Любить Христа

Любить Христа

Любить Христа
Фото: предоставлено автором

Как верят русские? Прочтите поэта Алексея Карелина, чтобы знать, как.

Выйдя на горный кряж русской поэзии после Афганской войны и даже окончив Литинститут, он так и смог не «обтесаться» в строке до того межеумочного состояния душевной лени, которую преимущественная интеллигенция столиц охотно признаёт эмоционально «своей».

Алексей остался и останется верен основам веры народной – неистовой, последней, рвущей душу в клочки, но спасающей, когда спасать уже некому и нечему.

Он буйствует и в молитве, потому что прадеды наши взывали к небу страстно, а иногда и обвиняя, требуя справедливого суда над обидчиками, но взывали так, что небо их слышало.

Господь в тех молитвах видел, что Русь не тепло-хладна, и потому веками не извергал её из уст, и так же следует вести себя нам. Не погибать страстями, но впустить в душу ощущение силы, от которой отрекаемся, думая, что совершенно одни в пучине зол.

Алексей не стесняется русскости, как и мы не должны стесняться. Ему идёт гром, будто бы слова его исходят от Ильи Пророка в жаркий день начала августа.

Греми же, друг. Греми, афганский танкист, пока живы мы и живо ощущение мощи – солдатской, державной и восстающей в лучших из нас так же неистово, как при Куликовом поле и Бородине.

Сергей Арутюнов 


ПОЭМА «Я РУССКИЙ!»

Я был крещён. Я князь Владимир

И я вбивал святое в Русь.

Терпел монголов наглых и мир

Мне игом стал. И не берусь

Сказать, как я горел и падал

И поднимался вновь с колен.

И снова жизнь казалась адом,

И снова угоняли в плен.

Иной лишь раб. И что такого?

Но стал я Дмитрием Донским.

Я выбрал поле Куликово,

Меч взял с намереньем благим.

Орда не встретила там труса,

И цепи рвал я и метал.

И знамя с ликом Иисуса,

И в голосе моём металл.

Я воин – Александр Невский

И гнал я рыцарей, как псов.

Их на побоище бил зверски,

Спас Новгород и взял я Псков.

И коченел я в день морозный

И был мерзавцем я с крестом,

Был подлецом Иваном Грозным,

Опричником я был притом.

Я был Борисом Годуновым.

Пожарский с Мининым — вновь я.

Я ополченье поднял словом,

И смертью стал я для вражья.

Я тать, бунтарь. Мой дух заразен,

Меня воспел в веках народ.

Донской казак я – Стенька Разин!

Во мне восстания оплот.

Меня с дружиной истребили.

Кучуму стал я злейший враг.

Но покорил я ширь Сибири!

Я атаман лихой – Ермак.

И я воскрес Петром Великим.

Стрельцам я головы рубил.

На ассамблеях слыл я диким,

Пороги заграниц обил.

Учился заново. И снова

Я паруса мечты поднял.

И твёрдо знал – моя основа

Суть православный идеал.

И я принёс Отчизне славу

И побеждал я на «ура!»

Азов прославил и Полтаву

И вот опять пришла пора

Костьми лечь, как при штурме турка,

И яркие огни зажечь

Балтийского Санкт-Петербурга –

Чтоб там лилась поэтов речь.

Князь Меншиков – я из народа.

Я господин и я же раб.

Из эфиопского я рода –

Слуга царя. Петра Арап.

Ответ на тысячи вопросов

Я рвался для Отчизны дать.

Помора сын я – Ломоносов.

И мне наука благодать.

Я Пугачёв – дух вольной птицы!

Я казаков поднял на бунт.

Чтоб не глумились кровопийцы.

Чтоб им хватило лиха фунт.

Из Пруссии дочь дворянина,

Народ в невежестве виня,

Великая Екатерина

Четвертовала что меня.

И враг не раз познал мой норов!

Я гений воинских побед.

Генералиссимус Суворов –

В тщедушном теле веры свет.

Награда для посмертной доли –

Не кавалера ордена.

Мой прах в веках на славы поле –

Убит я в день Бородина.

Не витязь я в тигровой шкуре,

За мной бессмертных бастион

За Русь на вечном карауле

Бесстрашный князь Багратион.

На свете нет больнее доли,

Чем трусость. Честь не замарал.

Я патриот. Барклай-де-Толли –

Шотландец. Русский генерал.

Я стал загадкой для французов!

Прозорлив был один мой глаз.

Да, сдал Москву. Да, я – Кутузов

И я немало жизней спас.

Что мне до живописных видов?

Войне – до блеска эполет?

Я генерал Денис Давыдов!

Я партизан, гусар, поэт.

Я Пушкин – гений парадокса!

Арапа кровь во мне кипит.

Я дворянин от инородца,

Но русский духом. Я – пиит!

Я декабрист. Первопричина.

Повешен. В каторге сгноён.

Я – патриот и дурачина.

Я глупость духа всех времён.

Я коммунист и я священник.

Я монархист и я монах.

Доверчивости вечный пленник –

Солдат с ребёнком на руках.

Я патриот бесстрашный или

Безбашенный навылет в грудь.

Я русский. Так меня слепили.

Я многолик, и я как ртуть.

Я миф – строитель коммунизма.

И я философ – Лев Толстой.

Ульянов я до фанатизма.

Я – Ленин, я вражды настой.

Я Горький, Троцкий, я Бухарин.

И Сталин, – это я.

Я Циолковский и Гагарин

И, ярость затая,

Лечу, как птица, без потуги

Моей большой любви.

Я бесконечность...

Баха фуге уподобляюсь и

Дзержинский я и, зла добавив, –

Ягода – нелюдь-человек.

Я Фурманов и я – Чапаев.

И я взорвал двадцатый век!

И я в двадцатый век ворвался

Не понимая, где подлог,

Я революции отдался –

Есенин, Маяковский, Блок.

Я Карбышев. И я Гастелло.

Сгоревшая Хатынь.

Я Сталинграда в пекле тело,

Что выше всех святынь.

И я легендой стал для внуков.

Победу я ковал!

Я маршал. Я Георгий Жуков –

Войны девятый вал.

Я Шолохов и я Булгаков.

Я боль родной земли.

Я – сорванный цветочек маков.

Я – айсберг на мели.

Я Сахаров и Солженицын.

Довлатов, Бродский я.

Я – вышвырнутый за границы.

В далёкие края.

Бандеры не страшны мне бесы,

Что лезут на рожон.

Антифашист я из Одессы.

Я заживо сожжён.

Я цесаревич. Я Распутин.

Я Николай Второй.

Я президент Владимир Путин.

Кровавою порой

Не выношу иуд капризов.

И словом я горим.

Я русский. Я Авет Тавризов –

Московский армянин.

Я тот, кто знает, что не знает,

Я вечный небосвод.

Я тот, что от улыбки тает,

И крепнет от забот.

Я камень. Я гранит из храма,

Фундамент веры я.

Я тот, что обличает хама,

Я страх для воронья.

Я ртуть, я боль, я вдохновенье,

Я сон, я рандеву.

Я ад, я храма песнопенье,

Я жизнь, я смерть, я рву

И ухожу туда, где ветер.

Туда, где в землю врос.

Я православный,

Сердцем светел,

Я русский.

Я Христос.

8 мая 2014 года

АРХАНГЕЛЬСКАЯ МАМА

С расстрелом потемнело небо,

И осень сыростью кричала.

За что их так? И так нелепо?

Кончина их – там, где начало?

Один убитый златокудрый,

Глаза его застекленели,

Не знавший запах женской пудры,

Костюмов, – в серой пал шинели.

Другой, его товарищ, кореш,

Тот, с кем в разведку уходили,

На год постарше он всего лишь,

Оттуда, из Уймы, где мили,

Предпочитают километрам,

И где вверяют парус ветрам,

И знают цену дружбы силе.

В тельняшке пал он рядом с другом,

И бескозырка пала подле.

На мёртвых палачи с испугом

Взирали. А в осенний полдень

Старуха, видевшая бойню

Пришла к расстрелу, чтоб оплакать,

На них спустили всю обойму,

Когда бойцы упали в слякоть.

Припала старая, рыдала.

У ней самой, вдовы до срока,

От зла фашистского металла

Сынов погибло трое. Око

За око, боль и жажда мести –

Как это мать ни омрачало,

Но только скорбь и злые вести

Сломили. И ждала причала,

Когда смотрела смерть ей косо,

Когда почудились ей стоны

Того безусого матроса

Расстрелянного. Так законы

Попрал он смерти в час расстрела,

И выжил, весь изрешечённый,

И жажда жизни не сгорела.

Он, матерью заговорённый,

Лежал, распластанный на поле,

И православный крестик смятый

Хранил его по Божьей воле –

От нечисти стальные латы.

Не испустил пока сын духа,

И бредил страхом мальчугана,

Что эта вот в грязи старуха

Его Архангельская мама.

22 июня 2012 года

Редактура Ники Кеммерен

НАДЕЖДА

Она шептала: «Господи, спаси!»

В глаза смотрела золотой иконе,

Как издревле ведётся на Руси,

В надежде замерла в земном поклоне.

Она молилась страстно, тяжело...

Слова не подбирала, а бросала.

И, кажется, лампадное тепло

Её в пути надежду согревало.

И спутались молитвы и мольбы,

И слёзы размывали взгляд на Бога...

Она молилась в кровь от злой судьбы

Она просила, кажется, немного…

Она молилась, плача и легко,

В экстазе ощущая гул хорала,

И на сосках грудное молоко

Ненужное младенцу, умирало.

И вынесли врачи ей приговор…

Муж и свекровь, смирившись, постарели.

И лишь она безумный жадный взор

С иконы не сводила у постели…

Она молилась страстно, тяжело!

В глаза смотрела золотой иконе…

И ощутила вдруг она тепло,

Расслабились вдруг влажные ладони.

Она заснула, набираясь сил.

Младенец потянулся ручкой к маме…

И Божий ангел их двоих хранил

Своими белоснежными крылами.

***

Есть нечто в праведной любви.

Хотя, что есть любовь без правил?

Тринадцатый апостол Павел

Христа просил: «Благослови!»,

Когда воскрес Иисус.

И тот, кто и не знал святого

В ночь Тайной Вечери, где трус

Иуда предал веру в Бога,

Где хлеб стал телом, а вино

Пролилось кровью. И Христово

Звучало приговором слово,

Когда погибнуть суждено.

И тот, кто не увидел крест,

Венец терновый на Мессии,

Переродился в Благовест.

До казни ты его спроси и

Нет, Павел о Христе не знал.

Но он увидел воскрешенье!

И всё. В тот миг он стал мишенью

Любви. И прежний мир вдруг пал.

С Благословения Христа

Он жизнь свою в тот миг исправил!

И что это – любовь без правил?

Любовь без правил так пуста!


                                    Возлюбленной супруге

РОЖДЕСТВО

Я пораньше сегодня встану,

В сонном городе до зари –

Как нужны жемчуга султану,

Так нужны мне улыбки твои!

Ещё затемно, до рассвета,

Изолью я признаний букет.

Чтоб любовью моею согрета,

Ты бы утра увидела свет.

Чтоб духовное наше сближенье,

В наши судьбы с тобой проросло!

Чтобы ангел твой – стал моей тенью,

Отражая и зависть и зло.

И от этого стихотворенья

Засияли твои бы уста.

От любви, как от благоговенья,

В день Рожденья святого Христа.

Чтобы с каждой секундой ты знала:

Я твоею любовью храним!

Чтобы помнила руки нахала,

Чтобы снова стремилась бы к ним.

И, попав в снеговую сметану,

Чтоб цвели за окном снегири.

Я пораньше сегодня встану

В сонном городе до зари.

БАЛЛАДА О ПОСЛЕДНЕМ ТРОЛЛЕЙБУСЕ

В морозный час троллейбус мчался в зиму

Усы его давно обледены.

Спешил он в ночь. Был пуст наполовину

И пассажиры, чуть удивлены,

Косились на малышку в телогрейке,

Который на стекло во льде дышал

В его карманах не было копейки –

Морозный заяц, маленький нахал

Печально всех он провожал на выход.

Кондуктор не спешила выгонять.

Глаза его огромные, навыкат,

Её молили слёзно. Дважды мать.

– Гражданка! Может, это ваш ребёнок?

– Оборвыш этот? Боже сохрани!

– Ты чей?

– Ничей… – и голосок так звонок:

– Я сирота. Нет у меня родни!

– Как нет? Малыш! И где же твоя мама?

– Уехала на небо. Бог забрал...

Но не дослушала его в еноте дама,

Лишь на прощанье гаркнула: “Кошмар!”

Малыш не плакал. Протянули хлеба.

От сердобольных вот и колбаса.

– Какой маршрут троллейбуса на небо?

Как мне доехать к маме в небеса?

– Пойми, глупыш, таких маршрутов нету –

Троллейбусы туда не долетят…

И выходящий протянул монету,

Стараясь избежать молящий взгляд.

– А как тебя зовут?

– Меня-то? Митя!

Хотя сейчас зовусь я «32»!

– Что делается люди, посмотрите! –

Чуть не проехал пассажир едва.

– А что же так?

– Так легче воспиталке!

Запомнить всех не просто, так – легко.

И пассажиры стали все так жалки,

Из них оставил кто-то молоко.

В морозный час троллейбус мчался в зиму

Усы его давно обледены.

Спешил он в ночь. Был пуст. Сиротке-сыну

Без мамы протянуть как до весны?

Он мчался в ночь, забыв совсем о хлебе.

Кондуктор подошла к нему сама.

– Скажи мне, тётя, ты была на небе?

Я не больной? Я не сошёл с ума?

– Конечно, нет! Мой милый! Мой хороший!

Ведь я-то знаю, как туда попасть!

Маршрут на небо снегом запорошен.

Его метели охраняет пасть!

Дойти туда нельзя поодиночке...

Но хочешь, я возьму тебя в свой дом?

С тобой там будут жить мои две дочки,

И все мы будем вместе жить с Христом!

А час придёт – Он заберёт на небо,

Живёт твоя где мама и моя!

Троллейбус встал. Пуржила ночь свирепо

Всея Руси, и Холода Всея…

Шли двое. Мать и сын. Почти что слепо

И на сердце им было так легко!

Где есть любовь – там Бог, и там до неба,

Поверьте мне, совсем недалеко.

ПРИТЧА О СПАСЕНИИ

Однажды человек, что выжил после шторма,

И смог преодолеть холодных вод кошмар,

Был выброшен волной на островок, где корма

Нет даже и для птиц. И жизни Бога дар

Он нет, не оценил чудесного спасенья,

Ведь смерть ещё страшней средь ледяных камней.

И стал он уповать на Бога и везенье,

И стал вдали искать случайных кораблей.

Но горизонт был пуст. Ни судна, ни удачи,

Ведь не успел дать SOS пред смертью экипаж.

Превозмогая боль и о погибших плача,

Несчастный строить стал из палубы шалаш.

Из досок, что волна от корабля прибила,

Был им построен дом от ветра и дождей.

Матрос молиться стал – божественная сила

Чтобы спасла его, пославши кораблей.

Но Бог, увы, молчал, а наш матрос в молитве

Всё время проводил, и вот совсем ослаб,

И он почти погиб за выживанье в битве,

От боли и тоски стал невезенья раб.

Его ждала вдали супруга молодая,

Но он себя закрыл в неверия броне.

Молиться перестал, вдоль берега блуждая,

И вот однажды он застал шалаш в огне.

«Так вот же ты какой, всемилостивый Боже!

Сжигаешь только то, что так всегда нужней!

Ведь в шалаше ещё, быть может, день я прожил,

А так – к утру умру средь ледяных камней!»

И наш матрос уснул в отчаянье на камне,

Но утром проревел спасительный гудок,

И как же потрясён был Робинзон наш крайне,

Когда он и корабль, и шлюпку видеть смог!

«Но как же, что я здесь, вы всё-таки узнали?

Я мысли, чтоб спастись, давно уже прогнал!»

И тут мы добрались до, собственно, морали:

Привёл матросов Бог и дымовой сигнал.

              Посвящается моему боевому другу

              Пустынникову Александру Васильевичу

ЗВЕЗДА

Я помню этот день, когда

Как все, был принят в октябрята,

Мне звёздочку на грудь – а я-то,

Так чувствовал, что жжёт звезда!


Я помню день, когда отверг,

Я красный галстук. «Не достоин!» –

Всем заявил. И был я воин,

Пусть после дождика в четверг…


Я помню, на себя был зол,

Когда пред шавками заплакал,

Тогда, не принят в комсомол,

Я будто был посажен на кол.


Афган. Погиб наш замполит.

Он не прикрылся партбилетом.

И до сих пор душа болит

За тех, кто пал тем душным летом.


Я выжил. Знаю – неспроста,

Хоть ангелы уже мне пели.

И в день, когда обрёл Христа,

Я помню вкус воды купели.


Я помню день, когда Союз

Был предан в Беловежской Пуще

И всю страну заполнил Гнус –

И с каждым днём наглей и пуще.


Я помню чёрным Белый Дом.

Чем сила силу пересилит

Не знал. В тот день я был ведом,

И снова предан в грудь навылет.


Что будет дальше – не берусь,

Но в чём Страны моей потреба?

Моя ты боль. Моя ты Русь!

Тебе не зрелищ бы и хлеба,


И не свободы через край –

Любви! И той, былой, культуры.

Для варваров ты стала рай,

Где правят дураки и дуры.


Где бляди блещут красотой,

И где у спрута связи крепки,

Где вор в законе стал святой,

Где миллиарды даже в кепке.


Где к старикам пришла беда

После кровавого заката...

Но ждёт растлителей расплата!

И Вифлеемская звезда


Укажет путь. И мудрецы

Предъявят вновь Иисуса.

Весть полетит во все концы!

От русского до белоруса


Узнают все, что Он – средь нас,

Что Он спасёт нас от Химеры,

И что врата открыты веры,

Для всех в себе Христа кто спас.


***

Неуютно в печальных виденьях,

Разухабистых голосах,

В отвратительных произведениях,

В размалёванных образах.

Как печально средь лжи и обмана

За Россию молитву творить!..

От чиновника и наркомана,

Мать-земля перестала родить.

Честь по чести всё в Родине... Ой ли?

У бомжей ни двора ни кола.

Терпеливые колокольни,

Православные колокола.

Саранча вся с крестами кругом,

Заорать бы, да в горле встал ком.


ХРИСТОС

Отрывок из пьесы «Мефистофель 2013»

Для миллионов стал он босс.

Растиражирован по храмам.

А шёл тогда в крови он, бос,

По мостовой, был назван хамом.

И нёс из кипариса крест,

Что грубо вырубил раб Рима.

И был его властям арест

Так нужен. И непоправимо

Библейский этот весь сюжет

За шагом шаг тянул к финалу.

Толпа глумилась. Ей в ответ

Лишь стиснул зубы, не стонал у

Ограничительной черты

Живой цепи центуриона.

Солдаты все сомкнули рты

И от толпы их оборона

Иуду не могла спасти.

По ту он сторону распятья.

Гвоздь не пробьёт его кости,

И не его в лохмотьях платье.

Серебряников звон в ушах.

Их ровно тридцать. Что же дальше?

Вот совесть выставила шах.

Смерть прорастает из-под фальши

Завистливых слепца надежд

Вчера Иуду искушавших.

И вот стоит он средь невежд

Под номером «один» средь падших.

И видит боль в глазах Христа,

И капли крови на деснице,

И в боли корчатся уста,

Вокруг него в экстазе лица.

Ещё в саду ждёт суицид,

И труп его не искалечен,

Ещё не взял над жизнью стыд

Верх, но клюёт, как ворон, печень;

И Гефсиманская петля

На шею ночью не надета;

Еще, гордыню утоля,

Его раскаянье там где-то;

Ещё от веса серебра

Солдат не в силах оторваться;

И нет пореза у ребра

Разящего копья паяца;

Ещё он жив, тот, кто рождён

От девы-матери Марии

Под жарким солнцем, как дождём,

Кто встретит смерть без истерии;

Благословение Христа

Иуде выйдет приговором,

И будет истина проста

Тому, кто в смерть ворвётся вором.

Кто был Христа учеником,

Сам мастер сладких поцелуев,

Поник Иуда – в горле ком,

С деньгами племени холуев

Ему и ночи не прожить,

И пережить в проклятьях многих.

Но, а пока в толпе рож выть,

Принять смирение убогих.

И как Иуде перенесть,

Того, кто встал меж ним и верой?

Нет, не предательство, а месть, –

Она ему служила мерой,

Когда его поцеловав,

Вино как кровь испил Христову.

Какой живучий этот сплав:

Предательство и зависть к слову.

Завистник стал Христа палач –

Христа, живущего крылато.

Распятия – Иуда ткач.

Не деньги! Смерть Христова – плата

За то, что так умел парить

Крылатой рифмой над богами.

Сам Бог, рождённый говорить

В божественной словесной гамме.

За это именно распят.

На тайной преданный вечере.

У миллиардов этот яд

Как в древности – и в новой эре!

Первосвященник – не подлец,

Орудие у серой массы.

Поэт распят. Его венец –

Такой пиар! Срывает кассы!

И пусть Иуда заклеймён,

Христу воспели смертью оду,

Но истинно для всех времён:

Поэт лишь мёртвый люб народу.

ВЕНОК СОНЕТОВ 

«БЛАГАЯ ВЕСТЬ»

(Выдержка из поэмы «ЖИЗНЬ ЕСТЬ...»)

1

Ведь верят – нет, ни для чего,

К чему искать практичность в Боге!

Там, где расчёт, тому, в итоге,

И верить в Бога нелегко.

Неукротимое влеченье,

Когда господь тебя влечёт.

Когда тебя любви теченье

Уносит, и расколот лёд

Лет одиночества пред миром,

Когда объятый ты тоской

Предпочитал жить под кумиром,

Но вот прозрел. Сказал:

– На кой

Мне эта клетка бытия?

Хочу любви – от «а» до «я»!

2

Не для вымаливанья дара,

А для улыбки по утрам,

Чтоб не приснилось вновь кошмара,

Зарубцевался чтобы шрам

Грехопадения и боли

И чтоб душа твоя смогла

В молитве распознать пароли,

Где свет и где не властна мгла,

Где есть уверенность в исходе,

И где ты всё готов принять…

Где вера в Бога нет, не в моде, –

А по душе. Ребёнка мать

Так любит лишь за то, что он

Её, и ею был рождён.

3

Не потому, что скоро кара,

И суд настанет – Страшный суд!

Так жаждет музыки гитара,

Когда её опять возьмут

Через года, где в заточенье

Она висела на гвозде,

Как жаждет дать она теченье

Мелодии, и чтоб везде

Был ей наполнен каждый атом

И за окном весенний сад,

Она звучит. О, рай, и ад

Её забыт! И пред закатом

Она звучит в живых руках,

И что ей – старость, что ей – прах!

4

(Да убоится червь его)

Безумное желанье плоти,

Мы укрощаем не в полёте,

Где вдохновенье и всего

Так много – в нежности улыбок

И хмеля «болдинской поры»!

А страх пред карой – как он зыбок,

Как будто правила игры,

Придуманные изначально

Для тех, душа, чья сожжена,

Ведь таинство – такая тайна!

И муж ты или ты жена

Не бойся, а твори для Бога!

Творцу от нас не нужно много.

5

А верят так: когда в улыбке

В блаженстве ты отдался весь,

Твои стремления не зыбки,

Не эта пагубная смесь

Из лицемерного расчёта,

Господь лишь пред тобой один

Воскресший, он не для кого-то

Единородный Бога сын, –

А ради твоего спасенья,

Когда невинным был распят,

Страдавший, принявший мученья,

Понтийского Пилата взгляд

Отвёл от шедших вслед за ним.

Любовь Христа – мы ей горим.

6

Блаженно светятся уста

Отцу небесному во славу!

Пред ним жизнь с белого листа

И искушений всех ораву,

Отверг и ты перешагнул

Все от порока искушенья,

Сказал себе, что не мишень я

Для похоти. И караул

Из веры для души назначил

И Богу душу ты сберёг,

Из множества земных дорог

Ты выбрал ту, что не к удачи

Ведёт она в Дом Бога – Храм,

И вот от боли только шрам.

7

В богатстве или ты в убытке,

Душа твоя пред ним чиста,

Ведь грех – подобен тяжкой пытке,

И заповеди неспроста

Даны нам Господом в спасенье.

Осознавая этот путь

Его ты принял вознесенье,

И даже в горе не забудь,

В минуты боли, страсти, гнева,

Смири враждующую плоть.

И вспомни, как Мария Дева

Смогла сомненья побороть!

Молитву сотворила Богу,

И в путь по терниям дорогу.

8

Молитвы истина проста:

В единого в ней вера Бога,

Соединение моста

Творца Земли и неба. Строго

Осознавая это благо,

Ты к вере истинной проник,

И на глазах от счастья влага,

И пред тобой священный лик.

Где благодать и умиленье,

Творя молитву по утрам,

Душе – бессмертье, телу – тленье,

Предпочитая всем дарам

Дар Господа любовь нести,

С открытым сердцем, не в горсти.

9

От света к свету Бог един,

Единородный сын он Бога,

Он друг, он свет – не господин,

Добро и счастье. Эпилога

Ещё пока что не прочли,

Но забегу вперёд немного:

Невзгоды – лучшие врачи

Для испытанья веры в Бога.

И заскорузлые тела

Несут подчас души обитель

Такие залежи тепла,

Что сам уже он небожитель

И до скончанья века вплоть

Юродивых хранит Господь.

10

Он истинный творец живого,

Он свет, и свет его в живом!

Когда блаженство иль тревога,

Когда семья приходит в дом,

Рождаются ли в счастье дети,

Когда заложники игры

Удручены, и жизнь на свете

Вдруг не мила. И все миры

Вдруг рушатся под болью слова,

И ты растерзан – одинок

И дьявол, что похож на вора,

Готовит траурный венок,

Тогда молитву сотвори –

Зима – но в солнце снегири!

11

Единосущный средь годин,

Судья живым и мёртвым в мире,

Когда на море много льдин

Он – ледоход. Берите шире,

Он небо в чашечке цветка!

Он – капля отраженья мира,

Он – вдохновение, он – лира

И жизнь он нового витка!

Он макрокосмос – микромир,

Он сон и явь, открытый крайне,

Он есть божественная тайна –

Супергерой. Толпы кумир.

В трущобах. В звёздах. Среди кущ

Он любит всех – он всемогущ.

12

Животворящей силой слова –

Что может мысли быть сильней?

Вначале мысль. Всему основа,

О, как купаться сладко в ней!

Как в ней легко, как в ней свободно,

Раскрепощённость, – вот она!

И пьян ты мыслью без вина.

Ты, к сути подошедший, вот дно,

Но не для мысли. И до дна

Её не довести сознаньем.

Лишь вера в Господа одна

Конец придаст её скитаньям.

Её движению основа.

Прими – вначале было слово!

13

Христос в сердцах – благая весть!

Триумф божественной вселенной

И я её. В ней. Вечный пленный.

Безверие – вот чёрта месть.

Когда ты слеп, и пред тобою

Проходят годы; и года

Увы, бурлящею рекою,

Уносят жизнь. Её вода

Губительна. В таком потоке

Всё перемелется в песок.

В толпе, безумны, одиноки,

И ты средь них так одинок,

А мог бы жизнь, улыбку несть –

Христос в сердцах – благая весть.

14

Я верую – что жить – не есть!

Ведь жизнь – дарована нам Богом

И жизнь не пред Всевышним лесть.

Так свет любви есть и в убогом.

Так я люблю. И дух творца

Он есть во мне – печать господня!

Господь мне заменил отца.

И ни к чему мне дьявол-сводня.

Я с Богом! Святым Духом жив

И Дух Святой – мой парус жизни.

Я верен Богу и Отчизне,

И Бог даёт любви прилив

И жизни будущего век.

Душой бессмертен человек.

15

Ведь верят, нет, ни для чего,

Не для вымаливанья дара,

Не потому, что скоро кара,

(Да убоится червь его)

А верят так: когда в улыбке

Блаженно светятся уста,

В богатстве или ты в убытке,

Молитвы истина проста:

От света к свету Бог един,

Он истинный Творец живого,

Единосущный средь годин,

Животворящий – силой слова!

Христос в сердцах – благая весть.

Я верую – что жить – не есть!

ВЕНОК СОНЕТОВ

ПЯТАЯ ГЛАВА ИЗ ПОЭМЫ «ЖИЗНЬ ЕСТЬ»

1

Любить Христа. И не просить взамен

Перечеркнуть листы и сжечь увечья

И вспомнить всё, что в сердце человечье,

И сколько я пробить пытался стен.

Судьбу сплести из лет воспоминаний,

Иллюзии лоскутный дней портрет,

Из глупостей, надежд, побед и маний,

Где солнца нет, и есть один запрет.

И, вспомнив всё, былые достиженья,

И как я женщин искренне любил,

Понять одно: что для любви мишень я,

Иван-дурак я – сказочный дебил…

Что не предал истерзанную Русь

И верю, и люблю, и не боюсь.

2

И ни любви, ни жертв, ни откровенья.

Я средь пустыни. Пепел там друзей.

Мои мечты растерзаны. Их тень я.

Ликует свора боли. Мавзолей

Я возводить не стал – живу улыбкой света.

Пусть ноги пепел жжёт, но греет свет небес.

Так паруса важней для странствия корвета,

Когда каркас пробит, нашёптывает бес:

«Ты затопи корвет и сдайся, непокорный!

Прими удар судьбы и руки подними…»

Но медь моя крепка. Христа я слышу горны,

И что моя печаль пред подлыми людьми,

Когда меня манит звезды далёкой свет,

И паруса любви наполнили корвет!..

3

Лишь покидать я не хочу сей плен

Как те, кто верен был ему до гроба.

И все они презрели тела тлен,

И все они – на веру в Бога проба,

И все они до времени ушли,

И все не прикоснулись к искушенью,

И все они не стали зла мишенью,

И все они для веры – соль земли.

Их много – тех, кто на Голгофу нёс

Незримый крест – путь вознесенья к Богу,

Без пафоса, надежд, без мнимых грёз,

И лишь в душе храня одну тревогу:

«И сколько же их рождено, Иуд,

Иных, кто за крестом в слезах бредут!»

4

Ты ж просто будь – как ветра дуновенья.

Но ветер там, где есть любви простор.

Без ветерка нет на море волненья,

Штиль для меня – моей надежды вор.

И я тогда с волнами в унисон,

Забудусь под их плеск, уйду в нирвану.

И я усну. И это будет сон,

Подобный из пустыни каравану.

И я пойму, что Бог был не жесток,

И что меня в лишеньи не покинул!

И вот тогда божественный росток

Пробьётся снова – к жизни верный стимул!

И я проснусь, и встречу я зарю,

И я в лучах молитву сотворю.

5

Как солнца луч – ты освяти собой!

Я долго спал во тьме, где нет и света,

И речь редка, один лишь волчий вой:

Нельзя смотреть на вырожденье это!

Беруши вырву и услышу снова

И стон земли, и крики каторжан,

Я подберу спасительное слово

И вознесу – Христом мне жребий дан!

И выйду я на площадь пред поэтом,

И вырву кляп из горла своего,

И пред толпой предстану я раздетым,

И на сердце мне станет так легко!

И то, что я вобрал, верну сполна:

Я слышу, вижу – речь моя вольна.

6

И дай мне жить одним: что я под Богом.

Я знатен и богат иль я – в убогом;

Я верую открыто или втайне:

Или мирянин, иль монах в скитанье;

Умру ли я непризнанным творцом;

Или распятым за иных, за грешных;

Иль встречу смерть главой семьи – отцом;

Средь горемык или людей успешных;

Тут всё едино – жизнь то или смерть.

Неважно, кто и как я в этой жизни.

Неважно, суждено во тьме сгореть

Вдали от Родины, или костром в Отчизне,

Живёшь, умрёшь – едино! Важно то,

За что ты жил! И принял смерть – за что?

7

Любить Христа. Любовь моя судьбой...

Пусть вижу я пороки мирозданья,

Я в образах найду любви покой,

И лишь средь них пойму, что значит тайна.

И лишь средь них приму я низость дня.

Ублюдков, разрывающих планету.

И я пойму, что с ними я родня,

И призову себя тогда к ответу.

Да, это я повинен в том, что прах

Заполонил умы и наши души,

И не молитва, а животных страх

Пугает нас и затыкает уши.

За всех в ответе, я в ответе за…

И гвозди в теле, и в глазах слеза.

8

Любить Христа. И с ним молчать о многом...

И жизнь пускать судьбы по кругу дней.

И верую, что за Христа порогом

Я защищён от наглости людей.

Молчание – какое это благо!

Когда весь мир – лишь звуки тишины,

Когда в глазах живительная влага,

Лишь дуновений чувствуешь шумы:

Они дрожат, зелёные листочки,

И запах свежескошенной травы,

Когда ты понял, что дошёл до точки,

То ни к чему слова – они мертвы.

Когда надежды рухнули твои

Всего лишь в полушаге от любви.

9

Любить Его – сквозь жизнь я пронесу.

Любить, пренебрегая все законы,

Любить, а не выдавливать слезу.

Любви – что кружева и власть короны?

Она – прозренье райского плода!

Любовь к Христу одна – и многолика.

Оратор перед нею лишь заика,

Вино богов – лишь пресная вода.

Ей ни к чему быть чьей-то половинкой,

Из-за неё и жизнь, и боли стон.

Её испей – она сбежит слезинкой,

В бетоне закатай – она пробьёт бетон.

Любовь – сорняк. Любовь – пожар, война.

Ей нет границ – она во всём вольна.

10

И прикасаясь, таять от надежды...

Не на часы минут и не на дни побед –

На силу ветерка. О, бриз желанный, где ж ты?

Ты даришь благодать, где долголетья нет.

А есть моя весна. И осень с ней в печали,

А есть сады в цвету и листопад души.

И то, что бриз во мне – не излечить врачами,

Там призрачная даль. Там счастья миражи.

Там юность. Там восторг. Там нет обид и зависть –

Чужая гостья там. И ревности там нет.

И только боль и стон в страну поэта вкрались.

Там я любим – любой. Там царствует сонет.

Там буйных красок смак. Там вечности река.

Надежды парус ждёт порыва ветерка.

11

Любить Его... Хрустально – навесу

И этот дар святого откровенья

Как ветерка в день знойный дуновенье,

Как девочки невинную красу

Хранить печать, дарованную небом,

Благодарить за сердца каждый стук,

Любить Его, за то, что стал Он хлебом,

За то, что Он отец тебе и друг,

За то, что Он всегда, везде с тобою,

Бог не оставит, не покинет, нет,

И любит Он тебя с мечтой любою,

Не потому, что Он тобой воспет.

И с колыбели до седых волос

Тебя хранит молитвою Христос.

12

Люби Его и сном, и явью между.

Открой глаза. Вглядись в свою судьбу.

И с дьяволом извечную борьбу.

Увидишь в ней лишь на Христа надежду.

Ты им храним всегда любви молитвой.

Закрой глаза. Прими, что Он с тобой,

Любить – идти извилистой тропой.

Хранить – снимать надежду острой бритвой.

И скальп её до времени хранить,

Сжигать мосты для противостоянья.

И самому взимая подаянье

Всё жертвовать тебе, ни есть, ни пить,

И лишь молить о вере образа,

Где сердца нет – а есть твои глаза.

13

Люби Его, что может быть дороже!

И что сравнится с верою в любовь?

Люби во тьме, когда гнилые рожи,

Когда божкам вокруг не прекословь.

Люби, когда ты, кажется, запнулся,

И веры твой иссяк в душе родник,

Но, свет любви в тебя Христа проник,

И любишь ты открыто! Улыбнулся,

Перекрестился и забыл, что было,

И в путь с надеждой, с верою в Христа,

Люби Его – без жалости и пыла,

И каждый день – как с белого листа!

Любовь к Нему – не ради благ и плат…

Люби Его и позабудешь ад…

14

Любви божественной, что даровал нам, Боже,

Что может быть возвышенней её?

Когда мурашки пробегут по коже,

Когда тебя оставит вороньё

Сомнений пред дарованного Богом,

И ты откроешь душу для Христа,

И места нет печалям и тревогам –

Лишь только свет. Молитвою уста

Наполнят душу. Просветлеет разум,

И примешь ты любовь его как есть.

Любовь к Христу – заслон к любым заразам,

Где всё затмит собой благая весть!

И где в улыбке светятся уста

От святости воскресшего Христа.

15

Любить Христа. И не просить взамен

И не любви, ни жертв, ни откровенья.

Лишь покидать я не хочу сей плен!

Ты ж просто будь, как ветра дуновенья.

Как солнца луч. Ты освяти собой.

И дай мне жить одним, что я под Богом.

Любить Христа. Любовь моя судьбой....

Любить Христа. И с ним молчать о многом...

Любить Его, сквозь жизнь я пронесу...

И, прикасаясь таять от надежды...

Любить Его... Хрустально – навесу,

Люби Его и сном, и явью между.

Любить Его, что может быть дороже

Любви божественной, что даровал нам Боже?

21.02.2020