Целиком и полностью.
Или даже свыше.
Рыбки над головой в лунном свете плавают,
Чешуя мерцает.
Вот и пристали мы к этой тихой гавани,
Здесь висят ловцами
Наших далёких снов паутинки белые,
Молоко налито
В чай из медовых трав, по рецепту верному -
Круг Луны на литр.
Маленькой буквой «г» свои шеи длинные
Выгибают цапли,
Строфы насквозь водой дождевой пропитаны
И висят как капли
С новой судьбой внутри и красивым именем,
Слышишь - бьётся имя
Веточкой декабря, снегирями зимними -
Это нам отныне
Втрое богаче быть, быть втройне счастливее,
И мудрей, и краше!
Сколько во мне тебя? На ладони линия.
А быть может дальше.
12 A.M.
В этой полуночи столько всего замешано:
Стрекот сверчковый, острый ревнивый месяц,
Чёрное небо в сиренево-синих проплешинах,
Тусклый фонарь косой, неуравновешенный,
Бал статуэток, молчание книжных лестниц,
И этот ветер, слишком соленый для здешнего…
Может Эгейским, может Балтийским присланный,
Может солёность мне сейчас просто мнится
(Что объяснимо. Вчера вот хотелось кислого).
Сверху Отелло наточенный смотрит пристально,
Катится шар – волшебная колесница.
Звёздами всё до этих стихов написано –
4 A.M.
Неба листай чистовик да себе присваивай.
Утро баюкает, сизая полудрёма:
Вот Маяковский строку забивает сваями,
Вот пролетает Серёжа Есенин стаями,
Город знакомый, и вроде бы незнакомый -
Мягкий и облачный, будто из шерсти сваленный.
5 A.M.
Серп затупившийся править остаться силится,
В розовой дымке гаснет Кассиопея,
Меркнут стихи и поэты, омеги, ижицы,
Круг золотой выпекает небесная блинница,
Масляной кистью мой нежный живот лелея.
Нечто прекрасное и бесконечное близится.
***
Звездная гавань, пенная млечность,
Запах вина, маслин,
И олеандра... Синяяя вечность -
Так тебя пел Муслим!
Так, наблюдая стаю марлинов
В волнах строки своей,
Соль разбавляя сладким Беллини
Пил тебя Хемингуэй.
Так танцевал тебя грек Зорба -
Берег хранит тот след,
Так Александр Грин зорко
Вглядываясь в рассвет
Парус из алых кроил полотен
И создавал Ассоль -
Плоть от твоей неземной плоти,
Солнце твоё и соль.
Кистью взбивая пену на гребне
Так Айвазовский знал -
Будет десятый или последним
Станет девятый вал -
Золотогривый, коснувшись тучи,
Рухнет, и туча с ним.
О моё море, море, не мучай!
(Как же поёт Муслим!)
Плач по тебе подмосковных чаек,
Пепельных ливней плач...
Море, вот в этой моей печали
Дай о тебе смолчать.
ПОГОВОРИ
Придёт ноябрь, опять своё замутит месиво,
Размажет жижу.
Поговори, мой друг, со мною о поэзии,
И станем ближе.
Я желтой осенью, ты знаешь, вижу далее
И чутче слышу.
Поговорим о траги-лириках детальнее,
О Боре Рыжем -
Печаль печатью во всю щёку. О Есенине -
Рожь золотая.
Стихи - они в любой сезон чуть-чуть осенние,
Как птичьи стаи.
К чему залётные - к погибели, к познанию?
Со дна ли, свыше?
Я так почувствовать хочу твоё дыхание
Когда ты пишешь.
Возьмём на вынос круассан и тест Ахматовой -
Чай или кофе,
Понаблюдаем, как слетаются пернатые
На наши крохи.
И дальше... Анна говорила - все делимые
На «кот/собака»,
Ты почитаешь Мандельштама (из любимого),
Я - Пастернака.
Смотри, ещё не потеряла осень поздняя
Окрас тахинный.
Гремят стихи! Да мы и сами в этой осени
Весьма стихийны.
Давай пройдём с тобой по солнечному лезвию,
А может выше.
Поговори, мой друг, со мною о поэзии,
Поговори же...
СЛОВА МОИ
Слова мои - бессонница ли, сон мой,
Являющийся в праведную ночь...
Звучите, невесомые, весомо,
А если всуе - прочь, идите прочь.
Мне, взятой в плен, в наложницы ли, в жёны,
То ряженой, то суженой подстать,
Не дайте ни доступной, ни чужою,
Для каждого внимающего стать.
Мне, вами беззастенчиво раздетой,
И вами скрытой в тонкий перифраз,
Позвольте быть не до конца поэтом,
Но вслух читать, не опуская глаз.
Ни в бронзе и ни в надписи наскальной
Пусть не увековечите меня,
Но встаньте в строй, когда меня не станет,
Эпиграфом к последующим дням.
Слова, держите в памяти, толкуя:
Вы - зерна золотые, вы - елей.
Я цену вам назначила такую,
Чтоб не было молчание ценней.
В простом карандаше летите ныне,
Крылом касаясь белых стен едва.
И будучи заведомо простыми,
Не станьте простоватыми, Слова.
ДВЕРЬ (Мело, мело по всей Москве...)
Мело, мело по всей Москве,
Москва немела.
Зима очерчивала дверь
Холодным мелом.
И заметала бледный след,
Ведущий в келью,
И нас, которых больше нет
За этой дверью.
И опечатывала свет,
Мерцавший тускло,
И закружившее, как снег,
Святое чувство.
На узких окнах - кисея,
Подхват из крепа,
В обычной комнате, в себя
Вмещавшей небо.
Летели вихрем хлопья так,
(И мы летели...)
Что вспоминался Пастернак
С его метелью,
Что забывалось, всё, что до
И всё, что после...
Трусило небо решето,
Скрывая звёзды.
О, как же маятник стучал
Остервенело!
Но Пастернакова свеча
Всю ночь горела.
Стекло, стекло по всей Москве -
Заледенело.
А я ещё раз в эту дверь...
Войти хотела.
ТАЙНОЕ
Всё явное оставить тайным, здесь,
В кольце Садовом, в белом переулке.
Москва - стеклянный шарик, небо - взвесь,
И мы - фигурки в маленькой шкатулке -
Стоим под бледным светом фонаря,
Очерченные золотистым кругом,
В столичном эпицентре декабря,
И смотрим слишком долго друг на друга.
И вроде надо отвести глаза,
Зажмуриться как будто бы от ветра,
И, оступившись, сделать шаг назад
На десять незаметных сантиметров.
Воспользоваться кроткой тишиной
И голосом уверенным и ровным
Сказать, что поздно, что пора домой,
И раствориться в сумраке лиловом.
Садовая-Каретная река...
Поймать такси и скрыться в сизой дымке...
Но как же горяча твоя рука,
Что смахивает трепетно снежинки,
Садящиеся мне на воротник.
Укутать нос в объемный шарф, но вместо
Тянусь к тебе щекой... Как он возник,
Негромкий вальс, что слышен повсеместно?
И отчего так этот холод люб?
И подмигнул фонарь... Он, верно, в курсе,
Что ты целуешь в уголочек губ,
Как будто бы случайно
промахнулся.
ЛИМОННОЕ
Уйдёт за лес с вороньей стаей
Ноябрь,
Корабль белый скоро встанет
На якорь.
Ночник, вода, кружок лимона -
Сова.
Летят на свет, берут измором
Слова.
Я, как и ты, ловлю их ловким
Лассо,
Луна глядит, как одноокий
Масон.
Иди по краю моей красной
Строки -
Прозрачны грани и опасно
Тонки.
Плыви ко дну, где рифы-рифмы
Остры,
И сам почувствуй кислый привкус
Воды.
На зов лети, туда, где кружит
Мой сон
Над ноябрём, в который выжат
Лимон,
Туда, где соком ночь стекает
С листов.
Я буду нежной,
не оставлю
следов.
POSTAPOCALIPTIC
Когда приоткроется медленно медный таз,
И пепельный снег с тишиною пойдут на убыль,
Прохладное солнце заглянет украдкой внутрь,
Лучами сквозь толщу морей проникая в нас -
Простейших, продрогших, прождавших несчётно лет.
Сойдут миллионы слоев чешуи и шерсти,
И тонны снегов, пока страх роковых отверстий
В нас генная память сотрёт, и мы выйдем в свет,
Где день золотист и как липовый мёд тягуч,
И воздух, землёй выдыхаемый, чист и девствен,
Где реки впадают в небо, а небо в детство -
Лошадок и ёжиков лепит из манных куч.
Там сахарны росы, пышны и уютны мхи,
Живая вода амальгамой сверкает в лужах,
И звёздами смотрят погибших столетий души,
И добрых людей сочиняют себе стихи.
