П
редвижу: найдутся обязательно те, которым стихи Геннадия Красникова покажутся слишком резкими и трагическими, привившими ораторские приёмы тому, что обязано – так мыслится слишком многими – улещивать и умащать елеем. Какая утешительная ложь! Поэзия – речь того, что посмел открыть глаза в мутной воде бытия и вскрикнуть, что вода мутна.
Мы не знаем и, похоже, не хотим знать ни себя, ни того, что кругом. Оскорблённые обыватели привычно сторонятся тех, кто имеет дерзновение – нет, не пророчествовать, а даже просто подмечать! – отметины гнили и разложения того образа мысли и действия, за который они привыкли себя уважать. Обыватели, чья власть велика, уродуют и судьбу поэта, отторгая её даже от поэтической печати. После кончины же поэта они начинают понимать, кого безвинно мучили…
Но нет ничего «стабильного» и «устоявшегося» в мире, отпадающем от Христа, год за годом, век за веком, неуклонно, вплоть до Страшного Суда распадающимся на составные части, бессмысленные вне Целого. И нет ничего мучительнее, чем носить в душе единственную неизменную помету распада и невозможности ничего собрать воедино.
Геннадий Красников не случайно обилен в эпиграфах: говорить его понуждает и «народная мудрость», и евангельские максимы. Если бы не они, давно можно было бы замолчать, прикрыв глаза ладонью. От боли. И осознания того, как далеки мы все от Того, кто вечно зовёт нас.
Сергей Арутюнов
Пушкин, 1999 год
Как на бегущую волну -
звезда, так он глядит сквозь грозы
на незнакомую страну
и на знакомые берёзы.
И видит - сколько утекло
здесь, без него, воды и жизни,
нет, сердце некогда влекло
его совсем к иной Отчизне.
Увы, не скрыло солнце - тьмы,
но есть и признаки прогресса:
на новый пир среди чумы
слетелись новые Дантесы.
На муку смертного креста
они - (покуда мы враждуем) -
целуют Родину в уста
библейским страшным поцелуем...
Меняют в худшей из эпох
небесный свет на побрякушки!..
Но мы-то помним: с нами Пушкин!
Но мы-то знаем: с нами Бог!
2000
***
Nel mezzo del cammin di nostra vita…
Земную жизнь пройдя до половины…
Данте
Земную жизнь пройдя до половины,
я оказался… неизвестно где…
Вокруг меня былой страны руины,
чужая речь, чужие образины,
где я, как будто пасынок чужбины,
тону в летейской сумрачной воде.
Иллюзий прошлых, прошлых лет идиллий –
летает серый пепел надо мной,
хоть я их прежде не ценил, Вергилий,
как не любил болотный запах лилий,
но в памяти средь небылей и былей
они цветут смертельной белизной.
Глаза слеза невольная туманит,
но только брань и смех со всех сторон,
здесь новые Мамаи маркитанят,
а тот, кто скажет им: «На вас креста нет!..»,
кто старое, помилуй Бог, помянет,
тому и глаз, и сердце с корнем – вон!
Стал возвращаться ветер слишком часто.
Неужто в мире нет иных дорог?
До хруста обнимает жизнь, до хряста,
а ты, душа моя, ещё похвастай,
как я на сквозняке Екклезиаста,
на круговом ветру его продрог.
***
Как прошлое необратимо –
грядущее неотвратимо,
и, словно грозный знак,
(как будто он не за горою)
до нас доносится порою
неведомый сквозняк.
В нём привкус крови, запах дыма,
в нём прах очередного Рима,
в нём страх, в нём крах, в нём ад,
в нём, как в пустыне, - одиноко
струит на мир звезда Востока
свой жёлтый миллиард.
В нём новых варваров паскудство
все принимают за искусство,
урча и гогоча,
в нём дух больной изнемогает
и в катакомбах догорает
последняя свеча...
Ну, что же, будущее, властвуй,
чужое прошлое грабастай,
проклятая орда!..
Тебе ещё твой рок неведом:
подавишься ты русским небом,
и сгинешь без следа!..
Апокалипсис ХХI века
(
во время ливня 11 января 2007 года)
Мы тонем, тонем, тонем,
накрывает нас потоп,
качается и стонет
всемирный адский гроб.
Ни деревца, ни суши,
только грохот, рёв и вой,
и только души, души
над бездной роковой.
Архангельские трубы
блещут молнией из мглы,
на всплывающие трупы
слетаются орлы,
И выбрав хладный остов,
с шумом делят меж собой –
плавучий мёртвый остров,
последний берег свой...
Но дерзкой вспышкой света
смертный сон Господь прервёт, -
о Русь, не твой ли это
ковчег в ночи плывёт?.. –
как белый голубь, рея
в небесной глубине,
История и Время
под ним лежат на дне...
***
…И если ты открыл случайно,
как на путях добра – пустынно,
молчи,
не потому, что - тайна,
а потому молчи, что – стыдно.
И если за чужие брáшна
душой кривили мы искусно,
молчи, не потому, что страшно,
а потому молчи, что – грустно.
И если древней Парки прялка
рвёт нашей жизни нить невольно,
молчи, не потому, что жалко,
а потому молчи, что – больно.
И если отчий дом заброшен,
и в нём, как в детстве, не согреться,
молчи, не потому, что – в прошлом,
а потому молчи, что – в сердце.
И если мерзость ненасытна,
а глубина небес – кристальна,
молчи, не потому, что – стыдно,
а потому молчи, что – тайна…
***
...И дольней лозы прозябанье
А. П.
Явились незваны-непрошены,
и судят грехи наши тяжкие –
пророки с биндюжными рожами,
оракулы с бабьими ляжками.
Шумят языки празднословные,
уста не смолкают лукавые,
и шьют нам судьбу уголовную,
и сны навевают кровавые...
Галдят о каком-то призвании,
что было-де им откровение -
и дольней лозы прозябание,
и ангелов горних видение...
...А листьев полёт всё летальнее,
и мысли приходят невольные,
что всё-таки дольнее – дальнее,
и не всякое дальнее – дольнее...
***
Не ждёшь дурных вестей,
а всё ж однажды скажут:
- На выход, без вещей!.. –
и на порог укажут.
Небесный воронок
не будет дожидаться,
где Бог, а где порог, -
пора определяться!..
Пора, мой друг, пора –
на стол или на лавку,
ну, вот и с плеч гора,
в отставку, жизнь, в отставку...
А твой предвечный страх
пусть развлечёт немного –
раздолбанная в прах
последняя дорога.
Уж если горевать,
то не о прошлой жизни,
а что не пировать
на этой бедной тризне...
Присяжный ангел мой,
я был твоим позором,
с повинной головой
иду за приговором!
***
Как трубку табаком, мы набиваем жизнью
нелепые дела, нелепые стишки,
чтоб кто-нибудь извлёк с фрейдистской укоризной
из праха наших дней вершки и корешки.
К разрывам слов и снов, к истории порока –
привычно подходить с диагнозом врача,
но к заревам судьбы, но к тайным шифрам рока –
им всё равно вовек не подобрать ключа.
***
Тёмные, тяжёлые, осенние облака,
будто бы спрессованные, нахмуренные века,
никого не помня, не зная тут, -
словно над безлюдной землёй плывут.
Приглядись к подвижной, парящей их глубине,
сколько там теней, колеблющихся на мрачном дне, -
города и царства, жара и хлад,
и поднявший руку на брата брат.
Строит Ной ковчег свой, видишь, - первый плывущий храм,
плачет Иеремия, хохочет всемирный Хам,
тень слепого Гомера во тьме глухой
Книгу Откровенья гладит зрячей рукой...
Холодно, наверное, на север им плыть,
хочется, наверное, напиться и завыть!
***
Будто новый Ной перед Потопом,
строю свой ковчег один как перст,
становлюсь то глупым филантропом,
то жестокосердым мизантропом,
объявившим: нет свободных мест!..
Филантроп внушает: пусть спасутся!
Места хватит!.. Скоро грянет гром…
Мизантроп внушает: пусть пасутся
эти твари… Пусть они смеются
над моим отчаянным трудом!..
Но когда в полнеба вспышки молний
огненные впишут письмена, –
ни обид, ни подлости не вспомню,
и ковчег мой, всяким сбродом полный,
пощадит безумная волна!..
***
Через мучеников мы узнаём, кто мучитель.
Русские старцы
Через тебя, Россия, узнаём, –
в какие дни и времена живём,
за что бранят нас и грозят откуда,
и кто мучитель твой, и кто Иуда.
Через твою смиренную печаль
мы узнаём, кому тебя не жаль
и кто смеётся, руки потирая,
когда стоишь ты жертвенно у края.
Через твои святые образа,
через твои небесные глаза
мы узнаём ответ для нас не новый –
кто на тебя надел венец терновый…
Через тебя мы знаем испокон,
кого воротит от твоих икон,
и кто в тебя свой первый камень бросит,
и уксус кто к твоим устам подносит…
Через тебя сполна узнали мы,
какой нам путь готовят силы тьмы,
какие орды к нам они ни гонят,
который век они тебя хоронят!
Через твою священную борьбу
мы собственную узнаём судьбу,
любовь и веру, и надежду нашу –
испить до дна одну с тобою чашу!
***
Время понемногу подбирает
всех, кто дорог был, кто был любим,
на чужом пиру, где нас не знают,
Никого не назовём своим…
Только память остаётся другом,
ненадёжным, правда, вот беда,
как Сусанин водит круг за кругом
сквозь непроходимые года…
Заведёт в отчаянные дали,
уведёт в печаль к истокам дней
и в страну, которую украли
на войне оболганных идей.
Уведёт в рабочие посёлки,
сквозь бараки, в бедность детских лет, –
солнечные собирать осколки,
невозвратного прощальный свет…
А когда вернёшься на дорогу
в мир, где новый Вавилон бурлит, –
ночь шумнá, ничто не внемлет Богу,
и Содом с Гоморрой говорит…
…Счастливы ушедшие!..
Не стоит
впутывать вас в эти времена,
где гроша последнего не стоят
ваши песни, сказки, имена…
МУДРОСТЬ
И потерявшего не упрекай,
и не завидуй никогда нашедшим,
и – как мудрец восточный – уступай
дорогу дуракам и сумасшедшим.
И помни: мир так трогательно прост
в руках Творца – усталых и озяблых –
и звук паденья августовских звёзд,
как стук о землю падающих яблок.
Когда открыты настежь небеса,
есть шанс узнать в тот час
благословенный,
ещё какие можно чудеса
найти на старом чердаке Вселенной…
***
Подержите снежинки в руке,
как блестят они, вьются, танцуют!..
Кто же их на небесном станке
с первозданностью легкой штампует?
Посмотрите, держа их в горсти, -
есть особое, видно, блаженство
даже этот пустяк довести
до немыслимого совершенства!
***
В ночном колодце - чёрная вода,
в воде дробится - белая звезда,
а небо так стремительно отвесно,
как с тормозов сорвавшаяся бездна.
Летит в огнях мерцающая мгла,
и жизнь летит, и прошлых лет зола,
и сердцу внятен грозный знак мгновенья,
и страх отстать от этого паденья.
От скорости - пожар и лёд в крови,
останови, Творец, останови,
иль объясни паденье роковое,
куда летит пространство мировое?
Куда летит листвы сгоревшей - дым,
не вслед ли за пространством мировым?
И падает, как горький плод познанья,
моя печаль к подножью мирозданья...
2000
***
Ах, кабы на цветы да не морозы,
ах, кабы на мозги да не склерозы,
круглый год всё цвели бы лютики-незабудки,
жизнь не шутила бы с нами подлые свои шутки!..
Ах, кабы на Родину да не вороги встали,
ах, кабы на воинов да не воронов стаи,
Русь святая легко проносила бы крестное бремя,
по Кремлям не жирело б иудино племя, крапивное семя...
Ах, кабы на очи да не жгучие слёзы,
ах, кабы хоть с утра да были бы мы тверёзы,
не кляли бы мы горькую долю, икаючи с квасу-рассолу,
не клонили б повинную, разудалую голову дóлу...
Ах, кабы на кудри бы да не седины,
ах, кабы переплыть Волгу хотя бы до середины,
русское поле пройти бы, родные овраги, ухабы...
Если бы, Господи, если бы,
ах, кабы, кабы...
***
Ходят по небу тучи, как пена морская, кругами,
закипают леса и сады шелестящей листвой,
словно кто-то невидимый машет и машет крылами -
надо мной, над страной, над судьбой.
Может, бесы над нами сошлись и резвятся, играя,
или ангелам вспомнились грешные эти места,
или это - распятые светлые крылья сбивая,
рвётся в небо Россия с креста...
В тихом трепете листьев не слышно упрёка и гнева,
как в саду Гефсиманском в библейские ночи и дни...
С той поры на Земле все дороги ведут - только в Небо,
либо - (страшно подумать!) -
от Неба уводят они!..
***
Ещё в календарях и праздники нередки,
ещё небесный гром гремит, а не громит,
и первый жёлтый лист, слетевший с летней ветки,
нам ни о чём с тобой ещё не говорит.
Ещё мы говорим, прощаясь: «До свиданья!..»,
ещё торопим дней весёлую гурьбу,
но с каждым днём уже скромнее ожиданья,
пора учиться нам благодарить судьбу.
Люблю, когда в сентябрь, шумя, идут деревья,
и листья тянет ввысь метелью золотой,
как будто наших душ небесное кочевье
нам кто-то приоткрыл над вечной суетой.
***
Паденью мира нет предела.
И, смертной бездной соблазнясь,
распалась связь души и тела,
последняя живая связь…
Природа с чувством ретрограда
хранит себя из века в век,
печатью страшного распада
лишь ты отмечен, человек!
Природа первый день творенья
несёт в себе, как детский сон.
А мы? – Мы первый день паденья
в слепом безумии несём.
И наши души тучей тесной
(пока грешат здесь, пьют и лгут), -
уже владимиркой небесной
идут на тот последний суд.
Голос
Не ищи меня в лесах,
не броди в полях часами,
на тебя не я гляжу
васильковыми глазами.
Не ищи меня в снегах,
где мои продрогли птицы,
в доме нашем не ищи,
где тепло моё хранится.
И не стой на берегу -
вспять не повернешь теченья,
словно в зеркале, в реке
моего нет отраженья.
Я не там, где ищешь ты -
на пиру или на тризне,
это очень далеко -
дальше времени и жизни...
Только там к Любви любовь,
свет ко Свету припадает,
ни одной земной слезы
только там не пропадает...
***
...И в небесах стрижи,
и колокольный звон...
О, Господи, скажи,
за что мне этот сон?
За что мне этот свет,
приснившийся во тьме,
и лепет детских лет,
и вечность на уме!..
И васильки в венке,
и поле в васильках,
и облака в реке,
и мама в облаках...
Ведь этих чистых грёз,
прозрений забытья,
и этих сладких слёз
не стою, грешный, я...
И вечность на заслон
захлопнут навсегда,
когда растает сон,
как синий кубик льда...
***
Едва-едва горит в ночи лампада,
и хоть над нею мрачная страна,
и вороньё, и космоса громада -
она Отцу небесному видна.
Видна во тьме, на полпути настигшей,
как светлячок июльский на лугу,
как уголёк в золе, давно остывшей,
как маячок на дальнем берегу...
Безумный мир смердит в грехе глубоком,
и всё ж она - печально говорить! -
слеза в ночи!.. И человека с Богом -
последняя связующая нить.
***
Н. К.
Чей - к последнему ответу -
путь земной короче?
Ты идёшь - от света к свету,
я - от ночи к ночи.
Похвале и укоризне,
говорят, не верьте!..
Ты идёшь - от жизни к жизни,
я - от смерти к смерти!
Всем открыты - и крушенья,
и причал небесный,
ты идёшь - на зов спасенья,
я иду - над бездной.
Бесконечность, быстротечность -
плен сердечной смуты,
у тебя в запасе - Вечность,
у меня - минуты...
Мимо рая, мимо ада,
в тишине смертельной,
ты идёшь - не пряча взгляда,
я иду - в смятенье.
Но в раскаяниях поздних
смысла нет отныне,
над тобою - небо в звёздах,
надо мной - пустыня...
Мог бы нежностью согреться
день и час наш - каждый!..
Урони слезу мне в сердце,
мучимое жаждой!
Сербия. Украденная весна 1999
Сербия
в сердце болит,
Сербия
в сердце горит.
Ангелы в небе не реют,
коршуны в небе чернеют.
Плачь, Сербия, плачь,
плачь, слёзы не прячь!
Это не наша вина,
это не наша война...
Горькое Косово поле -
вечная сербская доля.
Землю твою бомбят,
в сердце моём - ад.
Каждый горящий пригорок -
мартовский твой мартиролог.
Перед иконою Сергия
плачу, сестра моя Сербия!
Но под святыми хоругвями,
верю, не будем поруганы.
От Куликова
до Косова
поле Христово
нам послано.
Общее поле.
Общая доля.
***
Маме
Ты, словно птица, стала ближе к Богу,
освободившись от земных оков,
и на мою пропащую дорогу
глядишь сквозь хлад безгрешных облаков.
И где-то там, внизу, в пыли и тлене,
ты видишь мир, где мира нет давно,
ты видишь дом, где живы только тени, -
всё, что вблизи нам видеть не дано.
В пыли и тлене пред тобой открыты -
колодец, сад, зелёная река,
погост, часовня, юные ракиты,
где без тебя уже прошли века...
Так много спрессовалося в разлуку!..
А я ещё влачу свой путь земной...
Молю тебя, подай с небес мне руку,
когда разверзнут бездну подо мной…
***
Ослом соседа и его женой
ты соблазнился, но в другие сети
не попадись: не пожелай чужой -
ни юности, ни старости, ни смерти.
Своей судьбой, как будто бы межой,
отгородись, всё прочее - химеры! -
не пожелай - ни музыки чужой,
ни памяти, ни Родины, ни веры!
Чтоб самому не стать чужим ослом
и шкурою на чьём-то барабане,
живи - какой ни есть - своим умом,
и ставь свой крест меж отчими гробами.
***
Нине, в день ангела
Влачась во прахе и в золе,
ты громом грянувшим разбужен:
«Оставь свой посох на земле,
он в небесах тебе не нужен!»
Над покосившимся окном,
забывшим счёт дождям и стужам,
услышал ты: «Оставь свой дом,
он в небесах тебе не нужен!..»
Как больно голосу внимать,
зовущему: «Отринь родное,
не окликай отца и мать,
забудь, оставь земле - земное.
Жену оставь. Детей забудь.
Пусть прах твой разметут потомки.
Но сохрани свой грешный путь,
как свиток, в нищенской котомке!..»
Ангел-Хранитель
Что так смотришь, Ангел мой Хранитель,
словно бы Ты Ангел - Обвинитель,
словно бы Ты Ангел - Прокурор,
словно бы разбойник я и вор!..
Отчего в Твоём небесном взоре,
в неземных очах - земное горе,
и такая строгость в складках губ,
словно я - злодей и душегуб!
Что же Ты, кого послал мне Отче,
смотришь так - всё пристальней и жёстче,
душу мне прожёг Твой скорбный взгляд,
словно в ней клубится мрачный ад...
Ну, какой Ты Ангел-Обвинитель,
Ты всего лишь тихих слёз Пролитель
над моей седою головой,
над моею бедной судьбой!
Ты всего лишь Ангел-Утешитель,
перед Богом за меня Проситель,
раны одного из грешных чад
в сердце у Тебя кровоточат...
Страшно мне: а вдруг Ты надорвёшься,
от меня, мой Ангел, отвернёшься,
и с Тобою, душу леденя,
отвернётся Небо от меня!..
***
Нине
И снова золотым письмом
октябрь неспешно перелистан.
Мир состоит из аксиом,
из прописных и детских истин.
Не хмурь в раздумиях чело
ни в дождь, ни в пору листопада,
вся мудрость в том, что ничего,
мой друг, доказывать не надо...
***
Умом Россию не понять?
Пусть лукавец нас перелукавит,
пусть грозит нам августейший перст -
русский ум на всём вопрос поставит,
вечный и тяжёлый, словно крест.
Потому отмерила непросто
путь нам наша русская верста,
та, что - от вопроса до вопроса,
та, что - от креста и до креста.
***
В тех садах, в тех домах и глухих коридорах,
в тех уральских бараках (поклонимся им!),
где в раздорах и драках взрывались, как порох,
где смеялись и пели, где был ты своим…
Где смеялись, а песни слезами кончались,
в том немыслимом, послевоенном, году,
где за бедным столом всем двором умещались,
где вся жизнь проходила у всех на виду.
В той забытой стране, в том году небогатом,
всюду был ты своим, отрок света и тьмы,
в той забытой стране под безбожным плакатом
Бог тебя уберёг от сумы и тюрьмы…
А теперь золотят купола и столицы,
но людей разделили лукавой межой,
в незнакомой стране незнакомые лица,
где железные двери, где всем ты чужой.
***
Птицам вослед, что летят косяками,
детям вослед, что глядят босяками,
спеть ли нам новую песню потерь?
Были когда-то и мы рысаками,
были когда-то и мы русаками,
кем же мы стали теперь?
Спеть ли, как деды ходили походом,
всяк атаманом был и верховодом,
где же сегодня тот век золотой?
Были раздольным, весёлым народом,
как же случилось, что стали мы сбродом,
жалкою, нищей толпой?
Жили собором, великим простором,
ныне раздором живём и позором,
матушка плачет, да некому внять…
Хватит уже умирать под забором
и перед каждым лукавцем и вором
голову хватит склонять!
Родина!.. Пусть мы живём бестолково,
глянешь на клин журавлиный и снова -
ты нам последней надеждой дана,
только твоё материнское слово
вымолить может со дна ли морского,
с самого тёмного дна…
***
Пока гром не грянет, мужик не перекрестится.
Русская пословица
Уже давно твой дом стоит вверх дном,
в твоё окно давно беда стучится, -
какой ещё ударить должен гром,
чтобы собрался ты перекреститься?!
Чужая речь, чужой Содом кругом,
чужим богам ведут тебя молиться,
какой ещё на свете нужен гром,
чтобы собрался ты перекреститься?
Со всех сторон над русским мужиком
любая сволочь ржёт и веселится, -
какой тебе ещё придумать гром,
чтобы собрался ты перекреститься?
Горит земля родная за окном,
ни сын, ни брат живым не возвратится, -
какой ещё обрушить нужно гром,
чтобы собрался ты перекреститься?
Ужели непонятно, что добром
вся эта канитель не прекратится, -
какой ещё потребуется гром,
чтобы собрался ты перекреститься?
Усталый ангел над твоим одром
неужто безутешно прослезится,
когда последний в жизни грянет гром,
который никогда не повторится?..
Троицын День
Нынче праздник, сердце радующий нам,
Как сияет, весь украшен, Божий Храм!..
Зеленеют всюду веточки берёз –
Кто из леса, кто из рощи их принёс.
И душистая – аж кругом голова –
На полу, как в поле, мягкая трава…
Мягко в травушку колени приклонить,
Хорошо-то как нам, Господи, здесь быть!
***
Дождик прошёл перед самым закатом,
искрами солнца все окна закапал,
будто бы тень золотого крыла
вечностью лёгкой на стёкла легла.
С каждою каплею – солнцем горящей –
радостно день провожать уходящий,
верить, надеяться, помнить, любить,
день наступающий благодарить.
***
Ирреальностью сна, немотой забытья,
кто там тенью полнеба закрыл?
Это тёмные птицы из небытия
от Москвы и до самых Курил…
Перелётные, те улетают на юг
пережить, переждать холода,
ну, а тёмные эти, немыслимый крюк
для чего совершили сюда?
Может, сбились с пути, перепутали сон,
времена перепутать могли,
или, может быть, смертный услышали стон
над бескрайностью русской земли?
Над седым чернобылом пустых деревень,
на дворцах золотого литья –
кто не видит их грозную вещую тень,
не достоин и птиц бытия.
***
От нынешних Сократов наших кислых
стоит туман дремучий в головах,
запутавшись и заблудившись в смыслах, -
мы спорим о словах.
Шумим, разводим толки, кривотолки,
чтобы в конце понять, каков итог,
что все слова лишь бледные осколки
единственного Слова – Бог.
Все Хайдеггеры умолкают просто,
когда с печи в глухой деревне дед
вздыхает вслух: «Кругом одни погосты,
но в сердце мёртвых нет».
***
Ниспосланное время свыше –
где ни зимы, и ни весны,
где протекают жизнь и крыши,
где мыши прогрызают сны!..
Где мы просили Христа ради
на нашу бедность и грехи,
где в ученической тетради
мерцают светлые стихи.
Ниспосланное свыше благо
родной язык боготворить,
и сумасшедшая отвага
шестую часть земли любить.
Ниспосланная свыше доля –
всё претерпеть в своей судьбе
и лёгкого в земной юдоли
креста не требовать себе.
***
Ещё и прошлых бед мы не оплакали,
а ты опять в плену, моя страна,
меняешь царство косаря и пахаря
на царство кесаря и пахана.
Ещё не смолкло пение воскресное,
а у дверей – зловещие гонцы,
они пришли –
твои венцы небесные
под шум и гам сменить на бубенцы.
Ещё твои защитники и воины
в Господних списках числятся в живых,
уже клюют им очи чёрны вороны,
уже клеветники бесчестят их…
Поругана, осмеяна, освистана…
Но злобный мир, летящий с визгом в ад,
испуганным вопросом: «Что есть Истина?», -
зачем тебя пытает, как Пилат?
***
Пустотой дохнуло неживою,
дожили до осени времён...
Но покуда сад не оголён,
вечности не видно за листвою.
Кажется бессмысленной игрушкой
в золото окрашенный покой,
ходики настенные с кукушкой
остановим собственной рукой.
Жалкий род людской, сосуд скудельный,
что мы сможем в вечность унести? –
только слёзы, только крест нательный,
только просьбу: «Господи, прости!»
***
Бережёного, Бог - так меня бережёт –
не велит на кисельный ходить бережок.
Крепко держит в Своей справедливой руке –
«Не проси!..» - не пускает к молочной реке.
Не пускает ни к барским столам, ни в Кремли,
не меняет мои пятаки на рубли.
Отклоняет пути от лавровых венцов,
от лавровых венцов, шутовских бубенцов.
Посылает мне весть, чтобы я не вздыхал,
чтобы манны небесной напрасно не ждал...
Посылает врагов, а ещё дураков,
погляди, да сравни: ты-то сам – не таков?
Не скупится, полынною брагой поя, -
чтобы мёдом мне жизнь не казалась моя,
чтобы холод земной пробирал до костей...
Видно, я у Него из любимых детей...
***
Не картина, так себе, - картинка,
но, увы, не радует сюжет:
если в парке не поёт пластинка,
если не блестит в глазах слезинка...
Может, нас уже на свете нет?..
Не кручина, так себе, - кручинка,
но потянет беды за собой,
если ранит снежная крупинка,
если неба серая овчинка
потемнела над твоей судьбой.
Не рябина, так себе, - рябинка,
ну, а всё же с нею мы родня,
если ягод зимняя горчинка,
если каждая её кровинка
бьётся льдинкой в сердце у меня.
Не причина, так себе, - причинка,
но ложится гирей на весы,
если в песне догорит лучинка,
если вдруг случайная песчинка
остановит вечности часы.
***
А если грозный Страж не уследит –
и этот соловей не допоёт,
и этот самолёт не долетит,
и этот пароход не доплывёт...
Но жертву Каин всё-таки добьёт,
а греховодник всё же догрешит,
а забулдыга всё равно допьёт,
и жалкий шут, конечно, досмешит.
Но дай нам, Боже, долететь, доплыть,
дослушать соловья в твоём саду,
и, если можно, Боже, дай нам быть
готовыми к последнему суду.
Горим!
/Лето 2010/
Зноя безумие злое
сушит леса и поля,
серой стеклянной золою
стала земля.
На раскалённых просторах –
горя не обозреть!.. –
в каждой пылинке – порох,
в каждой былинке – смерть.
Колос в огне растущий
чёрен уже и тощ,
Господи, в зной на сушу -
даждь нам дождь!..
Только и вспомним в пекле –
ведаем, что творим,
в пекле, в дыму и пепле –
поздно кричать: «Горим!..»
Мёртвой листве на сучьях,
как возродиться здесь?
Господи, дождь насущный –
даждь нам днесь!..
август, 2010
***
Да, моя милая, да,
это – ночная звезда,
это – бессонная совесть,
это – небесная повесть,
где мы вдвоём навсегда.
Этот мерцающий свет –
неисчезающий след,
память о душах ушедших,
в вечность с собою унесших
непостижимый сюжет...
***
Как листья и трава,
как облака и ветер, -
ты дышишь, ты жива, -
и я живу на свете...
А если... если... Нет!
Молчи! Не смей!.. Не надо...
Страшит не тьма, а свет
угаснувшего взгляда.
***
У судьбы не попрошайничай,
только помни наперёд, -
кто с надеждой распрощается,
тот трёх дней не проживёт.
Если день погаснет праздничный,
сердце омрачив твоё, -
у любви не христарадничай, -
не разжалобишь её!..
Даже если гром обрушится,
и дорога подвела, -
всё равно не побирушничай
возле барского стола.
Льёшь ли слёзыньки горючие –
остаётся жить вобрез, -
лишних дней не выканючивай
в бухгалтерии небес.
Жёлтый лист в ладонь опустится –
скоро осень и зима...
Горе глупому – от глупости,
умным горе – от ума...
ОТРЫВОК
Среди милых забав и ничтожных забот,
с жалкой горсткою слов, с жалкой горсткою нот,
дней бесценных беспечный бездумный транжир,
ты не видишь, не слышишь, как рушится мир.
Ты не знаешь, по ком с колоколен звонят,
как идёт в человеке последний распад,
у тебя бесконечный всемирный загул
и не слышен тебе тектонический гул...
Ты не слышишь в утробе своих городов
содроганье отеческих бедных гробов,
ты не видишь знамений горящих лесов,
ты не слышишь ударов последних часов.
Ты бежишь от гримас сумасшедшей луны,
заглушаешь таблетками жуткие сны,
и не смотришь в глаза зачумлённых людей,
и не смотришь в глаза нерождённых детей...
Ты не чувствуешь близости ни катастроф,
ни грядущих безумств, ни грядущих Голгоф,
от видений кошмаров последних времён
охраняет тебя хохмачей легион...
Совесть
Не уберёшь её под спуд,
не сдашь её в казённый дом,
здесь, на земле, она твой суд,
перед последним тем судом.
Разбудит и разбередит,
разворошит весь хлам и смрад,
ты от неё нигде не скрыт,
она не ведает преград…
Ни срока давности, ни льгот,
и не указ ей адвокат,
припомнит час, и день, и год,
возьмёт за горло: «Что ж ты, гад?!»
Смола в её котлах кипит,
костры в её глазах горят,
кто знает, что такое стыд,
тот знает, что такое ад.
Плетётся, кутаясь в рваньё…
Но трепеща и чуть дыша,
как будто в зеркало, в неё
глядится бледная душа.
***
Люблю читать в иные дни
не текстов ветхие обноски,
а комментарии одни,
а примечания и сноски.
Не то что бы была скучна
мне простота, но чем яснее -
тем больше требует она
замысловатых объяснений.
Мы любим усложненья те,
блеск возражений, буйство спора,
нам неуютно в простоте,
в ней для гордыни нет простора.
Я знаю этот интерес!
Так грешная душа боится
бездонной глубины небес,
где не за что ей зацепиться.
Зачем?
Ведут ли все дороги в Рим,
из Рима ли ведут, назад…
Нам – что?.. Мы в стороне стоим,
Пускай идут хоть в рай, хоть в… ад!
У каждого свой суд, свой зуд,
но мы-то, Господи, при чём?
Зачем на сцену нас влекут
то с палачом, то с калачом?
Мы вдалеке от всех стоим,
и вдалеке от всех живём,
зачем присутствием своим
мы им покоя не даём?
Зачем они в недобрый час
в такую даль гоняют рать?..
Знать, в драмах мировых без нас
им скучно роль свою играть?
Но стоит только лишь начать,
слегка рассудок помутить, -
одни хотят нас обличать,
другие нас хотят учить.
Ведь если вправду гений он,
и если он не идиот,
зачем сюда Наполеон
за гибелью своей идёт?
Зачем сюда, как в страшный сон,
влечёт Адольфа всё сильней,
как будто он заворожён
грядущей гибелью своей?
Войну везде войной зовут,
но только здесь её исход
всегда решает Божий суд
и незлобивый наш народ…
Всю жизнь, Россия, горний свет
и крест нести – твоя стезя…
Мы дали миру свой сюжет,
и выйти из него нельзя.
***
Чтоб счастью можно было вечно длиться
не так уж много нужно человеку –
он должен видеть небо, звёзды, листья,
траву, цветы, туман, дорогу, реку.
Он должен видеть дом, резные ставни,
в окне седую мать, герань, котёнка,
сквозную тень под яблонею старой,
лицо любимой и лицо ребёнка...
Он должен знать, что Землю не погубят,
не рухнут птицы, не толкнут калеку,
что Бог его, какой ни есть он, -
любит...
Не так уж много нужно человеку.
Молитва
Если б я умел Тебе молиться.
повторял бы только и всего:
«Господи, минута эта длится,
и не нужно больше ничего!»
Если б я умел Тебе молиться,
я просил бы именем Твоим:
«Дай минутой этой поделиться,
словно хлебом, с теми,
кто любим!..»