---

Стихи Олега Будина являют чудо обретения мудрости человеком, прошедшим перекрёстки испытаний. Этот период умудрения невозможен без честного отношения к самому себе, что так явственно отображено в его стихах. Стремление к гармонии, нравственному совершенству вызывает у Будина чувство сопротивления злу, это противостояние словом не оставляет автора ни на минуту, оно пробуждает в нём душевное и духовное беспокойство за всё, что его окружает. Философские вопросы, рождённые жизненным беспокойством, он разрешает при помощи духовного опыта, становящегося слышным в его стихах.

Александр ОРЛОВ




***

Церковный треск святых свечей,
Земных свечей из плоти воска.
Нет волшебства ни у врачей,
Ни у икон – все очень просто.
Не победит святой оплот
Мою земную паранойю:
Иссякла жизнь, уходит плоть –
Земное просится в земное.
И не к душе, и не к лицу
Воспеть прилюдно аллилуйю –
Не скажешь ничего отцу
Своим прощальным поцелуем.
За гробом покаянья нет,
Как нет в могильном грунте света:
Исход один, и в нем ответ,
Который там за гробом где-то.
Слезами горю не помочь –
Стенайте, плачьте, голосите…
А мне бы силы… Превозмочь,
Перестрадать, пере… простите.

***


Здравствуй, папа… Вот мы и свиделись.
В первый раз. Ничего, что во сне.
Ты все в том же последнем свитере,
И на улице все еще снег.
Все на свете за этой комнатой
Замело, залегло, затекло –
И над миром скорбящий колокол
Безголосо звучит за стеклом.
Тени прошлого, тени утлые
Между книжных нетронутых ниш –
Здравствуй, папа… Нет, я не путаю,
Если в кресле ты рядом сидишь.
Но молчишь и молчишь загадочно,
Оберегом в тревожной ночи.
Здравствуй, папа… И мне достаточно,
Что ты рядом. Но ты – не молчи.

Помню, лапник с убогими шишками
Лег под первый могильный венок –
Если были и есть ожившие,
То, наверное, только в кино.
Если веровать во Всевышнего,
То хотя бы качни головой.
Я проснулся, но помню – слышал же:
– Все поймешь – ты еще молодой…

***

Георгию Андреевичу
Будину
посвящается

Мой дед погиб под Старой Русой
В нещадном Дёмином котле
Среди лесов, болот и гнуса
Во тьме войны – кровавой тьме.

Там с сорок первого и далее
Был каждый лист подошвой смят,
И на свинец солдат кидали,
Как на заклание ягнят.

Скрипели гусеницы танков,
Кромсая ребра под собой –
Не все безвестные останки
В могилы собраны судьбой.

И на болотах в топком иле,
В желе, где сгинет даже бес,
До сей поры находят "Илы",
Огнем упавшие с небес.

Порой без смертных медальонов,
В которых выржавел металл,
С землей сроднились миллионы.
А впрочем, кто тогда считал?!

И дед погиб – осталась дата.
Среди бесчисленных имен
Стоит лишь памятник солдату,
Который в яме погребен.

Он смерть нашел в деревне бренной.
Деревня! Думал ли о ней?
Поставьте памятник деревне,
Как рудименту наших дней.

Поставьте памятник Отчизне –
Ее великий голос смолк
В чужеголосье сытой жизни,
Не признающей слова ДОЛГ.

Нам Бог – судья! Живем в искусе,
Но я – не спившийся мужик.
И буду помнить в Старой Русе
Клочок земли – там Русь лежит.

СТЕНЫ

Четыре замкнутых стены –
Холодный склеп чужой квартиры.
Немая тяжесть тишины
И замурованного мира,
Где веет прошлым из щелей,
И нет хозяйки тети Лены,
А из распроданных вещей
Диван без ножки, стол...
И стены.
Пугает стоном в пустоте
Скрипучий голос половицы,
Хоть годы вроде бы не те,
Чтобы поверить в небылицы.
Но не по-детски страшно мне
От поминальной личной тризны,
И плющ, засохший на стене,
Как жуткий символ чьей-то жизни.

***
Скоро пенсия. Скоро, вроде…
Но морщины лицо сомнут,
И бюджет в пенсионном фонде
Разворуют за пять минут.

То дефолт, то особый случай
Проверяют хребет на сгиб –
От бодяги не станет лучше,
Даже если втирать в мозги.

От реформы – шаги до гроба.
Сомневаюсь, что доживу
До бесплатного бутерброда –
Это русское дежавю.

Верить хочется, но не верю
В благодушие бытия…
Горделиво закрою двери,
За которыми только я.

И пошлю все надежды к черту –
Прометей не порвал оков.
Нате, клюйте мою печенку –
Что мне пенсия от божков.

***

Замечаю и сам, между прочим,
Без усмешек дворовых друзей –
Отъевропил невидимый зодчий
Всю Москву под крутой Колизей.
Там, в посудине амфитеатра
Из домов и рекламных огней,
В гедоническом призрачном завтра
Не приемлют духовных корней,
Ибо хлеба и зрелищ навалом
Со времен отсечений голов –
Перенял от Европы не мало
Наш московский родной уголок.
Беззащитны кремлевские башни,
Где и царь, и генсек восседал,
И мне страшно, поистине страшно
За Отечество и за себя.
И молюсь я, рожденный из плоти,
Под усмешки дворовых друзей
За страну на фатальном излете,
Где гортанно шумит Колизей.

***
От подработки до зарплаты
Латаю нищенский бюджет –
То авторучкой, то лопатой
Верстаю жизненный сюжет.
И экономлю на закуске,
И с водкой мне не привыкать
В России быть медведем русским…
Хэло, Америка! Вы как?
Цинична лживая фемида
Заокеанских воротил –
Масонский доллар пирамидой
Все страны мира придавил,
Столкнув рогами континенты…
И тут уже не до нытья –
Мы держим панцирем ракетным
Осатанелость бытия.
И я, обычный русский нищий,
Любил Россию и люблю –
Без денег сыт духовной пищей
И рад старинному Кремлю.
А президента славит свита,
Экономисты на местах –
Распнет продажная элита
И государство, и Христа…

***

Хоть смутно – помню до сих пор…
И крест на купольной макушке,
И дверь, ведущую в притвор,
И запах ладана в церквушке,
Который странно унимал,
Предслёзный страх без всяких магий,
Но я был мал, еще так мал,
Чтобы сказать об этом маме.
Меня пугала тишина
И лики в сумрачных киотах –
Жизнь в этом доме лишена
Была привычного чего-то.
Здесь ни кровати, ни окна,
Откуда я смотрел на кошку,
И соски нет – была одна,
Но ускользнула из ладошки.
И я орал, чудак, орал
Над круглой полыньей купели,
Когда на облачных хорах
Под небом ангелы запели.
Во имя Сына и Отца…
Крестили без хрущевских планов,
Чтобы по жизни до конца
Мне оставаться православным.

Но я не знал, что буду горд
Страной безбожных реалистов,
Забыв оплаканный приход,
Откуда заново родился,
Когда в уюте покрывал,
Смотрел на крестную обитель,
Где нас крылами укрывал
Незримый Ангел мой – хранитель.

***

На дворе пуржит еще февраль,
Тротуары снегом заметая,
Но уже синеет мартом даль,
В ясный день на горизонте тая.

Пробудившись в холоде от сна,
Пусть еще пока не величаво,
В мерзлый снег одетая весна,
Проявляет женское начало.

Робко, ненавязчиво – уже ль! –
Плачется сосулькой на одежду
В промороженной моей душе
Зарождая робкую надежду.

Ты – ромашка на поле обветренном,
Я на поле расту васильком.
И раздолья хватает, и света нам,
И характер природы знаком.

Наша жизнь коротка и обманчива:
Отцветем и поникнем к земле.
Но дорога по жизни заманчива.
Я прижался к тебе – ты ко мне.

***

В нашу комнату мартовский вечер
Смотрит грустью взошедшей луны –
И летит заоконная вечность
От галактик до теплой стены.
И от этого столько покоя
И таинственной тихой любви,
Что достаточно искры какой-то,
Чтобы мы загореться смогли.
Пусть сомкнется до плоти пространство
И исчезнет отсчет временной –
Мы венчались в пожизненном танце
Под вечерней и вечной луной.
Все на свете без слов понимая,
Нам друг друга до старости греть,
И проносится вечность немая,
Завлекая в свою круговерть.

***

Тик-так, тик-так… Часы над ухом.
Не так, не так в моей душе.
Я получокнутым, по слухам,
Слыву на нашем этаже.
Не сплю, не сплю. Считаю доли.
Не в такт, не в такт они звучат.
Я свой ночной словесный сольник
Бросаю в урну сгоряча.
И отрекаюсь – хватит, баста!
Закрыв глаза, смотрю в себя.
Но издевательски и властно
Звучит в башке ритмичный ямб.
Тик-так, тик-так… Часы над ухом.
В глазах бессонные клубы
И в горле от дыханья сухо,
И рамы крест, как крест судьбы.

***

Мну в кармане последнюю сотню
На Тверской у съестного ларька
У какой-то глухой подворотни,
Где стекает вода с козырька.
Пахнет затхлой кирпичной утробой,
Уводящей в запущенный двор.
А в ларьке за стеклом – бутерброды
И горячий «кофейный» раствор.
Постою, пожую и исчезну,
Затерявшись в снующей толпе.
И запомнится мне, если честно,
Только то, что запомнить хотел,
Что от сердца куском откололось:
Подворотня и в ней пустота,
Словно жизнь провалилась в колодец.
А вокруг суета, суета…
Среди лиц – и простецких и ушлых –
Мой порыв в неуемной тщете,
Как осколок эпохи минувшей
В современном рекламном щите.

***

Наперекор дождю откинул
Свой капюшон хмельной рукой.
Я – горожанин, а не инок,
До лба накинувший куколь.

И "Саперави" в теплой фляжке –
Не кровь Христа, а кровь Земли.
Постичь божественное тяжко –
Земное купишь за рубли.

Вот и кафе недорогое –
Там нет дотошного дождя.
Но я страдал немым изгоем,
В вине ответ не находя.

Еще светло – не вечер поздний,
А выбор мой не завершен.
К двери, за дверь под гром Господний,
Накинув влажный капюшон.

Под полусферой капюшона
На грани полубытия
Есть свет, который вдруг нашел я
Душой земного фитиля.

***

Попутчица Наташа
В машине у меня –
Случайна встреча наша
На трассе среди дня.

Я в личном тарантасе,
В футболке, налегке –
Она же в черной рясе,
В заношенном платке.

И обувь в том же стиле –
Раскрас черней угля.
Мы разные такие –
Как небо и земля.

В истрепанной котомке
Запасов вкусных нет.
Моя душа – потемки.
Ее – лучистый свет.

Глаза девчонки краше,
Но разве в этом суть?
Послушница Наташа
Далекий держит путь.

За кованным засовом
Ворот монастыря
Она, конечно, скоро
Забудет по меня.

Моя земная чаша…
Я – отлетевший лист.
Ты за меня, Наташа,
Тихонько помолись.

***

От язычества и басурманства
Князь крещением русичей спас,
Но в единую серую массу
Замесили столетия нас.

Мы без рода и племени бродим
Под небесным сакральным венцом –
Россияне по паспорту, вроде,
Но метисы душой и лицом.

Нас секли – и такое бывало.
И секирой грозила Москва,
Только я не хочу быть Иваном,
От рожденья не знавшим родства.

И с наследием, канувшим в Лету,
Не порву пуповинную связь –
Русский дух не исчезнет бесследно
Погружаясь в житейскую грязь.

Пусть подземка из камня и стали
И высотки бетонные – пусть.
Мы и в бездне живыми перстами
Перекрестим Небесную Русь.

***

Из родной культуры в спину выгнали
На разгульный воровской базар –
В наше время русским быть невыгодно,
Неприлично даже, я б сказал.

В родниках национальной живицы
Вековое доллар иссушил.
Для одних Россия – место жительства.
Для меня – пристанище души.

Там еще живут былины светлые
Со времен славянского жнивья,
Где стоят Осляби с Пересветами
Против иноземного жулья.

Господа, вы главное прохлопали –
Не осаньтесь важно у зеркал:
У Европы все равно холопы вы,
Как в России Тютчев предрекал.

Возродится книжное и устное
Не за евро, не забавы для…
А вассалам в спину – слово русское,
Чтобы слухом полнилась Земля.

***
Тротуар даже в снежный разгул
Испещрен каблуками и солью.
Что мне соль - я в Москве утонул,
Заболев светофобией совьей.

Над домами разорванный фон
Кувыркается облачной стаей.
Что мне высь – на ладони смартфон,
На котором я сайты листаю.

Болтовней по рукам и ногам
Я повязан и чувствую кожей –
Люди молятся разным богам.
Что богам – даже дьяволу, может.

Что мне кожа – в незримых щипках
Привыкаешь к словам пересудным.
И не чувствуешь снег на щеках,
И не чувствуешь Господа всуе…

Что мне крепь сатанинских силков –
Жизнь проходит по кромке обрыва.
Мне бы в поле, где ризой снегов
Утешение Землю укрыло.

***

---