По горечи строк узнаётся сегодня поэт. Было время другое, и многое определялось иначе. Но сегодня горечь полынная – знак и правды, и, как ни странно, блага.
Мир болен лихорадкой неверия, малярией смыслов, за горячкой которых едва различаются изначальные замыслы.
Горе тебе, человек! От прообраза своего ты всё дальше, всё неприступнее задираются вверх твои творения, и всё сумрачнее и горделивее вознесшиеся они. В них ты вознамерился противоречить не только природе, но и Тому, кто её создал…
Ольге Хапиловой всего этого пояснять и не нужно. Она чувствует, что происходит. И каждый истинный поэт сознаёт искривление пространств и времён, из которых выбраться можно только по прямому лучу веры, проницающему миры. Поэзия её тонка и безутешна. А если хинная скорбь вдруг навестит вас в напевных строках, то – к исцелению.
Верное зеркало – прямое
Сергей Арутюнов
Потерпи обо мне
В благодатном саду расцвели благодатные вишни;
Горевой пустоцвет, что Тебе я на это скажу? —
Потерпи обо мне, не секи меня, Боже Всевышний,
Может статься, и я этим летом на что-то сгожусь.
Ты воззри на меня: я раба-чужестранца покорней —
Потрепало изрядно челнок мой житейской волной.
Только Сам окопай эти жалкие, голые корни,
Только Сам Ты удобри участок земли подо мной.
И когда в другой раз Ты меня у дороги приветишь —
От обилия ягод склонюсь у всещедрой руки
И Тебе одному протяну я тяжёлые ветви.
Потерпи обо мне и покуда меня не секи.
РАДОСТЬ
Растворился огонь в предночном часе,
Вижу отблеск живой Твоего града.
Чем воздать я смогла бы — прими, Спасе —
В благодарность мою и хвалу радость:
О всполохах зарниц, что грядут ночью,
Озаряя своим торжеством север;
Что ромашки распустятся в срок точно,
Что качнётся под грузным шмелём клевер;
О стальных облаках, где парит коршун,
Распластав величаво крестом крылья.
Пусть становится день ото дня горше
И трясёт надо мною полынь пылью;
Скоро осень забрызгает лес краской,
И седая зима не пройдёт мимо —
Всё творенье стремится ко мне с лаской,
Потому что ношу я Твоё имя.
***
Не говори, что время утекло –
Оставь надежду всяк сюда входящий –
Мерцает свет сквозь тусклое стекло,
И жив вовеки свет тот Низводящий!
В руладах птиц, гудении шмелей
Дыханье мира призрачно и глухо;
Здесь терпкий запах клейких тополей
Разбавлен мглой сиреневого духа.
Бредёшь чредой оградок извитых –
Настигнет сердце горнее радушье:
Тепло, тепло неявленных святых
Одарит лаской родственную душу.
И горизонт пресветел и лучист,
Росой подёрнет веки и ресницы.
Покой, покой, не шелохнётся лист,
И с неба крестит Божия десница.
Вся суета земная – позади,
И стрелок ход споткнулся, охнул, замер…
И Ксения на кладбище сидит
И смотрит ввысь разумными глазами.
ПОЙТЕ НАДО МНОЙ
А когда всерьёз слягу, обомлев –
Жизнь нельзя купить-выменять –
Пойте надо мной, пойте обо мне,
И от моего имени;
На любой мотив, голосом любым –
Только бы слова Божии,
Чтоб ненастным днём светом голубым
Небеса на миг ожили,
Чтоб крестом проплыл белокрылый стерх
Над моей земной пристанью,
Чтоб от песни той устремились вверх
Взоры, как один, пристально,
Чтоб блеснул просвет жёлтого желтей
Звёздочкой Пути Млечного,
Чтобы стала вдруг вера у людей
Твёрже в торжество вечного!
***
Ты знаешь, конечно, о том, что смертельно уставший
И жутко больной никогда не становится в позу…
Однажды, наверно, я стану мудрее и старше,
Наш спор безрассудный закончится в Божию пользу.
Не тем мы страдаем по жизни, не тем себя лечим…
В душе обнажённой расплачется Божья сиротка,
И с радостной болью признаю, что крыть уже нечем,
И руки по швам опущу утомлённо и кротко.
Великое чудо – ещё улыбаются с неба,
В которое, верю, смотрела всегда без лукавства;
И хлопья пушистые белого-белого снега
Падут на лицо моё самым желанным лекарством.
ДЕРЕВО ЗА ОКНОМ
Ранний октябрь месяц, воздух такой же летний;
Всё бы ещё ничего, но, от наготы сомлев,
Дерево за окном готовится в путь последний,
Скомканная одежда грудой лежит на земле.
Вроде ещё тепло, солнце играет в просвете,
Взгляд от травы зелёной видно ещё не отвык;
А у корней соседних, будто при лазарете,
Кто-то уже брезгливо сжигает тряпьё листвы.
Лбом прижимаюсь к стеклу, снова щемяще-грустно:
Промыслом сберегая к Судному дню, к весне,
Дерево за окном скоро в крахмальный до хруста,
Будто в халат больничный, укутает в саван снег.
Вера – это не к нам, нам докажите, измерьте;
Все мы торопимся знать и знать как никто другой.
Но что это? Тайна во мне. Как обручаюсь смерти?
Как возвращаюсь в прах? Воистину Божьей рукой.
Вижу минувший день в этом стоящем на страже
В латах слепяще-белых славном небесном гонце –
Всё, чему быть надлежит, временное, и даже
Дерево за окном свидетельствует о конце.
КРЕСТНЫЙ ХОД
Где в бараки сбит лес когтями скоб,
Где под номером ссохлось деревце,
Крестный ход идёт по Октябрьской,
В позолоте риз ветер греется,
Тот, что зло стегал спины потные,
Пересчитывал рёбра впалые;
А теперь, гляди, сыплет под ноги
Пятаки листвы медно-алые,
Чтоб осеннее спрятать месиво.
Покропит водой светлый батюшка -
Со дворов рукой машут весело,
Да и сам идёшь, улыбаешься.
Тихий свет креста с полумесяцем,
Новизной горит образ смальтовый;
А иным уже снится-грезится,
Как валяли нас по асфальту бы;
Как в прекрасный день да за озером
Покидают нас в землю тыщами,
Заровняют поле бульдозером -
И концов вовек не отыщете.
К тем воротится згой проторенной,
Кто учиться впрок жизни гребует,
На круги своя мать-история -
Справедливость, знать, шибко требует.
Упадут кровя струйкой сплюнутой,
Надоест земле их вынашивать,
Поднатужится - и проклюнутся
Поколением лучше нашего.
***
Пусть за резным окном также цветёт сирень,
Машет вишнёвый сад белым своим крылом.
Господи, повели в Твой Невечерний День
Нашей большой родне сесть за одним столом.
Внуки моих детей, предки моих дедов -
Пусть за трапезой той всякий найдёт приют.
Буду идти, идти меж дорогих рядов,
Буду смотреть, смотреть, слушать, о чём поют.
Пусть надо мной рука время совьёт в кольцо,
Мне бы тогда суметь, хоть и народ немал,
Искренней с каждым быть, каждого знать в лицо,
С каждым найти слова, с каждым поднять бокал.
Нечего мне просить, правда, как мир, стара,
Нечего мне просить, что лишь скажу - изволь,
Боже, остаться здесь, сесть во главу стола
И разделить-поесть с нами Твои хлеб-соль.
***
К закату летний день простыл,
Томлений полный.
Владыка кроткий и простый
Идёт по волнам.
И в торжествующей тиши
Склонился вечер.
Ракиты, птицы, камыши
Спешат навстречу.
Их устремление не в счёт:
Бредя водами,
Меня Он ищет, вопиёт:
«Где ты, Адаме?»
***
Шёпот истовый: «Господи, Господи!»
Чуть качается зыбкое марево –
По тропинке тяжёлою поступью
Я несу чьё-то чадо вымаливать.
Ты прими мя со страшною ношею,
Может, той хананейскою псиною!
Положу я и рухну подкошенной
На пригорок сырой под осиною.
«Не молись!» - мне твердили «великие».
Всё бежали вдогонку до выселок,
Всё вещали кликуши безликие:
«Если выживет – будет он висельник!»
Я не верю в пророчества тёмные –
По тропинке тяжёлою поступью
Я несу свою боль неуёмную:
Вот я, Господи!.. Господи!.. Господи!..
***
Такая тишь и благодать окрест!
И всюду жизнь, как спелая малина…
Когда-нибудь мне всё же надоест
Приписывать её своим молитвам:
Я отойду, укроюсь в сень берёз –
И дождь прошёл, и зорька не погасла,
И также слышен дальний рокот гроз,
И день рисует солнечное масло.
Умылась светом первая пчела,
И радуга такая, что пред нею
Стою, молчу, но странные дела –
Творит молитву сердце всё сильнее.
***
На пути в небеса я пойму, о проклятье! –
Кто стоял – упадёт, и не смей задаваться!
В сумасшедших мечтах крест нести для пропятья
Так легко до Голгофы в неполные двадцать.
Что на сердце приходит в мои сорок с гаком?
Вот, немного ещё, и виски побелеют,
Скоро в гору брести со своим Исааком –
Утешаю себя, что барашек заблеет.
И какою же ум убаюкан змеёю –
Забываются грёзы о пажитях злачных!
Обрастаешь годами – и свыкся с землёю,
Не прельщает сияньем венец огнезрачный.
Знаю, что совоскресну, и камень отвалишь –
Всё, как Ты обещал нам – но чаще и чаще
Из десятка молитв мне опорой одна лишь:
«Да минует меня эта скорбная чаша!»
***
Покуда росток не зачах,
Пора собираться, пора –
Купаясь в последних лучах,
Стоит на закате гора.
Идёшь на неё, молчалив,
Наследником славных эпох.
Не заросли древних олив –
Берёзы кривые и мох
Предстанут в таинственной мгле,
Качнётся головка цветка.
И, сердцем прижавшись к земле,
Я стану предельно чутка,
Чтоб слышать иные миры –
Травинку, листок, муравья.
Не с этой ли малой горы
Придёт ко мне помощь Твоя?
* * *
Пусть на сонном маршруте особых предвестников нет,
Времена парусами уныло повисли на реях –
Я мечтаю доплыть до черты, за которой рассвет
Вспыхнет новым светилом, и тёмное сердце прозреет.
Там усталый апостол достанет из волн свой улов,
Серебристые рыбы блеснут одесную-ошую;
Но тогда надо мною исполнится истинность слов,
И отверстое небо вовек ни о чём не спрошу я.
Может просто к покою потянется бренная плоть –
Хоть кого изведёт череда безнадёжных скитаний,
Только вымолвлю сердцем: «Воистину прав Ты, Господь!»
И на веру приму роковой парадокс мирозданья.
***
Что Тебе принесу или что Тебе, Вечный, воздам?
Мне казалось вчера, что отныне на раны готова.
Я сама говорила: позволь мне прийти по водам —
И шагнула вперёд, не дождавшись ответного слова.
Я, конечно, дойду — я сильнее стоящих окрест,
У меня два меча, и не камень Ты видишь, а глыбу!
Только петел поёт и чернеет за городом Крест,
И не просто тону — удаляюсь долавливать рыбу.
А в мятежной груди полыхает недобрый костёр,
В зачерствелую душу заглянешь — становится ясно,
Что бы сталось со мной, если б Сам Ты руки не простёр
И не дал до конца в безнадёжной стремнине увязнуть.
