Пути поэзии – небесные. Диво ли, что, сколько они не путаются, а пересекаются с путями молитвы – регулярно. Постоянно. По сто раз на дню и еще по стольку же, если не больше, по ночам.
Человеку есть, куда молиться. На что. Кому. И о чём.
И если он понимает, что в его воле преобразиться и преобразить мир вокруг себя, то становится блажен и светел. Полина Орынянская чувствует это всем своим существом. И потому – взывает, печалится и торжествует столько, сколько обращается к стихотворству.
Пусть же студёный ключ её не умолкает, а бьёт и бьёт холодком строк. И согревает
Сергей Арутюнов
Бабочка бледная
Никого не зови, этот берег привык к тишине.
При отливе над белым песком занимается марево.
Ты такая же тень, как и все, кто остался на дне.
Проходи, погости, а с приливом вернутся хозяева –
плоскодонные сонные камбалы-жидкая-кровь
да извечные стылые волны – косматые, в проседи,
и натянутся дикие жилы поморских ветров...
Эти камни, и кости, и холод зачем Тебе, Господи?
Для чего же меня днём и ночью зовёт и зовёт,
непокоем моим и моим одиночеством лакомясь,
этот мир на краю, омываемый горечью вод,
где в рассветном тумане качаются лодки под благовест?
Для того ль так сурова и скорбна вот эта юдоль,
и озёра черны, и кровавы брусничные россыпи,
для того ли тут всё только камень и памяти боль,
чтоб уверовать в Царство Твоё? Подскажи Ты мне, Господи.
...Слишком долгими кажутся летом на Севере дни,
но пошиты они дождевыми непрочными нитями.
Видишь – бабочка бледная, северной ночи сродни,
из-под ног вылетает у стен Соловецкой обители...
Если можно
Господи, дай, пожалуйста,
силы принять, как есть,
всё, что придёт однажды
сквозь дождевую взвесь:
холод осенней ночи,
зимнюю темень дней,
оспины многоточий
на тишине Твоей,
эхо взамен ответа,
тени в Твоей дали
и (если можно – летом)
бремя Твоей земли.
Твоё имя
Знаешь, что чудно, Господи, что чудно?
Что в начале слово, а в конце – звук.
А дождя ли, колокола – всё одно.
Я же помню вишни в латунном тазу.
Собирали, чистили, шум да гам.
Руки синие, синие губы.
А потом только осы цокали по краям,
и печка гудела трубно.
Сколько слов вырождалось в шёпоты, переходило в стон...
Ты дал слово – одно, Господи, а их тыщи.
И каждое второе уже не то.
Но губами щупаешь, ищешь,
выбираешь из одури речевой,
пробуешь на вкус, на цвет, на ересь.
Для чего, Господи, для чего?
Вот он шум реки и травы шелест.
Так зачем этот крест, эта мука мне?
Или хочешь, чтоб рассказала другим я,
как молчать – и слышать в себе, в тишине
Твоё имя?..
Пригляди за ней
Белый коридор, белые кровати.
Буду на тебя, Боже, уповати.
Только у Тебя в той графе прочерк,
у Тебя, Господь, не было дочек.
Я расскажу, Господи, а Ты слушай.
В целом мире нет девочки моей лучше.
Ты же видел, Господи, небо на дне реки
и по краю поля звёздочки-васильки?
Летом, в июле, вспоминай, Господи, ну же!..
Вот у дочки моей глаза и синей, и глубже.
Ты за мной не смотри, Господи, время своё не трать.
У неё у окошка в больнице стоит кровать.
Ты бы, как доктор уйдёт, на край присел,
Отче наш, сущий на небесех.
И она у меня одна, и Ты один.
Пригляди за ней, Господи, пригляди...
Молитва
Прорастая друг другом, сплетаясь корнями,
мы знаем, что осень неотвратима,
что она однажды придёт за нами
с холодом-побратимом,
обрывая листья бездумно, походя,
вырывая страницы памяти, подменяя оттенки фраз...
Но, пока не случилось этого, Господи,
не остави нас...
Сад камней
Я возвращаюсь к себе, прихожу в себя.
Время стекает холодной росой в сады.
Господи, хлеба насущного голубям
дай
Ты.
Пусть на помин моих уходящих дней
пыльную мякоть тюкают не спеша…
Надо бы камни собрать, но в саду камней
так отдыхает между теней душа.
Там, в стороне от торных людских дорог,
где только дождь оставляет недолгий след,
где только ветер-выдох и ветер-вдох
путают в прядях листву облетевших лет,
время молчать, любить и прощать, пока
память латает трещины на камнях,
серыми мхами штопая их бока...
Господи, видишь между камней меня?
Видишь, как сквозь рассвет прорастают сны –
бледная трын-трава на седой стерне?
Веры, терпения, света и тишины
дай
мне.
***
Я думала: справлюсь, выплыву.
Зачем я Тебе слабая?
Я думала – нет выбора:
сама поднимайся, падая.
Даёшь – значит, надо вынести.
А надо – так, значит, вынесу.
Сама. И не нужно милости.
Не думай, смогу, кровь из носу.
С трудом Ты всё это снёс, поди,
дождями по мне скорбя...
С Тобой я сильная, Господи.
Я слабая без Тебя.
Ночью славно
Ночью славно. Мирно, мерно
за окошком снег валит.
Лучше времени, наверно,
не бывает для молитв.
Не таких, чтоб по канону,
просто – света и тепла.
Просто думать полусонно,
кем я стала, кем была.
Как на майские над дачей
снова будет дым кружить.
Опрокинет дед стаканчик.
Жив!
Как с утра, кряхтя мотором,
лодка тащит рыбака.
Как потом поедем в горы,
как в горах ворчит река,
а её цикады глушат...
За окошком валит снег.
Бог, спасибо, что послушал.
Дальше знаешь сам, как лучше,
Ты хороший человек.
Снежная пыль
Дай мне сил, Господи, дай мне сил
подниматься, когда непослушны крылья...
Поздний вечер в окнах тепло гасил.
Пузырились тучи на небе мыльном.
Ты скажи, в каких закромах Твоих
тишины по горло и снов до полдня,
где январь заснежен, безлюден, тих,
так что я свой голос – и то не помню;
где не надо прятаться, убегать,
от греха задергивать напрочь шторы...
Отлежаться там, где снега, снега
и на стеклах звонких белы узоры.
И по утру выйти в простор и тишь,
принимая снежную пыль на веки,
оттолкнуться, зная – сейчас взлетишь...
И взлететь меж сосен, роняя снеги.
Полночь. Сретение
У полночи ни окон, ни дверей.
Она глуха, как древняя старуха.
Там тянет к небу щупальца пырей,
щекочет небу звёздчатое брюхо.
Покряхтывают тёмные дома,
пуская дым Медведице в сопатку.
Выходит бледно-синяя луна
и виснет над кладбищенской оградкой...
О дивный край, удобренный костьми
за слоем слой под чёрными крестами,
мы все тебе приходимся людьми.
Зовут зарю навзрыд вороньи стаи,
полгода ухмыляется зима,
присыпанная ржавью воробьиной,
и так спокойно сходится с ума,
когда февраль дошёл до половины.
Мне здесь просторно, Господи. Аминь.
Поля в промозглых рощах, как в заплатках…
Я только здесь без всяких аритмий
прощаю жизни суетность и краткость.
Ни выдернуть меня, ни прополоть
из этой тьмы, которой нет подлунней.
Я тоже буду кость её и плоть,
и земляника в призрачном июне...
Стихов нет. Только молитва
Господи,
да расточатся враги твои,
как исчезает дым, тако да исчезнут.
Господи, я беззащитна в своей любви.
Сына укрой покровом своим небесным.
Господи,
сколько бы ни было в мире войн,
жизнь остаётся жизнью, пока мы живы.
Любая воронка опять зарастёт травой,
всякая птица снова поёт после взрыва.
Господи,
воля Твоя, сохрани и спаси.
Слаб человек. Мне очень страшно и сложно.
Господи, дай мне терпения, веры и сил
делать то, что должно.
