Поэзия Алексея Шорохова представляется в виде чтения, занимающего всё свободное время, она словно противостоит беглому взгляду, заставляет замереть на месте, отбросить убийственную суету, вспомнить, когда, а главное, для чего мы родились. Этот вопрос не оставляет в покое самого автора, но говорить с каждым он не готов – он хочет найти именно тех, кому знакомо пленение случайным родством, кто наспех прощается с чудом, просит у Господа не прощенья, а защиты. Почему? Только по причине того, что защищён будет – раскаявшийся. Как и знакомые Шорохову представители его поколения, он остался там, в той уже неведомой и невидимой части суши под чистым небом, где верить, надеется, и любить умели все.
Александр ОРЛОВ
НОВОРОССИЯ
Сны стали яркие сниться,
Детские вещие сны.
Где-то пылают зарницы
Близкой по крови войны.
Где-то становится летом
Парень, сгоревший в броне.
Только ведь я не об этом,
Я не о том совсем... Не
Понимая откуда,
В нас эта вечность течёт,
Наспех прощаемся с чудом,
Свой не жалея живот.
Что же нас встретит на древнем
И бесконечном мосту?
...Домик над речкой в деревне,
В детстве уроненный стул.
Жизни прошедшей начало,
Тёмные воды извне.
Старый отец у причала
С парнем, сгоревшим в броне.
АНГЕЛУ-ХРАНИТЕЛЮ
Жизнь стремительно катится к устью
По камням несговорчивых дней.
С затаённой тревогой и грустью
Я всё чаще склоняюсь над ней.
И гляжусь в потемневшие воды,
И пугаюсь вечерней звезды –
Где-то там молчаливые годы
За туманом встают из воды.
И в груди шевелится тревога –
Слишком часто теперь перед сном
Не прощенья прошу я у Бога,
Но защиты – в бескрайнем, родном,
Нарастающем в сумерках хоре
Позабытых уже голосов.
Будто впрямь необъятное море
Из моих вырывается снов,
Где тонуть и больнее и слаще
В милом вихре потерянных лиц;
Где и сам я – земной и пропащий,
И не чтивший священных страниц.
Но и к самому тёмному устью
Уносимый в неправедном сне,
Помню я: с бесконечною грустью
Кто-то руку протягивал мне.
* * *
протоиерею. Владимиру (Герченову)
В плену случайного родства,
В пустыне ежедневных дел
Свои полки, душа, расставь
Поближе к правде и беде.
Свои пути, душа, воспой!
Среди унынья и тщеты
Такой безрадостной тропой
К своей судьбе восходишь ты.
Ещё горьки часы и дни,
Ещё далёк предел земной,
Ещё не пролегли огни
Между тобой, душа, и мной.
Ещё не всё погребено,
Ещё и время можно вспять…
Пред той последней глубиной –
Последняя, быть может, пядь.
ВЕЧЕРНИЙ ЧАС
Закат скользит над соснами, над кромкой.
И сизый сумрак следует за ним.
Над родиной печальной и негромкой
Вечерний час – недвижим и храним.
Лишь плеск реки да жалобы кукушки
Ещё тревожат сумерки мои.
Но дальних сосен алые верхушки
Уж не томят предчувствием любви.
Какой-то новой тишиною полный,
Я каждый день Тебя благодарю.
И всё сильней, таинственнее волны
К незримому несутся алтарю.
И в этот час, как будто в час последний,
Седое море настигает нас,
Чтобы судьбу мою с судьбой соседней
Соединить – хотя б на этот час.
* * *
Виктору Смирнову
Осень дышит мне в спину. Родился таков.
Не друзей и не птиц – все укрылись от ветра.
И не их в том вина, что не стало деньков,
Тех веселых деньков, нам отпущенных щедро.
Это просто любовь собирает цветы
И пускает венки в студенеющих водах.
Это просто ты вздрогнул у тихой черты,
За которой уже и бессмертье, и отдых.
Просто время пришло, дни такие пришли.
Вот и сын твой подрос, твоя юная вечность.
Все теперь хорошо, поклонись до земли
Своей странной судьбе за ее быстротечность.
Посиди над рекой, поглядись в молоко
Ее утренних снов, в их дыханье парное.
Никогда ты не видел таких облаков
Над своей головой и своею страною!
ПРЕДЗИМЬЕ
К. Самыгину
И всюду будет жизнь, как валенок без пары,
Забытый у плетня в преддверии зимы.
Куда б ты не уплыл, какие б злые чары
Тебя не унесли на колеснице тьмы –
Везде отыщешь кров, просевший от заботы;
Везде одни и те ж морщины на челе,
Да горький самогон, как пасынок свободы,
Да сиротливый быт, глядящий из щелей.
Но близко торжество твоей глухой равнины;
Вот-вот, ещё чуть-чуть – и озарится вся
Под низкою луной, средь звёздной ночи дивной,
Нездешней красотой и снегом просияв!
* * *
Если мир не проснулся добрей,
Значит, нечего было и браться -
Шум дождя и овражную прель
Воспевать, и в чернилах мараться.
И смотреть на уроках в окно,
Растворяясь в родном и безбрежном.
Что с того, что кому-то дано
Быть непонятым, глупым и нежным!
Все отмеряно здесь на весах
Нам при жизни не ясного братства…
Если мир не проснулся в слезах,
Значит, нечего было и браться.
НОЧНОЙ ПОЖАР
Геннадию Полякову
Тьма за окнами – тьма, а не марево
Беспокойных больших городов.
И огромное страшное зарево
Средь ночных неподвижных снегов.
С каждым шагом тревожнее дышится,
С каждым метром – навстречу беде.
Вот сирена пожарная слышится,
Вот промчались… Но где это, где?
Ничего не видать за деревьями!
И зачем мы оставили дом
И бредём нежилыми деревнями
По дороге, покрывшейся льдом?
Что нас выгнало в поле с товарищем?
Что мы ищем в морозной ночи?
Вот проходим с опаской над кладбищем,
Где могилы неведомо чьи.
Всё тревожные мысли проносятся.
- Боже правый, прости, не суди!
И лишь пламя до неба возносится,
Как молитва из грешной груди.
НА СМЕРТЬ ИГОРЯ БЛУДИЛИНА
Лежишь в темноте деревенской
И слушаешь звуки в ночи:
Какою-то тайной вселенской
Землю под тобою молчит!
И гнутся задумчиво ветки,
И тихо вздыхает постель,
И где-то совсем уже редкий
Тревожит поля коростель.
Исчезла в тумане округа,
И все мы теперь – корабли.
Плывём и не видим друг друга
Ввиду уже близкой земли.
И друг, обретающий сушу,
Сквозь тьму, сквозь туман, забытьё…
– Что взял он с собой? Только душу.
Бесценную. Только её.
К РОДИНЕ
Николаю Дорошенко
Время полулюдей, годы полураспада,
Череда беззаконий поросла лебедой.
Что же сталось с тобой, и кому это надо –
Километры беды мерить общей бедой?
Что нам «Запад», «Восток», если вышло иное,
Если русские тропы сюда привели?
Ты стоишь на краю, чуешь вечность спиною,
А вокруг только небо и немного земли.
Только ты, моя рань, моя вольная воля,
Позабыв про усталость, вся в небесной пыли,
Только ты и осталась, как лучшая доля,
Только ты и стоишь – остальное болит.
ХОЛОДА
Если ветер не просто о жизни -
О минувшем твоём говорит!
То, что память скупей и капризней,
И, увы, ненадёжней обид;
То, что скоро подёрнутся мраком
Расставанья и встречи твои...
По каким же таинственным знакам
Нам теперь выбираться двоим
Из уснувшей до срока округи,
Из осенней наследственной мглы?
Если духи сомненья и вьюги
Здесь уже обживают углы?
Если сердце не просит, а стонет,
Умоляет уже о любви?
Если даже грядущее тонет,
Растворяясь в озябшей крови?
И какой-то неведомый голос,
Пробиваясь сквозь холод и лёд,
Всё, что пело в тебе и боролось,
На последнюю битву зовёт!
