Служение стихами поэту необходимо как искренняя и горячая молитва, исцеляющая, оберегающая, взывающая к раскаянию, и это явственно просматривается на примере стихотворений поэта Вадима Терёхина. Его стихи способствуют изгнанию окаменелости и нечувствия из наших сердец, при чтении их складывается впечатление, что они призваны вразумлять автора и читателей, обращать внимание на итоги нашей греховной жизни, словно подготавливая нас к самой главной встрече, которую каждый предчувствует ежедневно и еженощно.

Александр ОРЛОВ



* * *

Предчувствуя скорую встречу,
Шатаясь меж улиц и звезд,
Находишь соцветие речи,
Чей умысел явно не прост.

Ему повинуешься слепо,
Повержен зловещей судьбой.
Быть может, бездонное небо
Опять поделилось с тобой.

Быть может, Оттуда явилась
Тончайшая хрупкая нить,
Тебе наказав Божью милость
На белом листе сохранить.

А может на уровне клетки,
Чья суть первобытно чиста,
Вложили далёкие предки
Свой голос вот в эти уста.

И ночью, когда на досуге
Ты в дебри сознанья проник,
Очнёшься, услышав в испуге
Повисший над джунглями крик.

И хочется дикому детству,
Ответствуя, не изменить:
Над собственным несовершенством
Угрюмо по-волчьи завыть.


* * *


Я живу как росток от земли,
Подбираю, что миру негоже.
Делу рук моих благоволи
Милосердный и Праведный Боже!

Сделай так, чтоб вернулся сюда
Улизнувший в бездонное небо
Добросовестный ангел труда
И принёс мне и соли и хлеба!

И в бескрайний простор вострубя,
Мне вернул все былые надежды,
Чтоб рассчитывал я на Тебя
В трудный час этой жизни, как прежде!

ВОДА

Известно, что придя в движенье,
По всем законам естества
В системе общего снабженья
Вода безвидна и мертва.

И ждёт спасения, доколе
Не образует в трубах течь.
Вода не может жить в неволе
Как поэтическая речь.

Она подвижница теченья,
Напора, скрытого в груди.
И из любого заточенья
Всегда пробьёт себе пути.

И если посмотреть на воду,
Примерить жалкий опыт свой –
Лишь вырываясь на свободу,
Вода становится живой.

СЛОВО И МУЗЫКА

Слышишь, заводит сверчок
Песню на лире запечной.
Как бы мир не был жесток,
Слово и музыка вечны.

Мы рождены, чтоб пропасть.
Канет во мгле бесконечной
Слава, богатство и власть.
Слово и музыка вечны.

Как же нам жить на земле
Просто, неспешно, сердечно?
В мире, лежащем во зле,
Слово и музыка вечны.

Жизнь поместилась в семь нот.
Но в суете быстротечной
Всё в этом мире пройдёт.
Слово и музыка вечны.

КОЛОКОЛ

Подвигая к вечной жизни,
Как небесный, верный щит,
Охранителем Отчизны
Вещий колокол звучит.

Ищет отклика в народе.
Бьётся из последних сил.
Громче! – попросил Мефодий.
Звонче! – подхватил Кирилл.

Сдвинуть время и пространство
Смог славянский алфавит.
Бьётся сердце христианства –
Это небо говорит.

Это быть на всё готовым
Нам даётся благодать –
Перед самым первым Словом
За Отчизну пострадать.

* * *

Я страшусь Твоей любви.
Помяни мя добрым словом.
Господи, благослови
Быть к дарам Твоим готовым.

Дай святую благодать,
Беспристрастие и волю
Чистым сердцем принимать
Мне ниспосланную долю,

Мужества перенести
Дар небесный Серафима
И пройти Твои пути,
Кои неисповедимы.



* * *

Обрати внимание, прохожий,
Не на помрачение в народе,
А на то, что вечен образ Божий
В каждом первом встречном пешеходе.

Даже если он заочник ада,
Ученик его кругов и петель,
Пожалеть обиженного надо,
Ибо в нём остался горний пепел.

И в тебе, прохожий, вечен тоже
Свет, что неуклюже и нелепо
Бьёт тихонько из-под тонкой кожи
И обратно просится на небо.


* * *

Время привязано к числам.
Только сойдёшь за порог
Крепко таинственным смыслом
Держит тебя поводок.

Вмиг улетят восвояси
Только его оброни,
Сбросив телесные связи,
Семикрылатые дни.

Каждый, найдённый в капусте,
Взятый в едином числе,
Маленький колышек грусти,
Вбитый на этой земле.

* * *

Не думая о каждом часе
Невольно прожитого дня,
В безудержном однообразье
Уходит время от меня.

Но разгоняет жизни морок
Дитя, рождённое на свет.
Последний раз мне будет сорок,
Ну, то есть сорок девять лет.

И если стоит жить на свете
Не для стяжания венцов,
Нам радость - бабочки и дети
И звон прощальных бубенцов.

Нам радость – данная свобода,
Господь, творящий естество.
И честь достойного ухода
Под сень могущества Его.

* * *

Откуда – её я не звал –
Идёт беспощадная старость.
И кажется всё я сказал,
Но главное что-то осталось.

И всё кратковременно так,
Непрочно, мгновенно, беспечно.
И всё кратковременно так,
И всё удивительно вечно.

И всё, что на грешной земле,
Пропел я как певчая птица,
Плутая в полуночной мгле,
На небе должно разрешиться.

* * *

Кем устрашится естество
В преддверье смертного порога?
Не остаётся никого
На этом свете, кроме Бога.

Всё разлетится в пыль и в прах.
Себя здесь не удержит бытом
Живущий на Его устах
Разноязыким алфавитом.

Чем успокоится душа?
Нам всем дано из милосердья
Жить вдумчиво и не спеша
И предвкушать своё бессмертье.

* * *

Не двигается время вспять,
Но водит грифелем по коже.
И перед ним не устоять
Мы не становимся моложе.

И впредь не будем лучше мы.
Так очевидно и понятно,
Что наши светлые умы
Затмят проявленные пятна.

Мы не отвертимся уже,
Не избежим дурных отметок.
Найти смирение в душе –
Все, что осталось напоследок.

* * *

Когда я стану древним стариком,
Готовым отойти к небесной тверди –
Для юношества лучшим образцом
Учебного пособия по смерти,

Я вспомню про своё житьё-бытьё,
Ведомый высшей волею Господней,
Как счастье вдруг составило моё
Всё то, чем недоволен я сегодня.

И, размышляя над своей судьбой,
Наедине оставшись с целым светом,
Я буду честен пред самим собой
И ценен для потомков только в этом.

* * *

У человека, что не говори,
Есть жажда перед небом отличиться –
Желать изволит ангела внутри
Простого праха вечная темница.

Он рвёт неосязаемым крылом
Земные путы трепетного тельца.
И дело не кончается добром,
Венцом и славой для его владельца.

Но человек берёт неверный тон,
Хоть понимает – с миром он не пара;
И ждёт, когда распустится бутон
Случайного божественного дара.

* * *

Я хочу передать с незатейливой помощью строчки,
Проставляя нелепые знаки, штрихи и крючочки,
Как водила меня в лабиринте угрюмая сила.
Я хочу рассказать то, что жило во мне, то, что было.

Пригибает к земле средоточие грешного груза,
Где веду свой отсчёт от изгнанья и после Иисуса,
Где не видел иного заката, иного рассвета
И живу между светом и тьмой, между тьмою и светом.

Умирая туда, воскресаю немедля обратно.
И ношу на себе, как медали родимые пятна,
Небосвод на плечах, на устах неуклюжее слово.
Кто там бродит вдали? Это горсточка праха земного.

Ищет почву стопе, вспоминает забытое имя –
Это он, это я, обрамлённый двумя запятыми.
От великой любви до безмерной тоски и печали –
Это он, это я, это всё, что царило вначале.

В чёрной хляби звезда затуманенным оком стояла.
Время люльку младенца устало рукою качало.
Он кричал, затихал и смотрел на звезду исподлобья.
Жалко морщил лицо, и звезда повторяло подобье.


* * *

И когда повстречал я бомжа
На каком-то вокзале убогом.
Я подумал, что наша душа
Точно так же смердит перед Богом.

Бог не требует наших молитв.
Но лежу пред тобой распростёртый.
Это я — изнемогший от битв.
Это я — худоцветный и чёрный.

Это я — предъявивший права
И просящий пощады несмело.
Понимаю, что эти слова
Может быть, наше главное дело.

* * *