Бог знает, как невыносимо тяжело веровать в осенне-зимней России в то, что скрывающееся солнце когда-нибудь вернётся и заполонит собой небосвод на долгие-предолгие часы, и будет свет, и слабый, как первого подснежника, запах детского счастья ворвётся куда-то в область груди, и что-то заиндевевшее там отомрёт, как в игре «Море волнуется раз».
Но дело, однако, заключается в том, что без веры на Руси гораздо темнее, и раз наставшая зима без нее может никогда не закончиться. Вот отчего и веруем, и зовём Господне Лето, и оно всегда наступает, и Пасха свершается, и Троица, и Покров, а если бы не наш порыв к ним, Бог бы знает, как было.
Вот о чём стихотворения Юрия Макашева. Кажется, различить их интонацию вполне по силам и самому неподготовленному к чтению высокой поэзии читателю. Он почувствует каждую строку. В такое понимание стоит веровать не меньше, чем в наступление нескорой весны
Сергей Арутюнов
КОРДОН
«почему за окном и на сердце полярный лёд
и трамвай альтаир бетельгейзе в депо идёт»
Александр Оберемок
В старенькой «семёрке» (из депо)
Я читаю «Тамерлана» По.
Рельсы к шпалам
Тянутся, как паузы к словам.
Выхожу от храма Покрова
В двух кварталах.
День на редкость облачен и хмур.
Тонет позолоченный ажур
В зябкой дымке.
Где-то сверху, в царстве летаргий,
И мои услышаны шаги
По зазимку.
Врос терновник в кованый забор.
Сквозь чугун доносит детский хор
Гамму терций.
Кажется, нет дела никому,
Для чего, зачем и почему
Стынет сердце.
Спит Распятский скит на Соловках,
Молит о безмолвии монах
В Гранд-Шартрезе,
Я прошу у первой из Мадонн:
Пусть трамвай свернёт не на Кордон –
К Бетельгейзе.
*Кордон – конечная остановка трамвая рядом с онкологической клиникой.
ВЕЧНОСТЬ
Чадят лампады, тают свечи,
Встречая весть.
Раз колыбель качает вечность,
То вечность – есть.
Есть купол звёздный вместо крыши
И белый лён.
Есть дни, когда ты сердцем слышишь
Вечерний звон.
Летящих нот не понимаешь,
Им смотришь вслед
И почему-то точно знаешь,
Что вера – свет,
За коим рвётся вербный стебель
К земной волшбе,
Что Царство Божие не в небе.
Оно – в тебе.
ШТАНДЕР
Догорали летние деньки
На Илью-пророка.
Бог лепил на облаке снежки
Про запас, до срока.
Иногда заглядывался вниз.
Где-то там мальчишки
Отзывались турманом на свист.
Расставляя фишки,
Рисовал водящий ровный круг
Рваным сандалетом.
И взлетал, предчувствуя игру,
Мячик над планетой.
Растворялись в уличной пыли
Радостные лица.
Бог мечтал: – Вот мне бы до Земли,
И остановиться…
Пацаны кричали: – Штандер-стоп!
Падал в небо мячик.
А Ему казалось: – Штандер, Бог…
И никак иначе.
КРЕЩЕНИЕ
Крещение. Тепло в руках от воска.
Народ глядится мирно в образа.
Из окон – солнце тоненькой полоской.
Куда ни кинь – глаза, глаза, глаза.
За годом год. Мы любим, как умеем.
А молимся – как скажут небеса.
Уставшее Отечество жалеем.
Клянём царей и верим в чудеса…
У АЛТАРЯ
Здравствуй, Боже.
Ну, не сердись, что так,
Что опять не выучил семь молитв.
Ты шепни, если с неба подашь знак,
Почему так болит?
Вверх коптит свеча высотою в пядь.
Слушай, можешь мне приоткрыть… меня?
Подскажи, тебе положено знать,
Где всё это хранят?
Тает воск. А, может, тебе помочь?
Наверху ведь наверняка сквозняк,
Жарче солнце и холоднее ночь...
Или это не так?
ЧТО ЛУЧШЕ?
Когда добро решит вернуться,
На небе будет след от радуг.
Остынет чай в стеклянном блюдце,
Забытом кем-то у лампадок.
Не торопясь пробьют двенадцать
Часы с отделкой из томпака…
Чтоб лишний раз не волноваться
За тех, кто думает инако,
Я запишу, на всякий случай,
В начале книжки алфавитной:
– Спросить у Ангела, что лучше –
Прощённым быть
Или забытым…
ФРЕСКИ
Было время – и мечты
были.
Может вовсе не мечты…
Планы.
Покрывались города
пылью.
Может быть, не города…
Страны.
И любовь была тогда
рядом.
Может, вовсе не любовь…
Дерзость.
Были дни, когда решать
надо.
Может, даже не решать…
Резать.
Было важно называть
другом.
Может, друг и не был им…
Раньше.
Было страшно (голова – кругом):
Что же будет на Земле…
Дальше.
Было… Было…
Унывать – рано.
Смотрим взглядом в небеса
детским.
А у Бога там свои
планы…
Ну не планы, может.
Так…
Фрески.
ХОЛОДНОЕ
И опять за окном тьма
В спящем городе.
Помолись за меня, мам.
Очень холодно.
Вслух пытаюсь шаги счесть
В одиночестве.
Называют его здесь
Их Высочеством.
А со счастьем проблем нет.
Просто очередь…
И уводит порой след
Твоей дочери
В тот знакомый душе храм.
Детство…
Молодость…
Помолись за меня, мам.
Очень холодно.
ЗВОНОК НА НЕБО
Киоск у остановки: – Мне – «Вечёрку».
Я на ходу читаю на «стене»*:
«Недорого. Звонок на небо». Номер.
И снизу (очень мелко) – о цене.
В подъезде – тишина. Звоню. Устало
Ответил голос на седьмом гудке:
– Дежурный по Небесной. Просто Павел.
У Вас минуты три, накоротке.
С надеждой я: – Соедините лично.
Хотелось бы услышать Самого.
– Попробуем. Он, правда, на больничном.
И принимает через одного.
Мне повезло: – Да, сын мой, говорите, –
Негромкий бас заполнил телефон.
– Как там мои на небе, подскажите?
– Минутку,– кашлянув, ответил Он.
– Вопрос у Вас – немножко необычный.
Привычней мне – Спаси и Сохрани…
И, полистав какие-то странички:
– Да, всё в порядке. Вижу. Вот они.
Им хорошо здесь. Тихо и не больно.
Светло-светло – у нас ведь нет ночей.
Им здесь тепло (и потому – спокойно)
От огоньков поставленных свечей.
Вздохнул: – Вот так. Терпите и… любите.
Нелишним будет просто помечтать.
И в Завтра будет всё, как захотите.
Не надо Завтра мучиться и ждать.
Короткие гудки. Щелчок. И – ветер…
Нетронут счёт. Как холодно внутри.
Пустой подъезд. И я – один на свете.
В руках – газета номер тридцать три.
*стена – страничка объявлений.