Санкт-Петербург с его некогда самой звучной в России поэзией сделался сегодня невыносимо далёким от центров общественного внимания, и понятно, почему: оно, внимание, сконцентрировано совсем не на поэзии. И, следовательно, не на Санкт-Петербурге. Поэзия Елены Елагиной призвана напомнить, что в самой северной столице мира бьётся живое мучающееся сердце, для которого и судьба страны, и судьба каждого из нас, разделяющего её судьбу – не пустой звук. Наполненная аллюзиями, эта поэзия – христианская в высшем смысле не постоянного упоминания духовных универсалий, но следования крестному пути Спасителя, рубиновым каплям Его крови.
Сергей Арутюнов
Ветхий Завет
Пока дитя не спит, над книгою склонясь,
Всерьёз увлечено соперницей Диснея,
Под пальчиком его пока бормочет вязь
Некровных вещих букв, я оборвать не смею
Ни словом, ни рукой сей сладостный альянс —
Пусть каша подгорит, пусть ванна остывает...
Проклюнувшись, душа свой оставляет транс
И медленно растёт, хоть быстро прорастает.
***
Выбирай между мраком и тьмой,
Выбирай между мором и гладом,
Между Питером и Ленинградом,
А ещё меж тюрьмой и сумой.
А ещё между страхом не жить
И несчастьем дожить до маразма,
Горловые залечивай спазмы,
Ухватившись за липкую нить.
Выбирай, коли дал тебе Бог,
Нет, не время, а бремя свободы
Выбирать — то ли неба клочок,
То ли душу объявшие воды,
Что просвет заполняют собой
Между Ждановкой и Иорданом,
Меж Евангелием и Кораном,
А ещё между мраком и тьмой...
***
Когда мой глаз
пресыщен станет зреньем,
слух – речью, звуками,
а лёгкие – дыханьем,
когда душа
устанет безнадежно,
поверив в смертность
сущего всего,
тогда приди,
забвенья чёрный ангел,
и этот мир
загороди крылами,
и дай
своим покоем насладиться.
и душу к сну
навеки призови…
***
Пусть уж будет темно, и бело, и зима
Никогда не кончается, мёртвая, злая,
Пусть метелями сыплют её закрома,
И собаки, устав от бесстрашного лая,
Вдруг хвосты подожмут и уйдут зимовать
Под хозяйский присмотр: холод — лучшая сводня.
Вот тогда-то и выглянет солнце опять,
И весна зацветёт, как улыбка Господня!
***
Это время проводит рукой по твоим глазам,
И, означив морщины, опять начинает учить азам.
Наберись терпенья, зубря, как школяр, алфавит,
Забывая псалмы, что когда-то сложил Давид.
На распутье сути, на самом конце луча
Равновесье сплюнешь, заклятья свои шепча.
Вот и время, схватив за чуб, наклоняет тебя к земле.
Как ты думаешь, есть ли где-то Ла-Манш и Па-де-Кале?
Спи, глазок, спи, другой, только третий глазок не спит,
Наблюдая не дивный вид, а души транзит.
Не пророкам страшно, не жертвам, не палачам,
А несчастному Богу и светлым Его лучам,
А безгрешным младенцам, а птицам и муравьям,
Если после ижицы движемся вновь к азам...
В утробе вечности
1.
В утробе вечности, как талес, полосатой,
Где мирно спят Отец и Сын распятый,
И Дух Святой, что в виде голубка
Порхает по евангельским сюжетам,
Где и намёка нет на то, что Лета
Течёт и подмывает им бока,
Нет времени, как нет иных субстанций,
Нет ничего — строчите ваши стансы:
Бумага выгорит, и старомодный стих
Не позабавит спящих, не разбудит,
Их от молитв скорбящих не убудет —
Им всё одно. Их слух давно утих.
2.
В утробе вечности, замшелой и мохнатой,
Где спят в обнимку Бог и тот, рогатый
Враг человечества, зеленоглаз и хром,
Все сны заезжены, как фильмы в Антарктиде,
Как репортажи об апартеиде,
Как слухи, что опять грядёт погром.
Мы им наскучили набором джентльменским
Своих грехов, и рубищем вселенским
Укрывшись от назойливых, круша
Тысячелетья сонными зевками,
Уснули все, кто царствует над нами,
В утробе вечности, куда скользнёт душа.
***
Господь блаженным счастье даёт,
Влюблённым даёт тоску,
А мудрым — печаль, чтоб век напролёт
Персты прижимать к виску.
Чтоб видеть суть и не видеть свет
В туннеле, что есть кольцо,
Чтоб раз за разом сползать в кювет
И в кровь разбивать лицо,
Поскольку нету других дорог
И нету других путей,
И новый век, что задрал порог
Возможностей и скоростей,
Всё в ту же стену упрётся лбом,
Отбросив дуру-мораль,
На той же трассе, где пыль столбом...
Такая, брат мой, печаль.
Рождество
1. Двадцать пятое декабря
В Рождество с католическим знаком, когда наобум
Задыхается сердце, когда отвердевший твой ум
Беззащитен и робок, но силится тайн причаститься,
Вспоминаешь поэта, творившего, словно Бог:
В этот день он всегда писал, даже если не мог —
Нет, ошиблась! — поскольку мог,
как над нами вновь серебрится
Вифлеемской звезды ежегодный томящий свет,
Не погасший за столько лет, через столько бед
Прорастающий, тающий, словно слеза на реснице
На исходе ночи, но, жизнь на исходе взяв
Без усилий в свои силки, потому что прав
Только тот, кто достоин касанья Его десницы,
Он потом разольётся таким океаном, что
И в мороз, как в жару, спешишь расстегнуть пальто,
Как подумаешь о бездонном колодце веры,
Где ведро своё как ни прилаживай, ни опускай,
Никогда не наполнишь так, чтобы через край —
Всё верёвка мала, всё негодны её размеры...
2. Седьмое января
Снова хвойный дух растревожил твоё нутро —
Так внезапно врезается в кожу болотный осот.
Видно, там и гнездится душа, где изъято ребро,
Потому как не только природа не терпит пустот.
Потому как хоть раз в году пропади и сгинь,
Бросив оземь нажитый трудно свой скарб земной.
Если слишком много проблем, то считай, что их нет
— аминь! —
Кроме той, одной, для которой был создан Ной.
Ведь, вступив в эту воду раз, не войдёшь в другой.
Только в детстве думаешь — в жизни всё навсегда.
Поменяй глагол на тире, как «олим» на «гой»,
Поменяй и смотри, как блекнет к утру звезда.
Нерешительность
О чём просить? О том, чтоб дал или избавил?
Ещё одним ослом прибудет в этот час —
Не выбрать ни за что! И нет здесь твёрдых правил,
И не решит никто, о чём просить, за нас.
О, Господи, Ты Сам умеешь всё устроить,
И даже иногда к добру всё, может быть,
И что, скажи, Тебя напрасно беспокоить,
Когда Ты знаешь Сам, о чём Тебя просить?
***
Пророк не говорил на языке Сорбонны,
У книжников ума он век не занимал,
Он мытарь, он рыбак, он гор изведал склоны…
Пастух – не грамотей, ему страшней обвал,
Чем вдруг проспорить спор о Божьей благодати
И о свободе, мол, нам вечный выбор дан…
Ему нужней земля на трудовой лопате,
Но слово жаждет уст, как воздуха фонтан!
Он только проводник, он контактёр невольный,
Его язык ему не властен, видит Бог,
И девственен его как прежде разум дольний -
Он сделал лишь, что Бог ему велел. Он смог.
***
Ездовая собака обожает свою упряжку,
А ещё обожает свою блестящую бляшку,
Ту, что выдали на последних соревнованьях –
Будет чем красоваться в северных полыханьях.
И хозяина любит, и всю собачью бригаду,
И ни пяди своей победы врагу не уступит, гаду!
И клыки у неё сильны, и лоснится шкура,
И глаза у неё востры, и губа не дура.
Хорошо ей, собаке, в езде познающей Бога,
У неё молитвой ложится наезженная дорога,
И духовный путь согласован с путём хозяйским,
И вовек она не соблазнится яблочком райским.
Ездовая собака радуется езде.
И бежит себе, улыбаясь, к заветной звезде.
***
То слёзы на глазах, то в горле острый ком,
То на ладони лист лодкообразный,
Засохший не к добру, а к осени, притом
Прибившийся мотивчик неотвязный.
Что это? Всюду жизнь? И счастье? И судьба?
И грозный древний рок, сулящий гибель складно?
По капельке, давай, выдавливай раба,
Все Божией рабой останешься – и ладно.
Племянница
Моя Алёна богомазом
Работает, деньгу сшибает.
Она уже совсем большая
И замужем была два раза.
И два печальных сенбернара
При ней, и мальчик годовалый,
И мать-пропойца, божья кара,
И муж в бегах… Вот так: навалом,
Клубком, узлом. Но почему-то
Она живёт – не унывает,
И даже счастлива как будто,
И ни на что не уповает.
И так нежны миниатюры
Под кистью – лёгкое дыханье! –
И христианские амуры
Летят гуськом, как на собранье.
«Алёна, как дела в Епархии?» -
Скривит хорошенькие губки,
И ангела под бок – Выпархивай! –
Белила отчищая с юбки.
***
Господь не дал любви, но дал певучий дар,
Не дал богатства, но позволил быть счастливой.
Другой разложен был передо мной товар —
Не яблоко в руке, но цвет весенний сливы,
Не древо, но поля с шершавым звуком трав,
Не сад, но дальний лес языческой породы,
Господь не дал Себя, но дал смиренный нрав
С бунтарским языком и знаньем несвободы.
***
И мыло смылится, и испарится спирт,
И медленной реки изменится теченье,
И выветрится соль, и выдохнется мирт,
И всех небесных числ изменятся значенья.
Но в вечность, как в себя, нетленная душа
Глядится, не боясь ни порчи, ни забвенья,
Поёт без слов, рисует без карандаша
И, как молитвы, всласть твердит стихотворенья.
