Стихи смолянина Семёна Пегова давно вырвались за пределы и Смоленщины, и собственно России. Семён – тот самый военный корреспондент, о котором два дня назад волновались почти все наши СМИ (он был избит в ходе волнений в Белоруссии). Военным корреспондентом телеканала «Звезда» Семён прошёл и пыльными дорогами Сирии, и разрушенными канонадой с сопредельной стороны посёлками Донбасса, и повсюду, где разгорается или уже пылает зарево очередной братоубийственной бойни.
Мальчишкам хочется геройства, и при желании можно наверстать упущенное мирным детством. Мир горит. Стихи Семёна – о геройстве простых людей, солдат и офицеров нескольких армий мира, и регулярных, и повстанческих, добровольных формирований. Ритм этих стихотворений порой рван, но постоянно свеж, и опаляет пламенем не только крови, но очистительной жертвы во имя… во имя чего и Чьё? Вечный вопрос.
Война образует собственную эстетику, и можно плыть в её потоке годами, но… Семён и вправду поэт, и голос его слышен не только на телеканалах, в репортажном кадре или студии. Он поэт уже потому, что не позволяет себе молчать о том, что видел и ощутил, и я надеюсь, что хриплое дыхание огромных территорий, которые он прошёл, донесётся из этих стихов и до вас.
«Тропой Ахилла» - цикл стихотворений, написанный в самые недавние годы. Буквально вчера.
Сергей Арутюнов
О, МИР МОЛЕКУЛ!
О, мир молекул, атомов и ядер,
Тьма элементов в череде герилий!
Но кто служил в межклеточном отряде
И не развяжет жилы сухожилий
Во имя пересчета Сверхтаблицы?
О, наша страсть к волненью эволюций!
Так холодно, что лучше не палиться,
Так горячо, что лучше оглянуться -
И в ржавых судорогах заката
Последнего зимовья накануне -
Останется попытка сделать кадр,
Как багровеют океана слюни,
Разбитые на брызги хрипом ветра.
Мир призовут в иную ипостась.
Закончится геологоразведка
И понеслась.
КОМАНДИРОВКА
Выходит месяц из бушлата,
Отсвечивает на шеврон.
В знак незакрытого гештальта
Ушли морпехами на фронт.
Мы стали реже раздражаться,
Шумели штурмовые склоки.
Как подвтерждение гражданства
Летели пули и оскокли.
Ломались плечи и предплечья.
И толку бился Гиппократ?
Ближневосточные увечья
Парнишка среднеазиат
Считает платою за Орден
Мужества. В его крови
Намешано с десяток родин,
Похожих, что ни говори,
Лишь резким отблеском азарта
Или колючим чертежом,
Внесённым на штабную карту
Суровым, питерским вождём.
Военной точкою в карьере
Остался выстрел из ПК.
С отчёта слизанная ересь
От пулеметного плевка -
Почти античная морока.
Как уравненье всех дорог
Конечные огни морпорта
И на арабском: «С нами Бог!».
ГОЛАНЫ
1.
Шуршали духи в землях каменистых,
Дрожала шерсть ребристого плато,
Снимала степь тернистое пальто
И выдох дня настолько был неистов,
Что вылился в нашествие жуков.
Массивность насекомых, их вальяжность
Стирала звания с мундиров камуфляжных
И притупляло острие штыков,
И мутный взгляд сухого крестоносца,
Как будто на граалевый графин
Направлен на подобие колодца,
Чей вид сложнее книжек и графинь -
Изгиб его желаний тошно ровен:
Вода и сон, а прочий примитив
Им установлен на копья штатив.
В пустыне под Дамаском воин -
Сам по себе начало и причина
Быть эвкалиптом с чистого листа.
Торчит шахидская в оливах высота,
Как белый зуб шпиона-бедуина,
Горит костёр из отпускных брошюр,
Замолкли духи. Завтра штурм.
2.
Выглядывали духи из пещер,
Война варились в собственном соку,
Понятно было даже дураку -
Нарушился привычный ход вещей.
«Пророк» подвел полки под монастырь:
Всех вырезают, даже арамейских,
И не хватает строк библейских -
Пустыня превращается в пустырь.
И пулями обглоданные пальмы
Навалены на высохшие поймы,
И вздохами кустарного напалма
Сражен отряд, и зверь не пойман…
И даже хрупкие металла лепестки
Вселяют в крестоносцев безнадежность.
Пустынных грез обветренная нежность -
Как тот бросок до высохшей реки.
И карточный чертеж со штабом сверив,
Везем домой кровавые румяна,
Как следствие душевного изъяна -
Способность наступать под знаком зверя.
Гудит броня и сладок как щербет
Ливанских гор спасительный хребет.
БОИ ЗА ВАВИЛОН
Святейшей похоти походы,
Не плоти жажда, но слюды -
Прозрачных смыслов. Ритм охоты
И брызги огненной слюны,
И фрукты в гущах солнцепёка,
Раздавлены полками тех,
Кто веру ставил выше Бога.
Горели птицы в высоте
Над степью древней Междуречья.
Пылали кишлаки племен,
И речь, по своему, овечья
Стирала буквы из имен.
В тела солдат металл посеяв,
Жрецы сдавали халифат -
Молились солнцу фарисеи,
Журчали Тигр и Евфрат.
И в берцах плавились крупинки,
Ближневосточного песка,
Арабские пестрели рынки,
Крутились пули у виска.
Зачистив с пряностями лавку,
Смотрели, духам отомстив,
Как тянет временную лямку
Изобретательный Сизиф.
БАЛКАНЫ ПОДНИМАЮТ БУНТ
Небесно-жалюзные ставни,
Желёзы горских деревень,
И скалы, сбившиеся в стаи,
Атлантом вбитые как сваи
В основу моря - дали крен.
На них кривые олеандры,
Разбавив выводок сосновый,
Хандры встречают арьергарды
И в тайне жаждут жизни новой.
Но Адриатика шумит -
Срывая с век их сон лукавый,
И шторм, по-своему, картавый,
Как будто черной нитью шит.
Воркуют птичьи балаганы
Ветрам и шторму вопреки,
И поднимают бунт Балканы,
И по горам бегут зверьки,
Коснувшись мельком побережья,
Не зацепив покоя Будвы,
Смотря назад как можно реже.
Событий облако как будто
Кофейный черт ползет из турки,
Пока сопит городовой,
Теряя статус, точно турки
В сраженьях Первой Мировой.
ЛИСТИК ОСТРЫЙ
Последний час пробил и пропит -
Исчерпан спирт окопных фляжек.
И на бульваре полупокер
Геройски ходит в камуфляже.
Заварен выход аварийный,
Начищен табельный наган.
По кулуарам запах винный
Гуляет. Чудится нога
Бойцу, взлетевшему на МОНКе
Во время праведной зачистки.
Густеет воздух, точно в морге.
В Генштабе взвешивают риски.
В тот вечер атомный и томный
Он по привычке ждал сентябрь -
Позвал друзей в свой дом фантомный.
Окутанные соцсетями,
Солдаты пошлости трудились -
Истории стена упала.
Втирался в десны вкус тратила.
Взрывоопасного крахмала
Следы растоптаны на вёрсты.
Что уравненье? Смерть в квадрате.
Лети, лети как листик острый
Жетончик позывного «Батя».
РЕЗЕРВ
Провинциальных лиц морщины,
Монументальные рельефы -
До пуль голодные мужчины.
Их бронированные нервы
Есть и гарант, и упущенье
Системы, выбравшей не нас.
Когда форсируя ущелья,
Мы брали под контроль Кавказ,
Вы раздавали нам кресты,
Себе наращивая звезды.
Мы жгли беспечные костры,
Войны вдыхая воздух пёстрый.
И газированных контузий,
Щекотно лопнут пузырьки.
Завязанный приказом узел
Развяжем звёздам вопреки.
Мы дружно выйдем из резерва,
Как выходили из запоев.
И бронированные нервы
Ещё один конфликт запомнят.
Вгрызаясь в пушечные ядра,
Мы завоюем тот рубеж,
Что три специальные отряда
Не взяли из своих убежищ.
Вы как угодно назовите
Орду, чья дерзость велика -
Мы пресловутых ЧВК
И сердцевина, и орбита.
Нам всем серьезно и за сорок.
Мы точно знаем, что по чём -
Стихов смоленских вязкий морок,
Глубинки спусковой крючок.
***
В костюме прочном и спортивном
Естественно на голом теле,
Мне думалось о примитивном,
О том, что есть на самом деле.
О том, что парни с полубоксом -
И те, что числятся в запасе,
За блокпостОм или блокпОстом,
Базируются на базе.
Оттуда выезды нередки.
Как написал в одном эссе
Тот человек, в культурной кепке,
Придумавший СССР:
«Все есть вращенье и система.
Вращение внутри систем».
Что значила сия поэма.
Понять не всем.
***
В полынье новогоднего шухера
Есть соблазн утопить Рождество.
В направленьи не флага, но флюгера
Мчится детства его естество.
И в кошмарах штабного ребёнка,
Там где вязкие стены, ворот -
Вполыхнёт фронтовая картонка
И погодный обрушится фронт.
У костра этих снов не согреешься,
Но урок их, по-своему, прост -
Он не сдался как фраер копеешный,
Помрачнел и щетиной зарос.
Вертит фразу, под фырканья зрады,
Что придумал поддельник-левша:
«Нету правды на улице Правды,
Зато в Питере есть кореша».
СЫНОВЬЯМ
Прошел дорогой неумытой
Надменные участки чащ.
Как следствие кустарных мытарств
Мой день уменьшился на часть.
И в новом времяисчисленьи,
По своему, одутловатом -
Лес коренастей стал и злее,
Почти солдатом.
Его так просто не расшаришь,
И на измену не проверишь,
Как пошутил один товарищ,
Колючей шуткою про вереск -
«Не всё цветы, что пахнут мёдом».
Во рту стабильно привкус меди.
Я плохо не скажу о мёртвом,
Но косвенно с
Ее процесс необротимый,
Прочней дубового цевья.
Молчат лесные побратимы.
Моя лесные сыновья -
Я жив лишь вашей амплитудой,
Где мир разобран на запчасти
Стихийной старшего напастью
И младшего с его причудой
Вой извлекать из волчьей пасти,
Болеть простудой.
ПОЖАР
Крошились стены будущих устройств,
Ломались копья.
Горящая ложилась гроздь
У изголовья -
У изголовья бронзового льва
За гривой мифа.
И львиная пылала голова,
Пылала грива.
То был не опиумный мираж,
Не сон лубочный.
То Киплинг брал на карандаш,
Пожара клочья.
Горели джунгли будущих систем
Отчасти частных.
И как снаряд над головой свистел,
Как приступ астмы,
Напев безбашенный слепца
Про кровь и жилы.
Идущим по пятам Отца -
Тропа Ахилла.
