Поэзия опознаётся не отвлечённым «шестым чувством», но всей душой, ожидающей её прихода, и точно так же, как все создания, уставшие от зимы, жаждут весенних лучей. Так снимается вопрос о том, как отличить напряжённое, как тетива натянутого лука, слово от безвольно провисающего, дурно склёпанного и мало способного выразить невыразимое.
Наталья Тагорина (Санкт-Петербург) назвала свою подборку «В прибое», но я решился переименовать её для портала «Правчтение» так, чтобы религиозная интенция её выявилась ещё явственнее. Так пусть же оба названия уживутся: одно («и слово – Бог» - одна из строк) станет небесным эпиграфом, другое – обозначит земное авторское состояние так достоверно, как только возможно. Пусть станут рифмой ещё не виданной…
Говорить о настоящей поэзии сложно, как будто бы говорящего уже охватывает немота вечности, и потому на этот раз позвольте избегнуть пояснений. Наученные рубрикой «Современная поэзия» различать многие десятки просодий (поэтических манер, особенностей произнесения, лексического выбора, характерного для каждого автора), вы без труда, верю, отличите слово автора от иных по тем приметам, что дались автору неистовым трудом всего своего существа.
Наталья и всесильна, и беспомощна в том, как прихотливо избирает образ, и в том – поистине великая обнажённость её перед пространством и временем. Только так, вне малейшей защиты, и можно вкладывать чувство в действительность, отображая и её, и внутренние, зависимые от её настроя, шторма и штили. Мир не успокоится, потому что попросту не умеет быть успокоенным. Его современному состоянию предшествовали многие бури, и в полосе прибоя мы слышим зачастую отзвуки великих блаженств и преступлений. Но истинная поэзия – о том, что вне их. Об изначальном. Полагаю, что и это вы тоже сумеете ощутить
Сергей Арутюнов
В ПРИБОЕ
Стихотворения
***
Снег не летит, а льётся. И предметы
Намокшими белеют ворохами
И оседают, погружаясь в синь, –
Зима затеяла большую стирку.
Почуяв будущей весны приметы,
Она спешит распутаться с делами:
Соседний дом, аптека, магазин –
Всё валится и тонет в мыльной пене.
Распаренная, с полными плечами,
Зима полощет, отжимает... Вот –
В сугробе новом замечает дырку,
Глядит с досадой миг – и с пущим рвеньем
На город снежные потоки льёт.
Но, наконец, готово. И с рассветом
Зима работе грандиозной рада.
А город тих. На бельевой верёвке
Покачиваются морские флаги –
Фасады, потемневшие от влаги.
Но снег на иглах в дремлющей Сосновке
Стоит высокой кучевой громадой –
Предвестием неслыханного лета...
***
Ты зазвучишь, как вольная вода,
Как донный вкус прихлынувшего моря,
Сквозь крики сумасшедшего, когда
Он улицу пугает, с кем-то споря, –
И вдруг молчит, бесплотную волну
Прохожих отведя, как пелену, –
С Тобой соединённый пуповиной...
С Твоей неосвещённой половиной.
***
Пришёл человек. Он дышит –
Всё небо в груди. Взгляни:
Он бег облаков над крышами –
Останься в его тени.
Пришёл человек влюблённый,
Пространство – его прибой.
В сияние отдалённый –
Он кроток перед тобой.
Ни слова – но как свободно,
Как нежно он весел: "Верь,
Я весь воплощён сегодня,
Не в будущем, а теперь.
Я только сегодня – полон,
Я призван и первозван..."
Пришёл человек – как волны,
Нашедшие Океан...
Читая Даля
Триптих
– Шорох, стрепет, верезг, резкий свист!
Это в хлещущем, слепящем вихре –
Бабочки слетаются!.. Но лист
Словаря переверну – и стихли...
Лишь дрожит – и невесом, и груб,
И искрист, и нежен до мерцанья, –
Тонкий отзвук, мотылёк у губ,
Крылышка упругое касанье...
…
Смыслами полнится жаркая мгла.
Чёрная кровь омывает ладони.
Жизнь остановлена на перегоне.
В спящий плацкарт, за скорлупку стекла
Бездна глядит – неподвижен зрачок.
Пахнет полынь первобытно и горько.
Нет никого в диком космосе, только
Бабочки просверк – слепой огонёк...
…
Речь моя – таинственный оплот...
Как твоя мерцающая плоть
Прорастает сквозь мою – в гортани,
В глубине? В трепещущие ткани,
До тишайших клеток – сладких сот...
Речь моя! На чью беду – ответ,
Ты проснулась, солнечная сила?
Плоть и кровь, дыхание и свет –
И пространство два крыла раскрыло:
Покачнулся горизонт – лети!
Окрыляй воздушные потоки!
Оживляй неведомые строки.
Наполняй глубинные пути.
***
Ваши дети - не дети вам.
Д.Х. Джебран
Ребёнок. Сын. Мой беспредельный.
Как якорь, брошенный в тоску, –
Любовь. И отсвет детских скул –
Неточный, облачный и цельный.
Изменишься. Уйдёшь, как все,
Кто был тобою – раньше, младше.
И снова удивлённый мальчик
Исчезнет в спрятанной слезе.
Лети в разбегах высоты,
Стрела, направленная свыше!
И дай мне бог ещё расслышать,
О чём уже не плачешь ты.
***
Н.
Так грозовой порыв распахивает окна –
В озоне и пыли, листву к земле клоня.
Так после ливня – сад, прохладной линзой вогнут,
Стоит вокруг меня и требует меня.
Так близкий ли, чужой – из отступившей дали
Щемящей красоты, сжимающей виски, –
Глядит, не отстранясь, в сгустившемся кристалле.
Так дети после слёз – слабы и глубоки...
И, оживая, мир светлеет понемногу.
Так, – распускаясь в круг прохладного огня, –
В себя вбирая всех, всё подводя к итогу,
Твоя любовь, как жизнь, проходит сквозь меня.
***
Облака достраивают улицу
До седьмых небес.
День субботний, беззаботный, щурится –
Нараспашку весь.
Разноцветный лес фасадов пряничных
Пышен и горяч.
В подворотню кот бродячий прячется –
Рыночный ловкач.
Он удачлив, и у рынка Сытного
Так легко ему
Возникать и растворяться сызнова
Со свету во тьму.
До седьмого или до девятого
Городского дна? –
В подворотне, где дорога Дантова
Краешком видна.
***
Не я, но мы. И Ты меж нами.
И каждый чист, и каждый пуст –
Как лист и придорожный камень,
Согрет у сокровенных уст,
Согрет и свят. Ещё для тайны
Бессилен взгляд – так сон глубок.
Лишь тронет лоб почти случайный,
Нежданный тонкий ветерок.
***
Только зовом Твоим – никакого другого зова:
Ни пути, ни приюта, ни друга, ни нежного слова.
Только словом Твоим – никакого другого слова.
Только слогом Твоим, только отзвуком, только земного
Невозможного сердца голосом детским быть.
Сыну
Топлёным молоком в стакане
Короткий зимний день.
Твоей руке тепло в моём кармане,
И лень
Искать перчатки – так светло, румяно
И перламутрово вокруг...
О, это счастье без изъяна,
Мой друг!
Одним глотком до раннего заката
Его допьём.
Тебе шесть лет, мне тридцать семь. Из сада
Идём вдвоём.
***
Земля восходит по спирали
В никем не видимый полёт,
И время изменяет ход
На запредельной вертикали.
В законе исключений нет:
Здесь шаг навстречу – шаг в разлуку.
Но сердце выбирает муку
И тем сдвигает ход планет.
***
(неизвестное письмо Винсента ван Гога брату Тео)
Слишком много тоски пролилось в потемневшие вены.
Да ещё этот чёртов мистраль, вынимающий душу.
Он убьёт меня, Тео. Смотри: над прованскою глушью,
Над полями подсолнухов так полыхает сиена,
Что холсты прожигает.
А ночью здесь тает индиго
И стекает по стёклам кафе. Я писал его десять
Онемевших ночей – этот пьяный зелёный и дикий,
До печёнок волнующий красный. И уравновесить
Это можно лишь небом.
Когда выхожу под созвездья –
Под молочный, лимонный, янтарный, – мне чудится, Тео,
В их бессонном молчании – имя. Неслышимой вестью,
Неуёмной печалью, снедающей душу и тело.
И мне хочется плакать.
И вот оттого над холстами
Всё растёт и растёт, и усиленное многократно,
Полыхнёт под мистралем однажды бездонное пламя –
Это Имя во мне отыскало дорогу обратно.
***
Ты –
Ночь, полыхнувшая густо-синим,
Имя, пришедшее горьким морем,
Тихий огонь, в янтаре носимый,
В грохоте волн, в ледяном разоре...
Ты –
Солнце, сошедшее в тьму и камедь,
В схваченный ужасом жаркий камень,
В донных провалах, в тоске, как в храме,
Что ты узнал меж двумя мирами?
***
Как хорошо ничем своим
Не дорожить, себя растратить.
Проснуться утром. От кровати
До потолка, неизъясним, –
Зелёный свет. Хотя – февраль,
Но чудо: двор уж весь растаял.
Мальчишек солнечная стая
Летит по лужам босиком
В прибое света...
И не жаль,
Что это только снилось в детстве –
Ведь никуда уже не деться
От лета за окном.
***
Ветку тронь – качнёшь в пустоту
Майский двор, скамейку, фонарь.
Бедной жизни невмоготу
Вечности цветущий букварь.
Мучает неназванный сад.
Жадно прорастает весна.
Силится вернуться назад
Кто-то – в имена.
Имена.
Сон в марте
Безветрие. А снег – горошинки на платье:
Так ровно он летит. Зима опять дитя –
Нарядна, и во сне всё хочется бежать ей
На смех и суету – в переднюю, к гостям.
Она опять юна, ей снится понедельник,
Каникулы, и вот – нагрянули с утра,
И слышится: гудит далёким басом ельник,
И гомоном вокруг – подлесок-детвора.
Недвижен долгий март – проснуться не торопит:
Всё комнат череда и старый этот дом,
Где солнечный паркет и туфель лёгкий топот
В янтарной пустоте разносится кругом…
…Горячей пустотой во сне неясно-тонком –
От детства до утра – проплавлено внутри.
И прибывает жизнь, где ты бежишь ребёнком,
Ты всё бежишь на смех и свет из-за двери.
***
А уцепиться можно только
За пустоту.
За трепет жизни – сладкой, горькой –
Зовущей ту,
Другую жизнь. За холод истин
Сквозь жажду лет...
За дважды два равно немыслимое –
И дальше – в свет.
***
Сквозь трещины в асфальте и песок,
Промытый августом до тихого свеченья,
Цветные камни, изумрудный мох –
Неслышно проступает воскресенье.
По руслам детских пересохших рек,
Где клады – синего стекла осколки,
Не огибая полустёртых вех,
Вневременье течёт без остановки.
Витражно-ярко первая листва,
До срока осветившая дороги,
Зрачков твоих дотронется едва,
И вспомнишь разом невозможно много –
До детского, до сокровенных крох –
И изнутри увидишь как святыни
Цветные камни, драгоценный мох
И туго свитый корень тополиный.
***
Благословляю твой уход
И славлю Руку, уводящую
Тебя наверх, за небосвод,
Из призрачного – в настоящее.
Горчайшую из всех потерь
Люблю – и каждый обжиг опыта...
И шаг в распахнутую дверь –
Туда, где ничего не отнято.
***
Заснежена твоя клеёнка
На парапете у метро.
Промёрзло нищее добро –
Салфетки, вязанные тонко.
И руки дряхлые дрожат,
И снегопаду уступают,
И кружево не успевают
Отряхивать. А снегопад
Тебя молчаньем охватил,
Удерживая, как младенца,
Как переполненное сердце –
Истаивая до светил...
Он светом увлекает вверх –
И в тесноте его высокой
Стоишь фигуркой одинокой,
Уже отделена от всех.
Но каждый божий человек,
Невидимо идущий мимо,
Тебе знаком необъяснимо!
И так – превозмогая снег,
Со всеми в перекличке тайной
На этом голом пятачке –
Стоишь смиренно, налегке,
С беспомощным своим вязаньем.
Так – словно на недолгий срок
Во всезвучащем разговоре,
В его космическом узоре
Ты – самый важный узелок.
***
И всё уже так ясно: яркий двор,
В сугробе старом прошлогодний сор,
И снег, набухший солнцем и водою,
Едва выдерживая под ногою –
Вдруг рушится, твердея в лёд.
И человек распахнутый идёт –
Не разойтись на грубой кромке света.
Неловко близкий миг – и канул где-то
В тенях и всполохах двора. И потому –
В ответ ему – ты пропадаешь тоже,
Вбирая крик ворон, на скрип похожий,
Летящий день, восторг его и тьму.
И только взгляд живёт. И мир – поток.
Покой и взгляд. И на исходе марта
Идёшь один домой из супермаркета,
Срезая путь в лучах наискосок.
Красоте
Они похожи
на экзотические цветы...
Р. Бротиган
Дари нечаянною лаской.
Распахивайся в духоте.
Живи во всех. Живи и властвуй –
Я покоряюсь красоте.
...И у витрин универмага,
В вечерней сутолоке ног –
Как экзотический цветок –
Уснувший уличный бродяга…
***
К руке твоей склоняюсь: там, под кожей –
Биение и свет.
И мир, сплетённый бережно и сложно,
Утешен и согрет.
И помнит всё. И беспечально дремлет
Меж завтра и вчера.
Солёная река – древнее древних –
Не знает переправ.
Её не перейти: неодолимо
Разлитое внутри.
И дом на берегу, и годы – мимо.
И свет горит.
***
Когда пишу кому-нибудь
Ты
или Вы, как прикасаюсь, –
Мне слово проникает в грудь
И раздвигает тёмный хаос
В густой крови.
И это – вдох
Из безвоздушного сиянья...
И я люблю.
И слово – Бог.
И нет меж нами расстоянья...
***
Пройти на просвет лабиринтом слов,
Страницами выйти к морю.
Из всех надоевших мирских оков,
Из всех мировых историй
Когда-нибудь выпутаться. Дойти
До той чистоты, с какою
Вода принимает в конце пути
Пришедших к её прибою.
